Мэри
Я плетусь домой со скоростью миля в час, следуя прямо за большим красным снегоуборочным грузовиком с наклейкой «Медведей» на заднем стекле. Я словно плыву и всё ещё ощущаю на себе тепло рук Джимми, прокручивая в голове все те вещи, которые он со мной делал, то, как он делал, и то, что он мне при этом говорил.
Думаю, очень скоро мне понадобится ещё больше Джимми Фальконе.
Вообще-то, я так затерялась в мыслях о прошлой ночи, что почти забыла о важном для моего Вранглера моменте. Когда я смотрю на счётчик, то вижу на нём: 199.999. Мы как никогда близки к волшебной цифре.
— Мы сделали это, крошка, — говорю я, шлёпая по приборной панели. — Самое время для памятной фотографии.
Я оглядываюсь по сторонам и вижу безлюдную заправку «Mobil»1, где снежные заносы обвивают топливные колонки. Я съезжаю на подъездную дорожку и достаю телефон. Из-за варежек на руках он немного скользит, поэтому я сильнее зажимаю его между пальцами. Впрочем, мы ещё не проехали нужное расстояние до заветного числа. Это очень важный момент, и я не хочу наткнуться на Холстеда и пропустить его, поэтому газую на жёлтый свет. Очень, очень медленно я кружу вокруг колонок, наблюдая, как шесть вращающихся счётчиков склоняются к шести новым цифрам. Из круглосуточного магазинчика за мной с открытым ртом наблюдает доброжелательный на вид пожилой сикх2. Я делаю ещё кружок вокруг дизельной колонки и машу ему рукой. На следующем круге он нерешительно машет мне в ответ, как бы зависнув рукой в воздухе. И, прямо там, у заснеженной ледяной машины, это происходит.
Цифра на счётчике достигает 200,000.
Я делаю фотку.
— Юхууу!
Мужчина из круглосуточного магазинчика поднимает большой и указательный пальцы, соединяя их кончики в круг. Это универсальный жест, чтобы спросить всё ли в порядке?
Я поднимаю вверх большие пальцы, убираю телефон и уже собираюсь выезжать с заправки, когда замечаю его.
И, внезапно, всё становится очень плохо.
На нём серое пальто, из-под которого виднеется темно-серый костюм в тонкую полоску. Он потирает руки, обходя сбоку свой внедорожник «Lexus». Мой бывший.
Я мало чего боюсь, но от этого человека просто каменею.
Его зовут Эрик Кавано, и он биржевой маклер в Чикагской торговой палате3. Он проводит своей картой и что-то набирает на клавиатуре, но сейчас на улице дубак, а на планете не существует клавиатуры, способной нормально работать в такую погоду. На миллисекунду я вижу, как в нём загорается тот старый, парализующий гнев, когда он хлопает ладонью по стенке колонки с несоразмерной для этой ситуации гневом, и это как будто возвращает меня назад в прошлое.
Я съезжаю на сидении так низко, как могу, и опускаю голову, чтобы спрятаться. Я стараюсь взять себя в руки и считаю до двадцати, но это не помогает. Думаю о моём безопасном месте. Не помогает. Смотрю на свой брелок, пытаясь выкинуть бывшего из головы. Но это тоже не помогает. Страх берёт верх. Эрик уже начинает рычать на колонку, так же, как он рычал на меня. Я отлично помню эти оглушительные пьяные вопли у баров или в нашей квартире. Помню этот неуравновешенный, нестабильный взгляд человека, который снаружи выглядит самоуверенным, но внутри него закипает стихийное бедствие. Как перегретый лава-торт4, снаружи он прекрасен, но на самом деле, просто ждёт, чтобы отправить вас в отделение неотложки. Год назад я пожертвовала его обручальное кольцо Департаменту канализации и водоснабжения округа Кук с помощью высокоэффективного унитаза, и очень, очень, освободительного слива. Но страх? Остался до сих пор.
Я не видела Эрика с тех пор, как ушла от него. Не искала его на Facebook и не проезжала мимо нашей старой квартиры. Когда я ушла от него, я от него ушла, оборвав все нити. Я даже думала, что он, возможно, переехал, потому что ни разу не видела его в парке Линкольна.
Я выглядываю из-под руля. Эрик бы умер, если бы узнал, что я сделала татуировку. Он бы покачал головой и сказал: «Какой позор!» Пирсинг в носу его тоже смущал. А уж от бокса, я уверенна, этот парень был в ужасе. «Может ты лесбиянка?» — спросил он как-то после трёх виски и полбутылки вина. Люди уже рождаются с такой злобой, и она растет по мере их взросления.
Я выглядываю в щелку между рулём и сигналом, и вижу, как он спешит в направлении круглосуточного магазинчика, чтобы разнести в щепки день бедного продавца. Хорошо, что между ним и Эриком есть бронированное стекло и кнопка вызова 911. Потому что, видит Бог, она ему понадобится.
Как только Эрик скрывается внутри магазина, я давлю на газ и резко срываюсь с парковки, быстро поворачивая прямо на Клиборн и получая злой гудок от водителя такси. Я смотрю в зеркало заднего вида на безупречно выкрашенный «Lexus» Эрика в модном обвесе. В воспоминаниях сразу всплывает запах порошка гипсокартона в воздухе и звук крошащихся кусков, падающих между стойками.
Но, кое-чему я у него всё же научилась. Например, что если приложить кусочки холодного огурца к глазам на двадцать минут, то можно практически скрыть тот факт, что ты прорыдала всю ночь. А ещё, что соседи не станут звонить копам, независимо от того, насколько громкие крики идут из вашей квартиры. Чтобы залатать дыру, проделанную в гипсокартоне, нужно приложить сетку к герметику для заделки швов. И, что я больше ни за что на свете не позволю подобной ярости вернуться в мою жизнь.
Вся фигня в том, что от этой привычки было трудно избавиться. Мой отец, когда был жив, мог бы посоперничать с Эриком по темпераменту. Такой же грубый, жестокий, угрюмый. Я думала, что заслужила это. Я знала, как терпеть это. До тех пор, пока однажды, не стало…
Слишком. Всего этого. В этот день я появилась у двери Бриджит с чемоданом и не имела ни малейшего понятия, что делать дальше.
— Нахрен тебя, — рычу я в ответ на воспоминания о нём. — Больше ни за что на свете.
Но что будет с тем несчастным милым сикхом из круглосуточного магазина? Как я могу бросить его прямо в эпицентре бури? Я не позволю Эрику Черт-его-дери Кавано разорвать сердце ещё одному невинному человеку. Если я могу остановить его, то должна сделать это. Что ж, самое время покопаться в отбросах своих воспоминаний. Самое время до смерти его напугать и, в придачу, получить немного возмездия. Я осматриваю улицу и сворачиваю в автобусную зону. Схватив телефон, захожу в Гугл Карты, увеличиваю масштаб пальцами и нахожу станцию «Mobil». Жму на неё и нажимаю «вызов».
Первый гудок. Второй. Третий. Ещё до того, как мужчина говорит «Алло», я слышу рёв Эрика и чувствую желчь в горле.
— Станция «Mobil» на Харрисон, — кротко говорит продавец. — Меня зовут Ананд. Чем могу вам помочь?
На заднем фоне Эрик орёт:
— Ты, имбецильный сукин сын! Как люди должны заправляться? Твой автомат для карточек не работает, и у тебя нет банкомата? Ты, бл*ть сейчас прикалываешься надо мной?
Боже, как же я его ненавижу. Чтобы усмирить свой страх, я представляю себе его кольцо от Tiffany в огранке «Принцесса»5, которое мне никогда не нравилось, в огромной куче грязной туалетной бумаги на водоочистительном заводе у Военно-морского пирса. Это помогает. Немного. Затем, я беру себя в руки, потому что есть ужасный агрессивный парень, которого нужно напугать, и мне повезло, потому что я прекрасно знаю, как это сделать.
Я выпрямляюсь в кресле.
— Слушай внимательно, Ананд. Сохраняй спокойствие. Видишь парня, который орёт на тебя?
— Этот херов город кишит грёбаными неумёхами. И что за фигня у тебя на голове?
Нет. Всё кончено. Я снова чувствую в воздухе запах гипсокартона.
— Да, мэм, — говорит Ананд, и его голос дрожит. Это страх. Я узнаю страх.
Я тру нос рукавицей и, как можно спокойнее, объясняю:
— Скажи ему, что тебе жаль, но ты отвлёкся, потому что у вас проблемы с крысами.
— Мэм, но у нас…
— Ананд. Послушай меня. Я просто требую, чтобы ты сказал слово крысы. Можешь прокричать его, если захочешь. Без разницы. Просто сделай это, — я задерживаю дыхание, когда крики Эрика становятся громче. — Пожалуйста.
— Крысы, мэм? — говорит Ананд.
Мгновенно в круглосуточном магазинчике воцаряется тишина. Раз Миссисипи6. Два. И, наконец, Эрик воет:
— Что ты сказал? — но на целую октаву выше, чем до этого.
По коже мурашки, щеки покалывает, а на глаза наворачиваются слёзы. Очко в пользу девушки, с которой хватит.
А затем, как настоящий чемпион, Ананд говорит громче:
— Извините за неудобства, сэр, но я отвлёкся, потому что у нас очень, очень серьёзные проблемы с крысами. Вообще-то, я думаю, что одна может быть прямо у вас под ногами, сэр.
Всё затихает. Затем колокольчик у двери оповещает о славном побеге придурка Эрика.
— Да! — шепчу я. — Ананд! Да!
Ананд выдыхает.
— Спасибо, мэм.
Но мы пока ещё в опасности. Я видела, как он срывался на неодушевленные предметы, и, в идеале, это не должно произойти с колонкой номер три несчастного Ананда.
— Он ушёл?
— О, Боже… — говорит Ананд. И я почти слышу его улыбку. — Кажется, я забыл посыпать песком наледь, мэм.
— Он что, упал?
— И весьма эффектно! — хихикает Ананд. — Сейчас он снова встал. Бедолага порвал штаны. Да. Да, мэм, он ушёл.
Я закрываю глаза и позволяю нахлынуть облегчению и восторгу от того, что, наконец, смогла неожиданно ударить Эрика по уязвимому месту, как он много раз делал со мной. Прижавшись лбом к холодному рулю, я напоминаю себе, что это не более чем воспоминание. Я в безопасности, и всё в прошлом. Он ушёл навсегда, и я всегда буду свободной. Он просто пятно в моём прошлом. Я пережила это и стала сильнее, стала той, кто я есть.
— В самом деле. Спасибо вам, мэм. Пожалуйста, не стесняйтесь приезжать сюда в любое время, чтобы бесплатно заправиться. Или выпить кофе. У меня замечательный ароматный кофе. Я могу даже обеспечить вас кофе на всю жизнь. Крысы! — Ананд искренне хохочет. — Крысы. Благослови вас Господь, дорогая.