Глава 25

ИКС

СКУП ПОВЕСИЛСЯ на простыне, написав кровью на стене "Папочка всегда будет любить тебя". На него это оказало слишком сильное влияние. Черт, да на кого угодно оказало бы. Изнасилование есть изнасилование, а Скуп был мужчиной до мозга костей.

Я стоял у решетки и наблюдал за тем, что разворачивалось на месте преступления. Помещение заполнили щелчки фотоаппарата, когда они делали снимки его тела. Охранники смеялись и болтали о том, как прошел их день, как будто на оконной решетке не повесился человек.

Они не знали его, им плевать. Все что он собой представлял — это пустующая камера. Статистическая единица в чьем-то отчете... имя, которое перестанут называть на перекличке. Скоро в этой камере будет новый заключенный. Сегодня выселили — завтра заселили.

Пришел судмедэксперт и провел небольшое расследование. Я слышал из своей камеры, как он задал несколько вопросов и сделал еще несколько снимков. Чуть позже они выкатили Скупа в мешке для трупов. Я смотрел сквозь решетку, как они везли его по блоку на носилках.

Узнает ли когда-нибудь его семья причину, по которой он покончил собой?

Я ненавидел себя за то, что боролся недостаточно сильно. Я должен был стараться лучше.

Когда его тело скрылось из виду, мне захотелось заплакать, но я знал тюремное правило номер один.

Ни к кому не привязывайся.

Я сблизился со Скупом. Доверял ему. Он стал моим другом в этом суровом месте, единственным братом, которого я когда-либо знал. И теперь из-за того, что я со временем дал слабину, он мертв. Скуп отказался от жизни, выбрав простой выход вместо того, чтобы снова и снова становиться жертвой.

Я злился на него, но понимал. Сразу после изнасилования я понял, что он не будет прежним, так оно и случилось — не стал, не по-настоящему. Скуп умер на столе в прачечной, за неделю до того, как повесился. Я видел, как погас свет в его глазах. Я наблюдал, как он покидал нас.

Все ушли. Мама. Лайла, а теперь и Скуп. Не осталось никого. Никого.

Даже меня нет. Я больше не знал, кого из себя представляю. Я — Икс, или снова стал Кристофером Джейкобсом?

Я мало что понимал, но знал, что эмоциональное возбуждение, охватившее мою нервную систему после смерти Скупа, быстро превратилось в жажду мести. Чудовище, которое я так долго удерживал, умоляло вырваться на свободу.

Мне было нечего терять, так что я дал ему волю.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, когда я вошел в столовую, там было тихо. Я встал в очередь за тем, что выглядело как курица с рисом; все не спускали с меня глаз. Я в одиночестве сел за стол и ел, уставившись в никуда.

Дни после смерти Скупа подернулись пеленой, я пребывал в странном состоянии, временами уходя в себя. Пролетали часы, а я не замечал этого. Я отключался, а затем осознавал, что нахожусь в другой части тюрьмы, понятия не имея, как туда попал. Для меня померкли все краски, я чувствовал, что нахожусь в полной прострации.

Неделю спустя Хосе Альвареса и его парней обнаружили повешенными в душевой. Обвинения не могли предъявить мне, но все предполагали, что виноват я. Так случилось, что все убитые в Фултоне связаны со мной. Я этого не понимал, но перестал задавать вопросы. Кто-то делал за меня грязную работу, и, хотя мне не удалось наблюдать, как стекленеют глаза Хосе, я благодарен тому, кто совершил убийства.

Прошла еще одна неделя, но я так и не узнал ничего нового о своем деле. Время тянулось очень медленно, могли пройти годы до моего освобождения. Я не был уверен, что продержусь так долго. Вариант выбрать легкий путь становился все привлекательнее, но каждый раз, когда я, закрыв глаза, раздумывал о нем, представлял Лайлу.

Она любила меня. Ждала. Я не мог оставить ее. И не собираюсь.

Спустя несколько недель после смерти Скупа, до меня начали доходить слухи. Краем уха я слышал произнесенное шепотом имя Лайлы и думал, что так сильно скучаю по ней, что мне чудится, как люди вокруг говорят его, но дело было не в этом.

Сидя за столом, я давился пережаренным куском свинины и уловил, как заключенный позади произнес ее имя. Не отдавая отчета своим действиям, я развернулся и схватил его за воротник.

— Что ты сказал? — спросил я сквозь зубы.

— Я молчал, — соврал он.

Он совсем тощий. Под пятьдесят, с клочковатой щетиной и гнилыми зубами. И, ко всему прочему, от него воняло так, словно он не мылся месяцами.

— Не смей врать, мать твою. Я слышал, что ты произнес ее имя. Ты сказал: Лайла Эванс. Что ты имел в виду? — прошипел я ему в лицо, зажав в кулаке его воротник.

— Она одобрена, — сказал он сквозь удушающую хватку.

Я разжал кулак.

— Это уже не новость. В любом случае, она здесь больше не работает.

— Нет. Предложение действует и за пределами тюрьмы. Можно убить ее, где бы она не была. Какой-то важный мафиози хочет заполучить ее голову на блюдечке.

Я бросил его на пол с глухим стуком.

Он говорит правду?

Что, черт возьми, происходит, и замешена ли в этом мафия?

В последнее время случилось много смертей. Начиная с Карлоса и заканчивая Хосе с его парнями. Может быть с этим как-то связана Мексиканская Мафия?

В голове водоворот идей, но ничего стоящего. Нечего не имело смысла.

Атмосфера в Фултоне снова поменялась, и причина этого крылась за пределами тюрьмы. Люди осторожничали. Банды сплотились, все притихли. Все явно на взводе, пахнет жареным...

СПЕРВА нужно к чертовой матери свалить из Фултона. Если на нее началась охота за тюремными стенами, то она больше не в безопасности. Я не мог сидеть и ждать, не зная, что происходит с ней.

Я уже потерял Скупа; с Лайлой этого не повторится. Мне без нее не справиться. Без нее я даже не буду пытаться. Нужно как можно быстрее добраться до нее, пока это не сделал кто-то другой.

На протяжении двух дней я мерил шагами комнату, и наконец в голову пришла идея. Не колеблясь, я что есть силы ударил кулаком о стену. Костяшки пальцев хрустнули о цемент, кровь брызнула на пол у ног. Меня захлестнула боль, но я сдерживал себя, сжимая кулак, пока не привлек внимание офицера, который сопроводил меня до лазарета.

Когда появился эскорт, и открылись двери в госпиталь, я знал, что нет пути назад. Меня переклинило, и я непроизвольно оглядел комнату, ища ее. Закрыв глаза, я жалел о том, что не могу увидеть Лайлу, прикоснуться к нежной коже и поцеловать сладкие губы.

Вошел доктор Джайлс, надевая латексные перчатки, и посмотрел на мои руки. Он покачал головой и вздохнул.

— Ведите его туда. — Он указал на пустую кровать.

Джайлс последовал за мной в занавешенное пространство и снова покачал головой.

— Что ты натворил в этот раз? — спросил он, очищая раненную руку. Его взгляд был подозрительным.

— Сошел с ума, — честно ответил я.

— Из-за чего?

— Скуп, — пробормотал я. Его имя обожгло язык, как острый соус.

Опустив взгляд, Джайлс обернулся через плечо посмотреть, наблюдают ли за нами охранники. Они стояли, прислонившись к столу и болтали между собой.

— Я сожалею о твоей потери. Знаю, вы были друзьями.

Я дернулся, зашипев, когда он вылил на костяшки спирт.

— А еще я знаю, что вы двое старались подставить Лайлу.

Наши взгляды встретились, и я даже не пытался скрыть удивление. Как ему стало это известно?

Я посмотрел на него, ища ответ на незаданный вопрос, но он лишь ухмыльнулся.

— Я не дурак, сынок. И пробыл здесь достаточно долго, чтобы понимать, чем вы тут ребята занимались. Я знал, что Лайла одобрена, и даже вздохнул с облегчением, когда она уволилась. Оставаться здесь становилось слишком опасно для нее.

— Согласен, — процедил я сквозь зубы.

Доктор Джайлс причинял боль без угрызений совести. Это очевидно — он продолжал заливать рану спиртом.

— Она все еще в опасности, — сказал я, наконец приводя в действие план. Он перевел взгляд с костяшек пальцев на мое лицо. — Я говорю правду. Кто-то на свободе пытается добраться до нее.

Его лицо побледнело.

— Откуда ты знаешь? — спросил он, перевязывая руку.

— Вытряс из другого заключенного. Я должен добраться до нее, док.

— Предоставь это властям.

Я покачал головой. Конечно, он не всерьез. Они не могли защитить даже своих. Что, черт возьми, они теперь могут сделать для Лайлы? Особенно, когда половина копов кем-то подкуплена.

— Серьезно? — Я недоверчиво посмотрел на него. Он не настолько глуп.

Он глубоко вздохнул, придя к тому же выводу, что и я.

— Вы можете помочь мне выбраться отсюда? — рискнул спросить я.

Просьба помочь сбежать из тюрьмы — грубейшее нарушение, которое грозит пожизненным изолированием, но я был готов рискнуть.

— Я знаю, что вы тоже заботитесь о ней, Джайлс. Она вам, как дочь. Пожалуйста, позвольте спасти ее. Вы знаете, что я прав. Знаете.

Он неохотно кивнул, пристально осматривая меня.

— У тебя аллергия на пенициллин, да?

Я кивнул, прекрасно зная, к чему он клонит.

— Думаю, эти раны глубокие. Я боюсь инфекции. Думаю, тебе нужен укол пенициллина.

Он подмигнул мне, прежде чем уйти и вернуться со шприцем. Задернув штору, он еще раз посмотрел на меня.

— Ты уверен? — спросил он.

Я стиснул зубы и закрыл глаза. Передо мной возникло лицо Лайлы.

— Да. Просто сделайте это.

Он снял колпачок со шприца и ввел иглу. Через несколько минут мое горло распухло. Когда началась полная анафилактическая реакция, Джайлс склонился надо мной и ухмыльнулся.

— Помни, Икс, я не имею к этому никакого отношения.

Я кивнул и закрыл глаза, сосредотачиваясь на затрудненном дыхании. Доктор Джайлс подождал еще несколько секунд, прежде чем наконец позвать на помощь.

— Позвоните в скорою!

Он выбежал из комнаты. Офицеры вскочили, потянулись к телефону и достали рации. Голова шла кругом, но я понимал, что Джайлс объясняет им, что у меня аллергическая реакция.

Вскоре он вернулся и вонзил еще одну иглу в руку. Я сразу же почувствовал облегчение. В горле першило, но я снова мог дышать.

Спустя несколько минут меня погрузили в машину скорой помощи. Доктор Джайлс сопроводил меня и в успокаивающем жесте сжал мне плечо. Его рука соскользнула вниз, и он вложил мне что-то в ладонь; я стиснул кулак.