В большинстве своем драки, в которые я ввязывался, были несущественными. Просто попытка показать всем, что я могу постоять за себя. Я ненавидел драться. И все, что с этим связано. Парни ожесточенно боролись, нанося мне удары, когда я давал им шанс, но я их не чувствовал. Я испытывал эмоции только в присутствии Лайлы. Возможно поэтому я так пристрастился к ней.

Она словно наркотик. Я был под кайфом от нее, и каждый день мне требовалась новая доза. Закрыв глаза, я вдохнул ее аромат и услышал нытье Причарда — заключенного, с которым я подрался.

 — Этот ублюдок сломал мне нос, Док! — прокричал он.

Я усмехнулся про себя, когда Лайла отвернулась выкинуть окровавленную марлю в специальный контейнер для медицинских отходов. Этот болтливый паршивец заслужил это. Стоило дважды подумать, прежде чем напасть на меня. Я не виноват в том, что он узнал, что его жена трахается с другим, и ему следовало догадаться, что ему не сойдет с рук то, что он решил выместить гнев на человеке, стоящим перед ним в очереди.

Она вернулась к постели с доктором, который, осмотрев мои раны, сообщил офицерам, что меня можно вернуть в камеру.

Черт, спасибо. Снова удалось избежать изолятора. Я знал, что шансы ничтожны.

Офицеры, подтолкнув меня, выпроводили из госпиталя. Позади шумно закрылись двери, и мы направились вниз по коридору в сторону камер.

 — Черт, мужик, она сегодня выглядела очень сексуально. Ее задница молит о моем члене. Я хотел бы нагнуть ее и показать, на что способен настоящий мужчина, — сказа офицер Паркс, как будто я глухой и не могу его слышать.

Он наклонился и поправил свои яйца. У меня все скрутило от гнева и отвращения.

 — И не говори, — согласился офицер Стоун. — Хочу засунуть член ей в горло и трахнуть эту сучку. Клянусь, если я только наткнусь на нее в одиночестве, в каком-нибудь укромном месте... — Он усмехнулся. — Там, где никто не услышит ее криков.

Этого оказалось достаточно.

Мое лицо вытянулось, и гнев, кипевший во мне, выплеснулся. Он поглотил меня, мчась по венам, как раскаленная лава, нагревая их до предела.

Однажды медсестра обвинила офицера Стоуна в изнасиловании, но ничего не произошло. Вместо этого она потеряла работу, и никто ее больше не видел.

Когда я представил, что подобное случится с Лайлой, я почувствовал, что теряю контроль. Тело начало сотрясаться и, даже не осознавая, я натянул сдерживающие меня оковы.

 — Я думаю, нам надо трахнуть ее вдвоем. Никто ей не поверит, если мы скажем, что она лжет.

Они рассмеялись, и я потерял рассудок.

Комната вокруг исчезла, и все, что я видел — красный. Рыча, я повернулся к ним, вынуждая их в удивлении отступить. Они схватились за дубинки, зная, что перцовые баллончики на меня не подействуют. Их уже использовали слишком много раз.

Я потянулся к офицеру Стоуну и обхватил его тонкую шею закованными в наручники руками, и даже не почувствовал то, как офицер Паркс начал безжалостно бить меня по спине дубинкой.

Лицо Стоуна покраснело от удушающего захвата. Когда стало невыносимо терпеть побои Паркса, я повернулся к нему, выдернув дубинку из его рук, и начал наносить удары, каждый из которых высвобождал мой гнев.

Где-то вдалеке я услышал сигнал тревоги и крики заключенных, подначивающих меня, но выбросил все это из головы. Вместо этого я продолжил избивать офицеров, пока они не оказались на полу у моих ног.

Их лица превратились в кровавое месиво, но я не остановился... я не мог. Монстр вырвался на свободу, и он жаждал мести и хаоса.

Я почувствовал на себе руки, тянущие, пытающие остановить меня, повернувшись, я оттолкнул их. И только когда один из офицеров ударил меня в пах, я упал на колени.

Я посмотрел вверх и увидел нескольких офицеров, прежде чем они двинулись в атаку. Не имело значения, что я перестал сопротивляться. Я напал на двоих из них... и это значит, что мне достанется как никогда в жизни.

Они наносили удары одновременно, их кулаки и дубинки попадали повсюду, пока я не упал плашмя на бетонный пол. Я чувствовал, как рассекалась кожа и открывались старые раны, а вокруг распространялся аромат крови.

Кадры из прошлого вспыхивали в голове. Смерть — взгляд мертвых глаз, изуродованных мною тел. Сара.

 — Ну же, парень! — прокричал один из офицеров. — Давай посмотрим, как ты будешь сопротивляться теперь.

Вскоре я не чувствовал их ударов. Только тяжесть в голове и спине. Пока наконец не закружилась голова. Рев заключенных заполнил уши, а прутья удерживающих их решеток пришли в движение и расплылись перед глазами.

Я знал, еще немного — и потеряю сознание. Последнее, что я увидел, прежде чем все погрузилось во тьму, была дубинка, направленная прямо мне в лицо.