Она медленно шла рядом с Борисом, безжалостно сминая подошвами туфелек хрустящие и вобравшие в себя последнее осеннее солнце листья и не замечая их.
— Знаешь, мне было тогда так плохо… Так страшно… Онемевший телефон, полная тишина, и я одна в пустой квартире… Родители — на работе. Я целыми днями лежала, отвернувшись к стене. Мама боялась, что я окончательно повредилась головой. Меня спас Ленька. Он один остался со мной. И словно ничего не заметил. Заставил меня поступить на курсы английского. Ходил со мной в кино, в театры…
— А он что, тоже провалился в прошлом году?
— Нет, почему, он блестяще сдал все экзамены, прошел на ура…
— Как это? — удивился Борис. — Вы же поступали вместе, и он учится теперь с нами на одном курсе, то есть на первом. По-моему, я ничего не перепутал…
ОйСвета вздохнула:
— Все правильно. Конечно, ты ничего не перепутал. Просто Леня поступил сначала в мед, а потом понял, что это не для него. Ну, ошибся человек, с кем не бывает… Забрал документы и пошел поступать со мной. Ему еще нет восемнадцати, так что успел до армии.
Борька покосился на свою спутницу:
— Ой, Света… И ты всему этому веришь?
— Чему именно?
— Да его жестокому и полному разочарованию в медицине!
ОйСвета пожала плечами:
— А что тут необычного? Все ищут себя, свой путь. И спотыкаются, промахиваются. Закон жизни. Так всегда и у всех. Мало кому удается сразу понять себя и найти свое призвание, точно определиться и обозначиться.
— Есть и другой закон, — пробурчал Борис. — Но тебе, видимо, о нем пока ничего не известно… Это закон притяжения. И заодно страха потери. Когда человек смертельно боится потерять что-то важное, необходимое… Или кого-то. И делает все так, чтобы всегда находиться рядом. Даже подгоняет под свои желания жизненные обстоятельства. А они часто, в две секундочки, охотно уступают, подчиняются человеческим настроениям, потому что обстоятельства не столь жестоки, как иногда нам кажется.
— Значит, ты думаешь… — прошептала ОйСвета.
— Я не думаю! — прервал ее Борис. — Я просто уверен! Разве у тебя не было подозрений?
Он улыбался. Понимал, что теперь обштопает Леньку запросто.
— Были… — пролепетала девушка. — Ну конечно были… Но я их легко прогнала. Чтобы не мешали жить…
— И спать с Леонидом, — прибавил Борис. — Низкий поклон ему от меня!
Он думал, что будущая юристка тут же больно вцепится ему острыми ноготками в лицо или, по крайней мере, влепит приличную оплеуху. И даже чуть-чуть отстранился. Но ОйСвета повела себя кротко:
— Это вышло случайно…
— Так получилось?.. — хмыкнув, уточнил Борис. Девочка с серьезным видом кивнула:
— Да… Просто, понимаешь, мы уже были настолько близки друг другу, настолько хорошо друг друга понимали, что ничего другого нам не оставалось… Это вроде последней главы в книге.
— И похоже, она завершила все предыдущие? Интересное кино…
ОйСвета вновь грустно кивнула:
— Теперь я не знаю, что делать… Мне Леню жалко… Я вся измучилась… А тут еще ты со своими приставаниями и гляделками!.. Может, придумаешь какой-нибудь приемлемый для всех выход? А?.. — Она взглянула на него с робкой надеждой. Глупо… Что тут выдумаешь?..
— Ой, Света… — вздохнул Борис. — И надолго задумался.
17
— Доченька, а ты уверена, что я у тебя вечный? — неожиданно спросил отец.
— Папа… — растерялась Кристина.
— Что «папа»? — Он был резок, как никогда. Кристина, кажется, впервые видела его таким. — Ты хорошо помнишь, сколько мне лет? Это называется возрастом одиночества. Независимо от того, есть у тебя семья и друзья или нет. Друзья… Это смешно. — Отец задумался. — Сплошные зависть, ненависть и злоба. Допустим, у меня есть куча людей, кому можно позвонить. Но что сказать?.. И надоело выслушивать чужие жалобы. Я хочу радоваться… Каждый вечер вспоминать одну маленькую радость, случившуюся сегодня, и забывать обо всем остальном. Но такой радости нет…
— А мама? — неуверенно попробовала возразить Кристина. — А Маша?.. А я?.. И потом, ты еще такой бодрый, полный сил… У тебя даже память не барахлит, как у других… — отчаянно солгала она.
Но отец, казалось, ее не слышал и не слушал.
— Шестьдесят пять лет — призывной возраст. Когда тебя призовут к ответу в любую минуту… Недавно сильно заболел мой старый приятель, коллега. Его дочь, твоя ровесница, рвала на себе волосы от отчаяния, что она виновата, недосмотрела за отцом, упустила его болезнь. Глупая девочка!.. Думала, что можно сражаться со временем. А это бесполезно. Время — для всех время. Не мы переживем его, а оно нас… При чем тут болезнь, которую она якобы упустила? Когда человек полон сил и жизни, он не задумывается ни о чем и не задается вопросом, зачем ему жить. Он просто живет, оттого что жить — это замечательно! Но то ясное время для меня уже миновало… Когда ты читаешь в газете о том, как кого-то стукнули палкой по голове, и ешь бутерброд, то чувствуешь вкус бутерброда. И это совсем не то, когда тебя самого стукнут по голове. В отношениях со временем самое важное — как себя поставить… Есть такие характеры, что на время не влияют. Но это редкость.
— Папа…
— Что «папа»?.. Вечно этот твой стон «папа»! Какое на сей раз у нас дэзэ, доченька? Выкладывай… Очевидно, оно касается твоего прекрасного бравого кавалера в военной форме?
Кристина виновато потупилась. Отец угадал. Да и не так уж сложно…
Через месяц после возвращения Одинокова из санатория они зарегистрировались и уехали в Германию, куда направили служить Егора Степановича.
Очередное дэзэ папа выполнил с блеском, как всегда.
Кристина быстро обнаружила, что Егор мучается. Он вообще очень хорошо, просто мастерски умел это делать. Хотя сначала их брак казался счастливым. Но ночами Егор спал плохо, часто вставал, курил в форточку и долго сидел в одиночестве в соседней комнате…
Кристина тоже просыпалась. Лежала, глядя в стену, и тщетно пыталась понять причину необъяснимой бессонницы мужа. Наконец, отважилась спросить. Накинула халат, с удовольствием оглядела свои по-прежнему красивые ноги и подошла к мужу. Он сидел с позабытой сигаретой в руке, опустив плечи и уставившись в одну точку.
Кристина резко зажгла свет. Егор вздрогнул и недоуменно взглянул на жену. Словно забыл на веки вечные о ней, как и о тлеющей в руке сигарете.
— Что происходит? — раздраженно спросила Кристина. — Мы поженились, но остались совершенно чужими и непонятными друг другу людьми.
— Быть непонятым — наша доля… — пробормотал Егор.
— Чушь! — закричала Кристина. — Нельзя жить так, как мы живем, — порознь, каждый сам в себе! Доля у нас теперь общая, разделенная пополам! Ну объясни, почему ты сидишь здесь один, в темноте, почти каждую ночь и молчишь, и куришь, и думаешь о чем-то? О чем?! Неужели я, твоя жена, не вправе это знать?! Ты жалеешь о своей женитьбе?! Так скажи прямо! Мы тотчас разведемся. Я уеду, дослуживай себе и люби свою ненаглядную армию сколько влезет! Ни слова упрека от меня не услышишь! Я обещаю! Только мне казалось, у нас с тобой не так уж плохо…
Она покраснела и замолчала. Да, у них удивительно хорошо все складывалось в постели… Пока их ночи не стали прерываться молчаливыми уединениями Егора.
С Виталием так не было никогда. Он просто демонстрировал свои некие возможности и способности, красовался, как везде и всюду, наслаждался сам собой… Не более того. А разве бывает более? Кристина давно размышляла над этим. И поняла все лишь с Егором. Бывает, и еще как бывает! Егору постель казалась неким священным обрядом, перед которым он благоговел и замирал в восхищении. Он касался Кристины осторожно, благоговейно, словно боясь испортить и нарушить величие происходящего, закрывая глаза, полностью погружаясь в свои ощущения и отдаваясь им до конца, целиком, прекрасным и безмерным, великим, но недолговечным. Увы, увы…
— Мне не хотелось грузить тебя своими проблемами. В общем-то тебя напрямую они не касаются…