Всю свою первую неделю я потратила на изучение бухгалтерских документов вместе с нашим главным бухгалтером Мартой, планируя свое первое собрание со всеми сотрудниками центра и изучая графики и загруженность наших врачей, которые, к слову, были настолько забиты, что Шеннон делала все возможное, чтобы освободить им хоть немного времени. Я заметила, что штат был совсем не укомплектован, а это означало, что на одного врача приходится слишком много пациентов. Мне придется сократить наши расходы и нанять еще нескольких врачей. То есть прощайте сады для медитации. Мы больше не будем отказывать нашим потенциальным пациентам. И, пусть это не совсем обычно, но я была готова забрать нескольких пациентов себе. Это бы показало моим подчиненным, что я тоже вполне готова засучить рукава.
Занятно, но у доктора Уилсона было больше пациентов, чем у других врачей, и, понимая его загруженность, я попросила Шеннон назначить нашу встречу на вечер пятницы.
— Доктор Валентайн! Входите. Входите.
Я вошла в неприбранный кабинет доктора Уилсона, удивляясь тому, как он напоминает мне моего отца. У доктора были седые редеющие волосы, под белым шерстяным свитером скрывался большой круглый живот, и на меня внимательно смотрели большие карие глаза. Мужчина сразу вызвал во мне симпатию.
— Итак, — начала я, сев в кресло из черного кожзама напротив его стола. — За эту неделю я провела анализ занятости наших врачей и выяснила, что на ваши плечи легло слишком много пациентов. Думаю это несправедливо.
Доктор Уилсон сел за свой стол, на котором в полном беспорядке перемешались рабочие паки, спортивные буклеты и разные безделушки.
— Да, но мне, как правило, достаются пациенты, от которых отказываются другие врачи.
— Это неприемлемо. Мы не можем выбирать, кому из людей мы будем помогать, а кому нет.
— Не каждый врач способен справиться с любым попавшимся случаем, — ответил он на мои слова.
Каждый наш врач имеет степень бакалавра в области психологии, как и я. Ладно, не как и я. Я имела три специальности: нейропсихология, когнитивная и нейролингвистическая психология, психометрическая и количественная психология.
По сути, я и мама были психами (простите мне мой юмор, но псих, работающий психологом, — это смешно).
— Сейчас мы это исправим, — сказала я. — Я планирую забрать несколько ваших пациентов. Просто дайте мне рекомендации по поводу того, какие именно случаи мне стоит забрать себе. Я не хочу подрывать прогресс в лечении этих людей.
Доктор Уилсон слегка сжал губы, а я заметила, что шкаф за его спиной был полностью забит медицинскими книгами, но к ним никто не прикасался, наверное, с того момента, как он стал работать здесь. Эти сантиметры пыли были явным нарушением санитарных норм, но я проигнорировала этот факт. Поскольку была ненормальной, с общепринятой точки зрения. Видите, снова мы почти вернулись к слову «псих».
— Очень мило с вашей стороны, доктор Валентайн. Я все обдумаю и отдам вам список в понедельник или во вторник.
— Хорошо. Да, и пока я не забыла, я хотела бы спросить вас о пациенте в палате номер двадцать пять.
Доктор Уилсон отпил из кружки с надписью «Мой папа №1», стоящей на его столе. По всей видимости, в кружке был алкоголь, потому что доктор был каким-то заторможенным и подозрительно радостным.
— Вы имеете в виду нашего мистера Доу[2], вернее анонима с придуманной фамилией? — спросил он, поставив на стол свою кружку.
— Мы лечебное учреждение, работающее за счет людей, а не государства. И поэтому люди, которые отказываются назвать себя, страдающие амнезией или нехваткой денег, отправляются в другое место.
Доктор Уилсон улыбнулся:
— Он зарегистрировался неделю назад, но оплатил три месяца лечения, а затем попросил положить его в палату и оставить в покое, пока он сам не захочет с нами говорить.
— Это безумие, — резюмировала я.
Уилсон хрипло рассмеялся и его смех напомнил мне смех Санты. Его «Хо-хо-хо!»
— Да, полагаю, это и правда безумие. Но нигде ему не будет так хорошо, как здесь.
— Значит, этот мужчина не хочет, чтобы мы его лечили, и мы понятия не имеем, почему он здесь?
— Ни одной догадки. Но разве это не интересно? — доктор Уилсон выглядел крайне взволнованным этим крайне неэффективным использованием целой палаты. И я не могла понять, почему.
— Он не может оставаться здесь. Есть люди, действительно нуждающиеся в нашей помощи, а мы отказываем им в этом.
— Он заплатил нам, — напомнил мне доктор.
— Вопрос не в деньгах, а в нашем долге перед обществом. Вниз по улице стоит отличный пятизвездочный отель, где за его деньги ему с удовольствием предложат уединение.
Доктор Уилсон кивнул:
— Как скажете. Вашу точку зрения я понял.
Я встала и протянула ему руку:
— Что ж, хорошо. Была рада побеседовать с вами, доктор Уилсон.
Он поднялся с кресла и ответил мне рукопожатием:
— Я с нетерпением жду возможности поработать с вами, доктор Валентайн.
Я подумала о том, что наш диалог прошел вполне хорошо, но, только я дошла до двери, доктор сказал:
— Я надеюсь, вы не против разрешить этот вопрос непосредственно с нашим анонимом? Вторая половина моего дня чересчур загружена.
Я кивнула:
— Конечно, я сама займусь этим вопросом.
Меня не волновали чувства этого анонима, меня волновала простаивающая работа.
И, честно говоря, мне было интересно встретиться с мистером Номер двадцать пять.
Темнота была единственной вещью в этом мире, в которой я чувствовала себя неуютно, наверное, потому что я любила видимые факты. Объясню. Видеть объекты то же самое, что видеть факты. Вот пол. На нем стоит диван. Это факты. Угадывать, что где находится: «Вот вроде здесь должна быть ножка дивана. Ой, больно! Значит, она не здесь!» — бесполезная и глупая трата времени. Именно для этого люди создали лампы.
Поэтому, когда я зашла в палату мистера Доу, первым моим желанием было включить хоть какое-то освещение.
— Мистер Доу? — обратилась я к темной фигуре, сидящей в углу небольшой палаты, повернувшейся ко мне, как какое-то жуткое пугало, ожидающее момента, чтобы испугать меня до сердечного приступа. — Меня зовут доктор Валентайн. Я новый директор этого Центра. Могу я включить свет, чтобы мы могли обсудить причину, по которой вы находитесь здесь?
— Я просил меня не беспокоить! — глубокий мужской голос поразил меня, как ледяная пощечина.
Но еще он был каким-то, не знаю… гипнотическим, что ли.
Я прищурилась, чтобы разглядеть его лицо, но могла видеть только его силуэт: широкие плечи, очертания мощных рук, короткие волосы. Это, собственно, не все, что я смогла разглядеть. Открывая дверь, я заметила, что на нем были темные штаны, скорее всего джинсы, и белая футболка.
— Именно поэтому нам и нужно поговорить, — начала я. — Мне сказали, что вы находитесь здесь отнюдь не за лечением…
— Уходи.
От удивления я открыла рот.
— Простите, но вы…
— Я сказал, оставь меня! — зарычал он.
К его сожалению, меня было не запугать. Не то, чтобы я была глупа и не думала о своей безопасности. Я не знала, способен ли он причинить мне какой-то вред.
— А если я не уйду? — спросила я, прощупывая почву, ведь его ответ скажет мне все, что я хочу знать.
И я стала ждать этого ответа.
Минуту... Еще немного…
Он и не собирается отвечать мне. Прекрасно!
Это было глупое и совершенно непродуктивное использование моего времени. Мне нужно было увидеть его лицо, и тогда моя интуиция психолога довершит все остальное.
— Окей. Я включаю свет…
Я щелкнула выключателем и, обратившись взглядом к мужчине, была будто бы поражена громом.
— Черт возьми! — ахнула я.
Я выключила свет, повернулась и вышла из комнаты.
Блядь, блядь, блядь!
Что это было?