1512 год
Без сомнения, мы были хуже дикарей. В это время мой брат выстраивал свою империю власти и оттачивал свои способности находиться в мире живых, параллельно разыскивая необходимый Артефакт — камень, который позволил бы ему снять свое проклятье и вернуться к жизни. Что касается меня, то хоть я и был воскрешен, но продолжал сходить с ума от мучений, которые испытывала моя измученная душа, скитаясь более двух тысяч лет. Для меня ничего не имело смысла, кроме убийств, которые дарили немного покоя. Вот почему после того, как я отправил на тот свет весь наш штат прислуги: тридцать три служанки среднего возраста, шестнадцатилетнюю девчушку и сорок девять стражников, — моему брату пришлось решать, что со мной делать. Не то чтобы Кинга волновала смерть этих людей, скорее его волновало то, что я привлекаю слишком много внимания.
— Наверное, тебе просто требуется время, чтобы твое сознание очистилось, Каллиас, — рассуждал Кинг, расхаживая по нашей роскошной вилле в Марселе, с балкона которой открывался упоительный вид на океан. — Отдохнуть бы тебе, а я тем временем все подчищу и позабочусь о местных органах власти.
Я сидел на диване, обитом шелком кремового цвета, прямо у камина, заливая все вокруг капающей с меня кровью. И мне было плевать. Плевать на его слова, плевать на то, что порчу дорогой материал. В моей голове все еще раздавались крики моих жертв и голос, приказывающий мне убить кого-нибудь снова.
— Что ты со мной сделал, Драко? — закричал я в агонии.
— Закрой свой рот, братец. Дай мне подумать.
Я встал с дивана, готовый сделать Драко своей следующей жертвой.
— Зачем ты воскресил меня?
Я не мог поверить в то, что натворил, поверить в ужас всего происходящего. Тем не менее, кратчайшие секунды покоя, которые я испытывал после того, как забирал чью-то жизнь, дарили мне возвращение маленьких отголосков здравого смысла.
— Почему ты спрашиваешь? — Кинг наигранно небрежно поправил рукава своей кружевной рубашки.
Люди тех времен одевались так странно. Женщины носили гигантские юбки, а мужчины — кружевные рубашки и бархатные туники, собранные воланом на поясе. Конечно, это разительно отличалось от свободных одежд моего времени.
— Это было неправильно, Драко. Такой же ошибкой было пойти у тебя на поводу и отрубить тебе голову. Моя смерть была ошибкой, но и мое воскрешение — тоже! — Я знал, что он воскресил меня по чисто эгоистическим причинам, поэтому, на самом деле, мне не нужно было спрашивать, почему он это сделал. — Это не принесёт ничего хорошего ни тебе, ни мне.
— Я велел тебе заткнуться! — рявкнул он.
— Или что? Убьешь меня?
— Никогда. — Он покачал головой. — Мы близнецы, а это значит, что у нас одна душа, которая разделена на два тела.
Именно в это он верил в то время. Ведь тогда наука, а тем более генетика была для нас загадкой, как и для всех остальных. Много позже, развивая свои умственные способности, мы узнали, что наши души не связаны, как и тела. Просто у нас была одинаковая ДНК.
— Я посылаю тебя найти мне Артефакт, — приказал мне Кинг. — Ты отправишься в место, где видел его в последний раз, и посмотришь, куда это тебя приведет.
Насколько я помнил, Артефакт находился где-то на острове, который уже тогда стали называть Грецией. Мои охранники, которые должны были защищать меня, явились лишь перед самой моей смертью, и я попросил их передать камень Мии.
— Куда ты предлагаешь мне вернуться? На место моей смерти?
Воспоминания об Олле промелькнули в моей голове, но я не смог понять их смысл.
— Я дал денег Диего Веласкесу де Куильяр, испанцу, чтобы он мог основать на острове Каобана, недалеко от места, где ты погиб, поселение. Ты поплывешь туда вместе с ним.
— Он работает на тебя? — спросил я, а брат улыбнулся в ответ.
— Он работает на золото, которого у меня предостаточно. Поэтому с работниками у меня проблем нет. Ты скажешь ему, что действуешь от моего имени и будешь следить за моими инвестициями, а также помогать мне искать интересующие меня предметы для моей коллекции.
Уже на следующий день я направился в Испанию, чтобы вручить Диего письмо от Драко и отплыть на его корабле в Новый Свет. Четыре с половиной месяца спустя я прибыл на место, на котором некогда жило племя Оллы, чтобы обнаружить там непроходимые джунгли. Они уничтожили любое напоминание о проживавших там людях.
Мне было все равно. Мир, представший моим глазам, разительно отличался от того, что я знал перед смертью. Те несколько месяцев, что путешествовал по миру, заставили меня почувствовать себя ребенком в кондитерской лавке, а моими сладостями были убийства. Люди, которых я лишил жизни, заслуживали смерти: воры, что пытались украсть у меня лошадь по дороге в Испанию; пьяная группа мужчин, издевавшаяся над девушкой недалеко от какого-то борделя вблизи порта; пираты, собиравшиеся захватить наш корабль. Убийства этих людей показали мне, что моя темнота и желание лишить человека жизни могли служить и другим целям. Еще я узнал, что стал бессмертным и что лишен чувства страха. Меня просто поглотила потребность проливать кровь. Иногда это было похоже на наркотик. Иногда я убивал, ища облегчения, чтобы заглушить рвущееся наружу чувство вины. Тем не менее, я верил, что нашел свое призвание.
Когда мы добрались до Каобаны, сейчас этот место называется Кубой, я решил, что это мой личный рай. Коренные жители этих мест нуждались в укрощении, а я — в убийстве. Пробыв там около пяти дней, Диего набрал достаточно людей для борьбы с теми, кто решит восстать против нашего захвата, и, конечно же, попросил меня возглавлять нашу группу.
— Ты животное, Каллиас, и прекрасный воин. Ты расчистишь путь для нашего дела. Не щади этих язычников.
На следующее утро я и группа мужчин с мечами наперевес вторглись в маленькую деревеньку в миле от порта.
Я помню, как ворвался в первую хижину. Кровь пенилась и бурлила в моих венах, требуя свой наркотик. Но, когда мой взгляд встретился со взглядом молодой женщины в традиционной набедренной повязке, которая стояла на коленях в углу хижины и укрывала одеялом двух маленьких детей, я застыл. Пусть всего на краткое мгновение, но мои глаза увидели в ней Оллу, а, когда я почувствовал ее сладкий запах, которым буквально было пропитано ее жилище, все сомнения исчезли.
— Этого не может быть. — пробормотал я.
Она посмотрела на меня, и ее глаза наполнились шоком. Я не говорил на их языке, но, когда знакомый голос наполнил помещение, я упал на колени, выронив меч. Ее присутствие действовало на меня сильнее всякого убийства.
Не знаю, как долго мы простояли вот так, глядя друг на друга. Смущенные, ликующие, испуганные и счастливые… но крики снаружи будто бы разбудили меня ото сна.
— Я должен вытащить тебя отсюда! — сказал я и протянул ей руку, а она приняла ее и жестом велела детям следовать за нами.
Я выглянул наружу, осматриваясь в поисках других мужчин, которые расправлялись с людьми в других жилищах.
— Бежим! Скорее! — прокричал я.
Они побежали за мной в джунгли, а в моей голове все вертелся вопрос: «Как такое может быть?» Если бы мой разум не был занят этими мыслями, то, наверное, я бы услышал раздающиеся позади нас шаги. Когда я обернулся, чтобы посмотреть, почему Олла и дети отстали, было слишком поздно.
Этот день навсегда останется в истории, как Бойня под Камагуэйем. Только вот в учебниках истории не написано, что эту резню устроил я. Ослепленный гневом, я истреблял испанцев, жителей острова, всякого, кто попадался мне на пути. А когда испанцы, наконец, схватили меня, я позволил им себя убить, мечтая, чтобы эта боль закончилась.
Но этого не произошло.
Через несколько дней ожерелье Клеопатры воскресило меня снова, и, выбравшись из общей могилы, я украл лодку и отправился на север. Я находился во власти психоза, и это состояние не покидало меня следующие несколько сотен лет.