Оооо, нет, не может быть, что он это сказал. Я сжимаю руку и на мгновение позволяю себе представить, каково это — ударить его прямо между слишком близко посаженных глаз. У моей тети была одна простая теория: «Никогда не доверяй человеку, чьи глаза расположены слишком близко друг к другу». Тем не менее я не могу убить этого парня посреди экспресс свиданий.

— Сверху или снизу? — спрашивает он.

Или могу?

Итак, пришло время для смены темы. Не задумываясь, я говорю первое, что приходит мне в голову:

— Тебе нравится футбол?

Что? Мэри! Почему футбол? Почему? Почему?

Он вспыхивает.

— Футбол. Какого хрена ты хочешь поговорить о футболе? Разве мы здесь не для того, чтобы перепихнуться? — парень смотрит по сторонам, как будто проверяет, на тот ли вечер он пришел.

Я прижимаю носок ботинка к ножке стола, чтобы не ударить его по голени.

— Что ты думаешь насчет «Медведей»…

— Чёртовы «Медведи», — говорит он, делая еще один глоток. — Чёртов Джимми проклятый Фалькони.

Гнев вспыхивает во мне мгновенно, будто я дотронулась до незаземленного выключателя света в своей голове. Ощущение, будто по всему телу пронесся разряд тока, как в тот раз, когда я пыталась зажечь свет сломанным выключателем в своей старой квартире. Гнев — нехарактерная для меня эмоция, совсем нет. Он заставляет мои глаза бегать, лицо становится горячим, а ноздри сильно и быстро раздуваются.

— Он старается изо всех сил.

— Мудак он! Я с ребятами на работе заключили пари, что эта игра станет его последней. И это будет прекрасное гребаное избавление!

Он сильно бьет кулаком по столу точно, как делал Эрик. Это вызывает такой внезапный прилив ярости и страха, что я сжимаю пальцы на бедрах и начинаю считать с двадцати.

— У меня даже есть наклейка на бампере с надписью: «Чёртов Фалькони», — фыркает он. — Неплохо, правда?

Время успокоиться. Бывает время для тишины. Бывает время для медитации. Но сейчас наступило время для чего-то абсолютно другого.

Итак, одним плавным движением я скрещиваю ноги, кладя правое бедро на левое, втискивая ногу между коленом и столом. Затем я опрокидываю его «Old Style», мой водочный тоник, корзину с хлебом и маленькую миску масла с острым перцем прямо парню на колени.

— Что за хрень! — ревёт он, отскакивая от стола так, что его стул с грохотом падает, приземляясь в середине комнаты. Все неловкие разговоры вокруг нас внезапно прекращаются.

— Извини! — я притворно ужасаюсь. — Мне так жаль!

Масло с острым перцем впитывается в его штаны, оставляя большое маслянистое пятно прямо над его ширинкой.

Я вскакиваю из-за стола.

— Пойду принесу бумажные полотенца, — но, проходя мимо него, я говорю: — Знаешь, что? Я думаю, что Фалькони делает всё отлично. Он играет с травмой. Люди меняются. Игроки начинают играть лучше. Я думаю, что нам повезло с ним.

Грубиян не отвечает. Просто поднимает свой стул, поправляет его и садится обратно, глядя на мой пустой стул с таким же выражением лица, как и когда я была там. Ни как на кого-то особенного или необычного, а просто как на очередную женщину на другом стуле.

Другими словами, как раз в противоположность тому, как Джимми Фалькони смотрит на меня даже в самые спокойные моменты. Или даже когда он приходил в сознание на ринге.

Я бросаю взгляд на Бриджит и иду в уборную. К счастью, в этой комнате нет бумажных полотенец — только высокоскоростные сушилки для рук — так что парню с близкопосаженными глазами придется с этим смириться. Я пытаюсь заставить свой гнев утихнуть, опираясь пальцами на стену и касаясь линий между плитками, которыми обшита стена. Я слегка опускаю голову и глубоко дышу, сосредоточившись на тишине в ванной комнате. Я замечаю, что моё лицо в двух дюймах от слова «Чёртов», изящно написанного на гипсокартоне на уровне глаз. Завитки и закрутки «f» роскошны и старомодны, а хвост «g» похож на знак бесконечности. Самый элегантный шрифт, который я когда-либо видела. Я отступаю на шаг и вижу цитату:

«Перестаньте настаивать на очищении головы. ВМЕСТО ЭТОГО ОЧИСТИТЕ ВАШЕ ЧЕРТОВОЕ СЕРДЦЕ».

Я прижимаю лоб к стене и дышу.

Буковски прав. Он абсолютно прав.

Потому что, хотя это безумие, эти два дня, наполненные страстью и желанием, запали мне в сердце. Это имеет смысл, хотя и не должно. Это то, чего я хочу, и то, что мне нужно. Я буду вечно корить себя, если сейчас откажусь от этого.

Я поворачиваюсь, смотрю в зеркало и задумываюсь о том, что я чувствовала, когда «Old Style» оскорбил Джимми. Я, не задумываясь, бросилась защищать его. Я верила в Джимми.

Да, его брат был в ярости и напугал меня. Но я не позволю такому парню как он, встать между нами. Придурки уже достаточно отняли у меня. Я не позволю Джимми Фалькони присоединиться к списку вещей, которые я потеряла.

Я достаю телефон из кармана, открываю окно чата, где он писал мне весь день, и набираю:

Я хочу посмотреть, что у нас получится.

Извини, я испугалась.

Я бы хотела сказать так много, но не знаю как. Не здесь. Не так. Сейчас я могу сказать только это.

Как только я кладу палец на кнопку «ОТПРАВИТЬ», в мою кабинку врывается женщина, ее юбка на половину спущена и нейлон собран на бедрах.

— Извините! — кричит она во все легкие.

И мой телефон падает в унитаз.

***

С моим телефоном в пластиковом пакете, который дала мне официантка, мы с Бриджит несемся домой сквозь сугробы. План действий понятен: мешок риса, теплый свет и горстка молитв богам iPhone. Это единственный выход. Но как только мы поднимаемся на лестничную клетку, я чувствую запах роз, пробивающийся даже сквозь аромат тикка-масала.

Я смотрю на Бриджит, думая, что запах исходит от неё. Но она не использует духи с ароматом розы. Я помню, как однажды она сказала, что чувствует себя выставленной в похоронном бюро, если от нее пахнет розами.

Проверяя почтовый ящик, Бриджит болтает об «Old Style» и Человеке-Пескаре, а также о парне Дилане, с которым познакомилась сегодня вечером. Он занимается графическим дизайном и «фактически отращивает бороду для Movember». Когда мы поднимаемся по ступенькам, запах становится сильнее.

— Ты чувствуешь это? Розы?

Бриджит отрывает взгляд от нашего счета за электричество.

— Нет. Я чувствую запах горящих денег. Нам нужно инвестировать в большее количество одеял. Это возмутительно.

Я глубоко вдыхаю. И затем, когда я открываю дверь в наш коридор, то вижу их. Сотни, сотни и сотни роз в вазах, заполнивших коридор вплоть до нашей двери.

Бриджит и я просто стоим не двигаясь, затем я медленно поворачиваюсь к ней. Она смотрит на меня с выражением «я же тебе говорила» на лице. Я становлюсь на колени и беру открытку с ближайшего букета. В ней написано:

Мэри

Дай мне шанс.

Пожалуйста.

Джимми

— Это должно что-то значить! — Бриджит прижимает букет к своей груди. — Я могу продать его на eBay. Знаешь, возможно, это компенсирует счет за электричество.

Розы великолепны, ошеломительны и красивы. Здесь должно быть... Я пытаюсь сделать быстрый расчет. Как минимум десять букетов, по два десятка роз в каждом. Сотни.

Но это еще не все. Перед нашей дверью я вижу «горшок с чикагским золотом», которое просто обожаю. Это 5-галлонное оловянное ведро попкорна Гарретта.

Я заглядываю под крышку и вижу смесь 50/50 карамельной кукурузы и сырной кукурузы. Я хлопаю крышкой вниз.

— Что там? — спрашивает Бриджит, широко раскрыв глаза в ожидании.

— Смесь, — отвечаю я.

Бриджит визжит.

— Я буду подружкой невесты! — она стаскивает свои кожаные перчатки зубами и вонзает руку в карамель.

Срывая свою варежку, я копаюсь в сыре. Нет ничего лучше в мире, чем сыр Гарретта. Мои глаза почти невольно закрываются в каком-то кулинарном оргазме. Я прислоняюсь к двери и беру ещё одну горсть. Я жую и возвращаюсь к реальности. Я достаю маленькую блестящую золотую карточку, украшенную логотипом Гарретта спереди. Это письмо от Джимми. Я помню его почерк по стикерам.

Мэри

Сыр и карамель идут вместе.

Как ты и я.

Обед. Завтра. 7. Алинэ.

— «Алинэ»? — говорит Бриджит, её рот полон карамельной кукурузы. — Черт возьми.

Он хотел сбить меня с ног.

Я бы сказала, что уже в воздухе.

____________________

Примечания:

1 — Crisco — растительный жир, который можно использовать для кондитерских изделий.

2 — марка пива.