Глава 12

АЛЕХАНДРА

Юлий несет ведро с водой и маленький контейнер с солью. Пока он идет, его взгляд находит мой и не покидает. Его глаза говорят целыми предложениями, но я не могу их разобрать. Я бы хотела знать, о чем он говорит. Юлий ставит ведро рядом с Айдой, когда подходит к нам. Не смотря на него, она вытягивает руку, и он подает ей контейнер.

Айда освобождает мои руки от скотча, а затем перерезает кабель. Я потираю затекшие запястья, когда она бормочет:

— Тебе понадобятся руки.

То, как они рутинно всё делают, не успокаивает мое бешено колотящееся сердце. Вообще-то, это оказывает обратный эффект. Мое сердце пускается вскачь.

Они уже делали подобное раньше.

Айда берет щепотку соли и бросает ее в воду. Затем хватает шпатель, помешивает воду, и, обхватывая мою ногу, кладет ее в теплую воду. Но я не готова. Соленая вода щиплет открытую рану так же сильно, как и тепло от воды. Громко охнув, я крепче хватаюсь за сидение и прикусываю нижнюю губу, пока все мое тело пробивает дрожь.

Айда сердито смотрит на меня.

— Возможно, эта боль послужит тебе уроком.

Я так сильно прикусываю губу, что боюсь прокусить ее. А Юлий... он наблюдает за мной. Его взгляд просверливает во мне дыру, я закрываю глаза, пытаясь отгородиться от его жестоких голубых глаз.

Линг жестоко ухмыляется.

— Расплата та еще стерва, сучка.

Мое тело дрожит, и я начинаю потеть. Чувствую, как пот стекает по лбу и вниз по челюсти до подбородка. Влага пробегает по носу, затем по губам. Соленость настолько резкая, что жжет глаза. Я стараюсь сморгнуть все, но без толку.

Затем Айда опускает руку в перчатке в соленую воду и продолжает мучить меня, промывая рану поглубже. Она проводит рукой по моей пятке, и мне так дико больно, что я открываю рот в молчаливом крике. Взяв огромный ватный тампон, она приподнимает мою ногу из воды и протирает рану. Я надеялась, что она осторожно проведет по ране, а не засунет весь тампон в рану и совсем не осторожно.

И тут-то я начинаю кричать.

Айла говорит:

— Может, мы сделаем всё внутри.

Юлий трясет головой.

— Не хочу, чтобы она истекала кровью в моем доме.

Схватившись за дверцу машины, я отрывисто вздыхаю и буквально вою от боли. Айда продолжает работать ватным тампоном глубоко в ране. Я не могу нормально вдохнуть. Наклоняю голову, волосы прилипают к моему лицу из-за пота, я хрипло постанываю, слюна стекает из уголка моего рта и течет по подбородку.

Я в полном раздрае.

Медсестра, наконец, вытаскивает тампон из моей раны и показывает его мне. Айда указывает на пятна.

— Несмотря на то, что ты думаешь, я не ради забавы все делаю. Видишь пятнышки? Это ржавчина. Мне нужно еще раз промыть рану, поэтому приготовься.

Мое тело яро трясется, и я молю ее:

— Не-а, пожалуйста, не надо. Пожалуйста.

Медсестра Айда игнорирует мои мольбы. Она берет новый тампон и повторяет весь процесс. Как бы я сейчас не выглядела, дрожа и постанывая, должно быть заметно, что мне совсем не весело, потому что даже Линг, смотря на меня с торчащими из носа салфетками, всем своим видом выражает сочувствие.

Айда вытаскивает тампон и осматривает. Кажется, она довольна чистотой раны, затем осторожно наносит антисептический крем и забинтовывает рану.

— Разбинтуй завтра утром и смажь кремом. Когда разбинтуешь, больше не забинтовывай. Пусть рана будет открытая, но чистая. Промывай в соленой воде дважды в день. Через неделю все заживет, но какое-то время будет болеть. — Поворачиваясь к Юлию, она говорит. — Несколько дней она вряд ли сможет много двигаться. Тебе придется помогать ей промывать рану.

Он хмурится.

— Что ты говоришь, неделю? Это ж просто прокол, а не огнестрел. Ей нужна неделя, чтобы все зажило?

Айда смотрит на меня прямо в глаза, я вижу, как она извиняется взглядом. И тут-то я понимаю, что она дает мне больше времени на лечение, чем требуется на самом деле, тем самым помогая мне. Женщина смотрит на Юлия и тихо добавляет:

— Четыре дня как минимум.

Не говоря ни слова, Айда начинает расстегивать мою блузку. Я шлепаю ее по руке.

— Эй!

Игнорируя мою слабую попытку сохранить свое достоинство, она бормочет:

— Тебе надо поставить укол. Вообще-то даже два. — Ее взгляд встречает мой. — Хотя может ты предпочитаешь укол в задницу вместо руки. — Она приподнимает бровь. — Я могу спустить с тебя штаны так же быстро, как и освободить твой рукав.

Я перестаю сражаться. Я не хочу заразиться, не хочу заболеть. Я позволяю ей раздеть себя.

Айда спускает мой рукав, чтобы высвободить руку. Она протирает кожу ватным тампоном со спиртом и ставит первый укол. Жжет адски, но я прикусываю язык. Второй приносит такую же боль, как и первый и она бормочет:

— Прививка действует медленно, но заменяет десятидневный курс таблеток.

Айда прижимает к моей руке ватный тампон, отрезает кусочек лейкопластыря и прилепляет его. Она объясняет: — Вероятно, завтра появится шишечка. Не трогай, если не хочешь расцарапать.

Линг в этот момент вступает в разговор.

— Можешь вправить мой нос, Айда? Не хочу, чтобы так и зажил криво.

Айда вздыхает и встает.

— Конечно, но пошли в ванную. Есть шанс, что, когда я вправлю, вновь польется кровь.

Линг бросает на меня злой взгляд. Сморщив губы, она поднимает руку и показывает мне средний палец. Уходя от нас, она говорит:

— Чтоб тебя!

Айда направляется вслед за Линг и исчезает в доме, оставляя меня с Юлием.

— Тебе помочь идти?

Я смотрю на него. Мой мозг сосредоточен на более важных вещах.

— Ты отвезешь меня домой?

Еще как. Я вижу это в его глазах. Он отвезет меня домой, к моей смерти, затем оставит, будто я никогда и не существовала.

— Мне туда нельзя, — шепчу я, и выходит как-то совсем уж жалко.

Юлий наклоняет голову, изучая меня.

— Твой брат.

— Что?

Юлий выпрямляется.

— Твой брат тебе поможет.

Я отрешенно смеюсь.

— Мой брат как солдат. Если даже он и захочет мне помочь, он не сможет. А мой отец... — Я закрываю глаза и сглатываю комок в горле. — Мой отец сделает то, что должен, лишь бы сохранить мир.

Что значит, что я уже для него мертва.

Смаргивая слезы, я заявляю:

— Я не вернусь туда.

Бог свидетель, я это и имею в виду.

Юлий просто отвечает:

— Ты отправишься туда, куда я тебя повезу.

Качая головой, я утверждаю:

— Нет.

Затем он улыбается. Мимолетно, но все же.

— Правда так думаешь, воробушек?

Я сердито пялюсь.

— Я уверена.

Его улыбка такая широкая, и если бы не эта ужасная ситуация, я бы даже насладилась ею. Такая улыбка, как у него, заслуживает этого. Плохо, что он засранец, которого отправили убить меня. Он кажется серьезно относится к своей работе.

Он делает шаг вперед, вытянув руки.

— Расслабься, крошка. Я донесу тебя до дома.

Юлий Картер, может быть, и хозяин игры, но он делает одну огромную ошибку.

Он недооценивает мое желание.

В тот момент, как он оказывается на расстоянии вытянутой руки, я вытягиваю ногу и пинаю ему прямо по яйцам. Он резко выдыхает, но успевает вытянуть руку и схватить меня за волосы. Боль простреливает мой череп, и глаза наполняются слезами, но Юлий не тянет, просто держит меня. Я вновь пинаю его, на сей раз в коленку и борюсь. Я наблюдаю, как внутри него нарастает напряжение. Вена на виске выпирает, и он ослабляет свой захват.

Не медля ни секунды, стряхиваю его руку с себя, отрываю от блузки рукав, стараюсь уйти так быстро, как могу. Но всего спустя три секунды, меня роняют на землю с такой силой, что из легких выбивает весь воздух.

Я не могу отдышаться.

Мы боремся.

Я бью его, пинаю и даже ударяю его головой. Мои руки сжаты в кулаки, я борюсь из последних сил. Пытаясь успокоить меня, Юлий хватает меня за талию, прямо под грудью. Я умудряюсь дотянуться и ущипнуть его. Все что угодно, лишь бы он отпустил меня.

— Перестань меня лупить, — фыркает он в мое ухо.

Но я не останавливаюсь. Я сражаюсь еще сильнее. Кручусь в его хватке, пинаюсь и бью везде, куда могу достать. Я даже не останавливаюсь, чтобы подумать и осознать, что наношу себе вред в процессе.

Он вновь хватает меня за волосы и резко дергает назад.

— Сказал же, прекрати лупить меня!

Мой голос дрожит, когда я молю:

— Пожалуйста, не возвращай меня.

Юлий замирает. Потом тихо бормочет

— У меня нет выбора.

— У нас у всех есть выбор.

Рука в моих волосах расслабляется.

— У большинства из нас есть. Ты потеряла это право, когда обвинила своего мужа и позволила нам его убить. Ты отобрала выбор и у меня, — он шипит. — Теперь у меня нет выбора.

Пытаясь отдышаться, его тело отодвигается от моего, и он приподнимает меня за воротничок блузки. Я встаю на дрожащие ноги и кричу:

— Черт тебя подери! Просто отпусти меня!

Его ноздри раздуваются, и он, едва сдерживая гнев, направляет пистолет прямо мне на грудь.

— Заходи внутрь.

— Нет.

— Ты у меня на мушке, стерва. У меня козырь на руках. Заходи в гребаный дом.

Мои глаза наполняются слезами больше от отчаяния, чем от страха.

— Я не боюсь ни тебя, ни твоего пистолета. Просто отпусти меня. Я не могу позволить тебе вернуть меня домой. Они убьют меня.

Его челюсть дергается.

— Я не люблю повторять, Алехандра.

Если он планирует отвезти меня домой, думаю, у меня нет выхода. Я двигаюсь вперед, все ближе и ближе к его пушке. Вытянув руку, я беру пистолет в руку и приподнимаю, направляя себе в лоб. Тяжело дыша, произношу:

— Давай. Нажми на курок.

Его голубые глаза внимательно изучают меня. Мой желудок ухает вниз. Я борюсь с тем эффектом, что они производят на меня, но едва справляюсь.

— Не думай, просто сделай.

Он опускает пистолет, и паника заполняет меня. Я двигаюсь еще вперед, наступая на больную пятку, беру пушку в руку вновь использую всю силу, чтобы приподнять ее до моей щеки своими дрожащими руками. Я удерживаю ее на месте. Мой голос хриплый, когда я говорю:

— Я уже мертва. Помилуй меня. Убей меня, пока они не убили. — Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. — Пожалуйста. Освободи меня.

Юлий вытягивает пистолет из моей хватки, и прежде чем я всхлипываю, он оборачивает вокруг меня руку и ведет в дом. Пока все это происходит, я могу думать лишь о том, как бы мне отобрать его пистолет.