Глава 7

ИКС

ВО МНЕ что-то поменялось. Я не мог сказать, что именно. Но мне не нравились перемены. В тюрьме это не к добру. Нужно оставаться бдительным, сильным, и следить за тем, чтобы другие заключенные знали, что с тобой шутки плохи.

Я задумался о рыжих волосах и изумрудных глазах, о тонкой талии и пышных бедрах, которые с легкостью обхватили бы такого крупного мужчину, как я. В моем мире опасно мечтать наяву. Я не мог позволить себе потерять связь с реальностью. Забыться в мире грез, полном мыслей о хорошенькой медсестре с упругой грудью, подобно смерти.

Ночью, когда выключили свет, я схватил член и, грубо его поглаживая, представил, как сладко она будет звучать, кончая подо мной. Я финишировал под воображаемые стоны ее удовольствия, а на следующее утро ненавидел себя за это. Так не могло продолжаться и дальше, но я был не в силах себе помочь. Ей нужно уволиться, но я хотел, чтобы она осталась. Я гребаный эгоист.

Драки участились. Я оказывался в медпункте через день, вместо обычных двух раз в неделю. Я смотрел, как она порхает по комнате, бережно заботясь о похотливых заключенных, которые пялились на ее задницу и трахали глазами.

Это неправильно, но даже я позволял себе наблюдать за движениями гибкого тела. Она становилась все увереннее в работе. Была дружелюбней с более приятными заключенными и теми, кто приходил за лекарствами и проверял уровень сахара в крови.

Удачливые ублюдки.

Они не понимали, что купаться в лучах ее улыбки — это привилегия. В отличие от меня. Дошло до того, что я отчаянно желал увидеть эту улыбку, но почему-то, сколько бы я не попадал в лазарет, она никогда не ухаживала за мной. Возможно, из-за того, что в последний раз я вел себя, как больной ублюдок. Но я делал то, что должен, чтобы заставить ее уволиться. Я не думал, что эти грязные разговоры так чертовски сильно меня заведут.

Вместо Рыжей я застрял с доктором Джайлсом. В те дни, когда мисс Эванс не работала, мной занималась менее привлекательная медсестра. В конце концов, я узнал ее расписание: четыре дневных смены, четыре выходных и четыре ночных смены. Это ненормально, и своего рода преследование, но это не имело для меня значения. Я с нетерпением ждал встреч с ней.

Она наклонилась над столом, идеальная в форме сердца задница задралась вверх — просто загляденье. Я представил, как стягиваю с нее штаны и трахаю, пока не кончу глубоко внутри. Член дернулся, готовый встать по стойке смирно, но, как только я увидел, как два других заключенных глазеют на нее, меня поглотил гнев, а член сдулся, как воздушный шарик.

Один из них улыбнулся другому и вызывающе облизнул губы, в то время как второй потер руки и сделал вид, будто шлепает ее по заду.

Только лишь подумав об их мерзких руках на ее идеальной коже, я съежился. Мысль о том, что их грязные рты окажутся рядом с ней, заставила от ярости покрыться мурашками, гнев был необузданным и глубоким, таким горячим, что хотелось вцепиться когтями в кожу и вырвать его прочь.

Когда она повернулась, мы на мгновение встретились взглядом, и он эхом отозвался в моей груди. Она выпрямилась и продолжила ухаживать за двумя озабоченными ублюдками, которые откровенно пялились на ее зад и грудь. Она понятия не имела, какое оказывала на них влияние. Или что она делала со мной. Может быть, поэтому она и была чертовски привлекательна. Поскольку не подозревала, насколько великолепна.

Я не обращал внимания на доктора Джайлса, который занимался новым порезом на моей щеке. Взгляд задержался на ней. Я наблюдал за тем, как ее миндалевидные глаза двигались, пока она читала документ, который держала в руках. То, как она прижала кончик ручки ко рту, возбудило меня.

Казалось бы, такое невинное действие, но только от одного вида чего-то прикасающегося к ее пухлым розовым губам заставило мой член затвердеть.

Именно тогда я узнал ее имя.

 — Лайла? — позвал доктор Джайлс.

Ее звали Лайла. Такое красивое имя и так ей подходило.

 — Да, сэр?

 — Ты можешь зашить рану мистеру Иксу как освободишься?

Она побледнела. Пухлые губы сжались, показывая, что она недовольна его просьбой. Она не желала быть рядом со мной. Вместо того, чтобы обрадоваться, я испытал грусть. Я вел себя как придурок не просто так, и очевидно я справился с задачей, тем не менее, это неприятно.

 — Конечно. — Она выдавила улыбку.

Она подошла ни разу не взглянув мне в глаза и поменяла перчатки на новую пару.

Я сидел неподвижно, позволяя глазам блуждать по ее лицу, пока она зашивала мне порез. В этот раз она не говорила, и несмотря на то, что я ненавидел болтать, я хотел услышать ее. Я не упустил из виду дрожащих пальцев и нервозности. В тот момент я ненавидел себя, потому что знал, что ей некомфортно рядом со мной. Я — убийца, недостойный ее улыбки.

Нелепо, что я посмел мечтать о такой женщине, как она. Я лишился всяких на то прав, когда потерял рассудок и обезглавил двух людей.

Отведя от нее взгляд, я уставился в стену позади ее плеча. Я недостоин даже смотреть на нее. Слишком порочный, чтобы коснуться или подумать о ней.

Она с хлестким звуком стянула перчатки.

 — Готово, — сказала она, фальшиво улыбаясь.

Она все еще не смотрела мне в глаза, и я решил, что не имею ничего против. Это неважно, не стоит ни к кому привязываться.

Меня сопроводили обратно в камеру, где я пробыл до самого обеда. Так не могло продолжаться и дальше: ввязываться в драки, только чтобы увидеть ее. Если бы я не остановился, то в скором времени попал бы в изолятор, но с другой стороны — игра стоит свеч. Видеть ее, словно греться на солнышке, и если потом придется провести пару дней во мраке, то с этим можно смириться.

Я слышал, что о ней говорят надзиратели. Обсуждают ее задницу и грудь. Их извращенная болтовня приводила в ярость, я хотел разорвать их в клочья и знал, что вполне на это способен.

Я ненавидел гребаных офицеров, во всяком случае большинство из них. Офицер Дуглас неплохой парень, но остальные заслуживали того, чтобы их растерзали на кусочки только за их мысли. Особенно те, у кого имелись жена и дети.

Лежа в постели, я слушал разговор двух охранников, которые ходили туда обратно по коридору.

 — У нее такая милая попка. Держу пари, ей понравился бы грубый секс, — сказал офицер Стоун, покачивая дубинкой.

Мне он никогда не нравился, в основном из-за того, что выглядел, как педофил. Ублюдок носил очки, которые выглядели как будто из семидесятых, а его волосы всегда настолько грязные, что этого жира хватит, чтобы зажарить целую курицу. Клянусь, если бы я узнал, что он водит милый фургон, я бы лишился рассудка. Могу представить, как он заманивает детей, обещая им сладости и велосипеды.

Я слышал от Скупа, что он довольно скрытный мерзавец. Даже ходили слухи, что он изнасиловал в блоке нескольких парней послабее. Один из них якобы повесился в камере, сделав веревку из простыни. Но все это произошло еще до того, как я сюда попал, поэтому неизвестно — правда это или нет.

 — Да, но я ненавижу ее сопровождать. Она сводит заключенных с ума. Я задаюсь вопросом, понимал ли начальник, что делает, — ответил офицер Паркс.

 — Спорим, он тоже хочет ее трахнуть. Поэтому этот ублюдок и нанял ее.

Они рассмеялись. Смех этих подонков вызывал желание растерзать их лица. Нет. Я хотел оторвать их головы. Увидеть, как их мертвые глаза застилает пелена небытия.

Они с их вялыми членами и близко к ней не подойдут, по крайней мере, пока я жив. Я скорее буду устраивать драки каждый день и проведу остаток жизни в изоляторе, чем допущу это.

Офицеры — подонки, которые прячутся за значками и которым все сходит с рук. Бойцовский клуб, жесткое обращение с заключенными, которые этого не заслуживали — я видел все это в течение последних десяти лет, но я, не задумываясь, выбью все дерьмо из этих мерзавцев, если дело дойдет до неприемлемого обращения с Лайлой.

Она проходила мимо моей камеры в те дни, когда работала. Я стоял у решетки и, не скрываясь, наблюдал за ней. Как и большинство заключенных. Мне было невыносимо видеть ее напряженные плечи и то, как она обхватывала себя, пока шла по коридору.

Я слушал все те мерзкие вещи, которые про нее говорили заключенные, вцепившись в решетку так, что костяшки побелели, и жалел, что у меня нет возможности заставить их замолчать.

Я чувствовал, что скоро снова сорвусь. Слечу с катушек и прикончу либо офицера, либо заключенного. И все из-за нее. Я хотел, чтобы она осталась, но ей нужно уйти. Я не хотел прибегать к убийству. Драться с ними, сломать одному или другому нос — это одно, но отнять чью-то жизнь гораздо страшнее. Я не уверен, смогу ли вынести это снова. Не думаю, что справлюсь с еще одним убийством.

ВНЕЗАПНОЕ ПОЩИПЫВАНИЕ антисептика, нанесенного на царапину на локте, вывело меня из задумчивости. К счастью, когда меня привели в лазарет, доктор Джайлс оказался занят, и Лайле пришлось заняться мной несмотря на то, что ей этого не хотелось.

Застигнутый врасплох, я зашипел от боли. Я редко выказывал слабость, и по выражению ее лица видно, что она удивлена.

 — Серьезно? После всего того, из-за чего ты тут оказался, ты собираешься ныть по поводу маленькой царапины? — спросила она.

Уголок ее рта приподнялся в некоем подобии улыбки, и я почувствовал облегчение.

Я не ответил. Вместо этого сосредоточился на том, чтобы держать руки при себе, пока она продолжала очищать раны. Очень трудно сдерживать порыв потрогать ее волосы или щеки, почувствовать тяжесть ее груди и задницы. Я прилагал большие усилия, чтобы не провести костяшками пальцев по светлой коже и не прикоснуться к мягким губам.

Мне конец. Я не знал сколько еще протяну, мечтая о новой медсестре.

Она посмотрела на мое лицо, ища признаки боли, но я больше не вздрагивал. В последний раз это вышло случайно. Вы не чувствуете боль, если уже мертвы, а я перестал существовать десять лет назад.