— Как это?! — вновь возмутилась Кристина. — Пока я твоя жена, меня касается все связанное с тобой!

Егор помолчал. Стряхнул гусеницу пепла в блюдце, стоящее рядом. Искоса взглянул на Кристину. И она вдруг в отчаянии догадалась: он не доверяет ей, не верил с самого начала! Да и как могло быть иначе? Дочка академика, избалованная и капризная, отец которой может все… Что ей взбрело в голову выйти замуж за простого вояку?.. Но он согласился на этот дар, молчаливо принял и помощь великого папочки, выкормленного в полном смысле этого слова вождем российской революции, оказавшимся и после смерти могучим и великим. Принял… А потом стал мучиться, терзаться, изводиться, проклинать самого себя… Разве он, здоровый мужик, умелый и разумный, был не в состоянии отказаться от всякой поддержки?.. Но тогда бы Кристина не поехала с ним в тмутаракань, а уехать он решил только с ней… И как все это объяснить теперь Кристине?..

Но это не единственная причина его ночных бдений. Есть и другая, не менее серьезная. Хотя, наверное, Кристине она показалась бы смешной и надуманной. Егор страдал из-за развала армии.

Когда-то он связал жизнь с боеспособной, мобильной, хорошо обученной и вооруженной государственной структурой. А сейчас… амебное, аморфное непонятно что, плавно и послушно перетекающее из других стран на родину, теряя по дороге лучших офицеров, расплавляясь и размываясь в пространстве… Воровство, побирушничество, растаскивание военного имущества, бойкая торговля направо и налево техникой…

Егор переставал себя уважать, а это огромное несчастье для мыслящего человека. Он видел и понимал, что все вокруг рушится. Он терял основу, почву под ногами и попытался найти ее в семье. Именно в тот момент и встретил Кристину… Именно тогда поверил в ее любовь и верность… Попытался выжить, спастись рядом с ней и за счет нее. У него не оставалось иного выхода.

Уже планировался вывод войск из Германии, Берлинская стена благополучно пала… Но путь домой для воинских частей, стоявших в Германии, растянулся почти на четыре года. И был чересчур печален…

— Мне раньше казалось, любящие друг друга способны совершить невозможное… — растерянно пробормотала выкричавшаяся и сразу поникшая Кристина.

— А теперь не кажется? — Егор закурил новую сигарету.

Ему было жаль жену. В конце концов, она мало в чем виновата. Как и он сам, и многие другие, да почти все, Кристина угодила между молотом советской действительности и наковальней жизни. Когда выживать приходилось частенько ценой потери самого дорогого и привычного, расставаясь с прежними идеалами, надеждами и мечтами. Разваливающееся на глазах государство оказалось немощным для того, чтобы любить и охранять свой народ, но продать его оно еще было в состоянии. И на что здесь можно опереться?..

Егор попытался сделать ставку на семью — свой последний оплот и пристанище в перевернутом с ног на голову мире. Кристина поступила точно так же. Но кто способен правильно и четко, безукоризненно тонко все рассчитать среди неожиданных и страшных изменений и осложнений жизни? Кто?! Наверное, исключительные люди, наделенные от природы огромной волей, куда большей, чем у Егора. Люди более практичные и прагматичные, не столь поглощенные горькими думами…

— Я не буду больше ни о чем спрашивать, раз ты не хочешь, — прошептала Кристина. — Поступай как знаешь… Я не хочу тебе ни в чем мешать. И ничем… Но у нас будет ребенок… Я его оставлю и выращу… Это ни в коей мере не должно влиять на твои решения. Я поэтому и не хотела тебе говорить. Все тянула, откладывала…

Егор смял сигарету. Пальцы обожгло… Ребенок… Последний и единственный шанс выжить, зацепиться за эту крошащуюся на кусочки жизнь крепко, цепко, по-настоящему…

— Когда? — спросил он.

— Весной, — ответила Кристина.

Знал или не знал Леонид об отношениях ОйСветы и Бориса? Если даже не знал, то, уж конечно, догадывался. Но молчал. На что он надеялся? Борис чувствовал себя неважно — роль обманщика и предателя под силу далеко не всем — но худо-бедно с ней справлялся. И предпочитал не спрашивать у резвой постельной подруги, совмещает ли она их, то есть водит за нос обоих, или все же, что маловероятно, рассталась с Рубаном, который стоически скрывает разрыв.

Летом, одолев первый курс, счастливые, они строили планы на лето.

— Ты куда намыливаешься? — словно между прочим поинтересовалась ОйСвета у Леонида.

— В Прибалтику к родственникам, — невозмутимо отозвался он. — А ты?

Зажигайка чуточку помедлила с ответом, будто что-то прикидывала.

— Пока не знаю. Денег на всякие крымы и кавказы нет. Посмотрим… Может, дадут путевку в студенческий эмгэушный лагерь, обещали, как хорошей спортсменке. Это детали.

ОйСвета увлекалась легкой атлетикой.

— Борис вот тоже пока в раздумьях… Леонид спокойно, задумчиво глянул на Недоспасова, кивнул и на всякий случай попрощался до осени. Вдруг они не увидятся до сентября… Так и случилось. Леонид уехал, и Борис с ОйСветой оказались предоставленными самим себе, А большего им и не требовалось.

Они шатались по горячей, измочаленной жарищей Москве, забредали в парки и участвовали во всех мероприятиях и викторинах.

Однажды голый до пояса по случаю полуденного пекла Борька привел на одном из конкурсов пример пословицы:

— Своя рубашка ближе к телу!

— Точно! — отозвался находчивый массовик. — Кстати, а где ваша?

— Так получилось… — скромно ответил Борис. Вокруг хохотали, а ОйСвета привычно радостно прыгала и била в ладоши.

На другую викторину Борька заявился в шортах. Тогда это было совсем непривычно. На него оглядывались с интересом и любопытством, а он нарочно все время шумел, размахивал руками, привлекая к себе всеобщее внимание. Плюс ко всему рядом подпрыгивала и хлопала в ладоши ОйСвета. Наконец ведущий не выдержал и громогласно попросил:

— Молодой человек в трусах! Потише, пожалуйста!

Вредная ОйСвета расхохоталась первой. А Борис сник. Сидел до конца викторины тише воды, ниже травы и часто краснел. Все на него смотрели и смеялись, вспоминая окрик массовика.

Они вышли из парка и устало побрели к метро.

— Я достала себе майку с неприличной надписью. Расстаралась! — гордо сообщила предательница ОйСвета, неловко пытаясь реабилитироваться и утешить Бориса. — Завтра надену. Как дополнение к твоим шортам. Во шороху будет! Блеск!

— Интересное кино… И что же на ней написано? — залюбопытничал Борька. — Может, теперь рядом с тобой и показаться будет стыдно? Ты коварная…

— Ничего особенного, — пожала плечами зажигайка. — Два слова: «Связь установлена».

Борис ухмыльнулся:

— Ой, Света… И где это ты раздобыла?

— Тайна! Какая тебе разница? Это детали. Где взяла, там больше нет. Частный заказу. А что, тоже такую захотелось? Завидуешь?

— Да нет, две рядом — это перебор. И истолковать твою надпись можно очень по-разному.

— Не волнуйся! — заверила его ОйСвета. — Все истолкуют как надо! Именно одним определенным и правильным образом! У нас люди не так страшно далеки от секса, как революционеры от народа. А вот тебе известно, например, в чем разница между крокодилом и аллигатором? — Борис удивленно-вопросительно взглянул на нее. — Мне папа недавно объяснил. И в чем, ты думаешь? Оказывается, в расположении зубов! У крокодила не так растут зубки в пасти, как у аллигатора. И все. — Она залилась хохотом. — Значит, когда он тебя будет лопать, посмотри у него зубы и разберись: крокодил тебя ест или аллигатор! А иначе никак! В конце концов, удовлетворишь свой исследовательский интерес! Особенно если ты биолог. Это к вопросу об условности и сложности познания.

— К тому же самому вопросу могу добавить пример из истории, — с ходу включился в новую игру Борис. — Древние греки не только не знали, что они древние, но даже не подозревали, что они греки! Они себя называли эллинами и свою страну — Элладой, а греками их назвали значительно позже.

ОйСвета опять захохотала и вдруг осеклась. В очередной раз сменилось настроение… Борис покосился на нее.