– Думаю, Карл Куллинан и его товарищ хорошо себя показали.

– Карл оставил на земле семерых мертвецов. Ольмина среди них не было.

– А Ольмин ушел. – Фурнаэль начал подниматься. – Тем не менее история весьма впечатляюща. Спасибо, что поведали мне ее, друг Ахира. А теперь, Карл Куллинан, прошу вас сюда…

Ахира положил ладонь на баронову руку.

– Нет, барон, я сказал: он оставил семерых. Ольмина он не оставил: он принес его голову нам – в доказательство и на память. – Гном убрал ладонь и добродушно улыбнулся. – Желаю приятно побеседовать.

Светлая ночь озарялась миллионами горящих в вышине звезд – и факелами на стенах Фурнаэлева замка.

Удобно устроившись в седле Морковки, Карл ехал рядом с Фурнаэлем. Лошадь барона, чуть более низкую, снежно-белую кобылу, украшала черная отметина на правом глазу, делая ее похожей на пиратку.

Они медленно ехали по узкой грязной тропе вдоль стены; Фурнаэль останавливался у каждой из четырех караулен и молча вскидывал руку, приветствуя стража, смотрящего сквозь бойницу в зубчатой стене. Каждый страж ответно кивал и махал рукой.

Ко времени, когда они добрались до Княжеского Тракта, Карл был сыт Фурнаэлевым молчанием по горло.

– Барон?

– Потерпите еще немного, Карл Куллинан. – Дернув повод, он направил лошадь на восток от тракта. Карл – следом.

Вскоре стены замка растаяли вдали; Фурнаэль въехал на холм, потом пустил лошадь вниз, к кучке низких деревянных домов. Над их крышами, выплывая из труб, курились дымки.

– Это хижины моих личных крепостных, – проговорил Фурнаэль. По обе стороны дороги покачивалась и шептала что-то самой себе высокая – по грудь – кукуруза. – Я смотрел на охрану сквозь пальцы, – сообщил он с глубоким вздохом. – Никаких паролей, всего несколько стрелков, а солдат нет вовсе. Но это придется менять. Все придется менять.

– Не похоже, что вам что-то грозит, барон, – заметил Карл. – Простите мои возражения.

– А если бы не простил – мне бы стало что-нибудь угрожать? – Фурнаэль улыбнулся. – Довольно формальностей. Позволите ли называть вас Карлом? Я был бы польщен, зови вы меня просто Жерр. Разумеется, когда мы наедине. – Карл кивнул, Фурнаэль улыбнулся, сложил губы трубочкой и покачал головой. – Как справедливо говорят, внешность обманчива. Вы хорошо знаете Срединные Княжества?

– Совсем не знаю.

– Не считая кое-каких проблем с Терранджи, здесь, сколько я себя помню, всегда был мир, да и терранжийцы со всеми своими нападками не слишком угрожают Нифиэну и еще меньше – Биму.

Здесь давно царит мир. Все время правления Его Высочества – это точно. Его и мой отцы разрешили пограничные вопросы с Нифиэном; наши деды приструнили Холтун. Большинство солдат Его Высочества давно живут на своих хуторах. Во всей стране едва ли отыщешь и дюжину местных уроженцев, кто пролил бы кровь в сражении. Но, просто показав на Тезоименитстве или Венце Лета, какой прекрасный у тебя меч, воином не станешь. – Взмахом руки Фурнаэль указал на замок за спиной. – У меня сорок солдат.

Лишь Хивар урожденный бимец – его отец служил моему, как и его дед. Другие тоже принесли клятву, но они иностранцы-наемники. Я думал – мы будем жить богато и счастливо: и сам я, и мои сыновья, и их сыновья. Так я думал. И все еще надеюсь на это.

– Но больше в это не верите? – Карл покачал головой. – Не объясните почему, барон?

– Жерр.

– Так почему, Жерр? Я не заметил в Биме ни намека ни на войну, ни на упадок.

– Так вы считаете, что война и упадок связаны?

– Это очевидно, Жерр. Война приводит к упадку.

– Верно. Но может быть и по-другому. – Фурнаэль пожевал губами. – Опасность может таиться в богатстве – даже если его едва хватает, чтобы ваши люди были сыты и здоровы – если у вас достанет денег пригласить целителя. А если ваш сосед небогат?..

Пограничные войны с Нифиэном начались, когда на его западные районы и Кхар два года подряд обрушивались суховеи. В первый год они заплатили секте Паука, чтобы отвести сушь, но собрали едва половину пшеницы, а бобы и овес погибли полностью. Во второй год денег для Пауков у них недостало – и нифиэнцы решили сдвинуть границы на восток – в Бим.

К третьему урожаю война была в полном разгаре. – Барон покачал головой. – Я слышал рассказы о ней. Неприятная война. Весьма неприятная.

– И сейчас происходит то же самое?

– Нет, не совсем. Погодите-ка… – Фурнаэль придержал лошадь, наклонился и поднял с дороги камень с кулак величиной. Отбросил его на обочину и вновь вскочил в седло. – Немного не так – и немного не то. Менее чем в дне езды на восток и баронство Фурнаэль, и княжество Бим заканчиваются – начинается Холтун и баронство моего доброго друга Вертума Адахана. А Вертум Адахан действительно верный друг, хотя я никогда не переступлю его порога – как и он моего.

– Что так?

Фурнаэль печально склонил голову.

– Между нашими семьями кровная вражда. Смотря на чьей вы стороне – моя прабабушка была либо похищена у мужа, барона Адахана, либо оставила его по своей воле. Барон взял другую жену, но его люди нападали на Фурнаэлей все время, пока был жив мой прадед – да и дед тоже.

– И кто же, по-вашему, прав?

Барон тонко улыбнулся.

– Сударь, ставлю вас в известность: я – верный правнук. Разумеется, прабабушка оставила мужа добровольно, чтобы выйти за моего доблестного прадеда, и сама настояла, чтобы дверь от ее покоев запиралась только снаружи – дабы убедить мужа, что не собирается возвращаться к Адахану… – Он качнул головой. – Я покажу вам ее покои, если пожелаете. Вы вправе решать сами.

Но, как я уже сказал, хоть кровная месть и умерла ко временам моего отца, древняя вражда жива по-прежнему. На многих могилах моих вассалов стоят камни с надписью: «Убит свиньями Адахана». Я надеялся, следующие поколения… – Он оборвал себя. – Однако я слишком разговорился… Надеюсь, вы простите меня, Карл. Так редко удается поговорить не с вассалом, рабом или заезжим купцом, пытающимся выторговать пару лишних фур зерна за ту же цену. Знали бы вы, какая радость – болтать просто так, от души!

– Я… ценю это, Жерр. – Карл ни на миг не поверил, что Фурнаэль говорит просто «от души». Барон старался завоевать его доверие. Зачем? Рассчитывал ли Фурнаэль убедить Карла выполнить для него какую-то работу? Или за этим стояло нечто большее?

Когда они приблизились к деревянным хижинам, дверь ближайшей распахнулась, и оттуда, улыбаясь и выкрикивая приветствия, высыпали трое мальчишек. За ними вышла женщина.

Впрочем, назвать мальчишками всех было бы ошибкой. Самый высокий, черноволосый юноша лет шестнадцати, выглядел помолодевшей копией Фурнаэля, даром что, как и остальные, был одет в крестьянскую домотканую рубаху и такие же свободные штаны, а не в кожу и шерсть. Он подбежал и принял поводья лошади Фурнаэля, знаком велев другому парнишке сделать то же с Морковкой.

Фурнаэль спешился. Карл последовал за ним.

– Я считаю для себя честью. Карл Куллинан, представить вам старшего своего сына – Раффа, будущего барона Фурнаэльского. Рафф, это Карл Куллинан. Да, сын, тот самый Карл Куллинан.

Что делает сын и наследник барона в крестьянской хижине, одетый как крепостной, с потеками пота и грязи на лице, с руками в цыпках и трещинах?..

Карл не стал спрашивать; когда Фурнаэль будет готов – он сам расскажет Карлу все, что сочтет нужным.

Рафф скованно поклонился – глаза расширены, челюсть только что не отвисла.

– Благородный разбойник? Правда? – На лице Раффа ясно читалось благоговение.

Карлу сделалось неуютно; прежде он никогда не сталкивался с таким открытым почитанием героев.

– Смотря какой смысл ты вкладываешь в это определение, – заметил он. – Но возможно, я и тот, о ком вы подумали.

– Знакомство с вами – огромная радость для меня, господин. – Светский тон забавно контрастировал с простой одеждой и грязным лицом.

Самый младший из детей, мальчик на год-два моложе Эйи и дюйма на два пониже ее, подбежал и обхватил Фурнаэля руками, спрятав лицо на груди барона. Фурнаэль с теплой улыбкой взъерошил мальчику волосы.