Остаток утра и вторую половину дня мы провели в тишине.
Я сделала все возможное, чтобы держаться подальше от Ривера. Он включил свое маленькое радио достаточно надолго, чтобы услышать прогноз погоды, в котором, по сути, говорилось, что условия все еще ужасны, и просьба оставаться внутри. Они предсказали, что ветер утихнет за ночь и что снег перестанет падать — и то, и другое означало, что я все еще смогу быть дома на Рождество.
Но только время покажет.
Выключив радио, Ривер занялся делами по дому. Он работал над обувницей, немного читал, играл с Лосем — и все это время ничего мне не говорил. И на этот раз я не стала давить на него. Молча терпела свою скуку, даже взяла книгу с его полки, просто чтобы занять себя, и даже несколько раз разложила пасьянс.
Я чувствовала себя ужасно из-за того, что спросила.
Это был безобидный вопрос, по крайней мере, я так думала. Ведь не ожидала, что его родителей больше нет с нами.
Доун и Коул Дженсен, возможно, формально были просто родителями моего мужа, но во всех смыслах и целях они были точно такими же, как мои настоящие родители.
Конечно, Доун была более дерзкой, чем моя мать, с ее огненно-каштановыми волосами, и не давала никому спуска. А Коул был задумчивым и суровым по сравнению с моим добросердечным отцом. Но они воспитывали меня так же, как и мои собственные родители. Я провела в их доме столько же ночей, сколько и в своем собственном, в промежутке между шестнадцатью и восемнадцатью годами, и даже намного позже того, как мы с Ривер съехались.
У Доун и Ривера были хорошие отношения, но весь город знал, что Ривер был ближе со своим отцом.
Доун много лет боролась с наркотиками, и хотя она нашла выход, именно в это время Ривер и Коул стали неразлучны. Коул заставлял Ривера сосредоточиться на учебе, даже когда он этого не хотел. И Ривер поддерживал Коула, даже когда он этого не желал.
Они были командой, и если я что-то и знала о своем бывшем муже, так это то, что никто в этом мире не значил для него больше, чем его отец.
Что означало, что, должно быть, ему было очень плохо, когда Коул умер.
А затем Доун ушла так же быстро…
Мой желудок весь день сжимался при мысли об этом, и я не могла избавиться от этой мысли. Все, о чем я могла думать, были воспоминания о тех временах, когда мы все были вместе, истории, которые Ривер рассказывал мне о своем детстве, о том, как Доун и Коул помогали нам, как молодоженам, насколько могли. Я думала о том, как сильно они любили своего сына и меня.
И я вспомнила наш последний разговор по телефону, который был быстрым и поверхностным и прервался из-за того, что мне нужно было успеть на поезд.
Я не знала, что это будет моим последним воспоминанием о них.
Не знала, что это будут последние слова, которые мы произносили друг другу.
Весь день в хижине было тяжело и мрачно, несмотря на рождественское настроение, которое я пыталась привнести украшениями накануне вечером. Даже когда я смотрела на эту елку и напевала себе под нос рождественскую музыку, не могла избавиться от тяжести в груди.
Это было похоже на похороны, запоздавшие на много лет.
Может быть, именно поэтому я была измотана к заходу солнца, и подумывала, не стоит ли просто лечь спать и закончить этот день, чтобы проснуться в новом. Я как раз собиралась согласиться с этой мыслью, когда послышался низкий гул, и свет замерцал, прежде чем совсем погаснуть.
Тишина, охватившая нас, была всеобъемлющей.
Как будто нас накрыло одеялом, тяжелым и толстым. Это длилось долю секунды, которая, казалось, растянулась на несколько часов, прежде чем когти Лося застучали по дереву. Он рявкнул для пущей убедительности, как будто мы еще не поняли, что что-то происходит.
— Черт, — пробормотал Ривер себе под нос. Он читал за столом, и благодаря слабому свету, который все еще исходил от камина, я могла видеть, как он нахмурился, когда закрыл книгу.
— Электричество вырубилось?
— Похоже на то, — выдохнул он. — Не могу сказать, что удивлен. Во всяком случае, я потрясен, что оно не выключилось прошлой ночью из-за ветра. У меня есть несколько свечей и фонариков… просто нужно найти их... АХ, ЧЕРТ!
Раздался громкий стук, предшествующий его проклятию, и я вскочила с того места, где лежала на диване, оглядываясь на Ривера, стоящего у кровати.
— Ты в порядке?
— В порядке, — проворчал он. — Просто не рассчитал несколько сантиметров большого пальца ноги.
Я старалась не смеяться, радуясь, что моя улыбка, по крайней мере, была скрыта полумраком.
Через несколько секунд хижина стала видна лучше, благодаря небольшому лучу света, исходящему от маленького фонарика в руках Ривера. Он протянул мне один, а затем начал вытаскивать свечи, расставлять их в разных углах хижины и зажигать.
Как только все они были зажжены, он выключил свой фонарик, и я сделала то же самое.
— Ну, это довольно уютно, — сказала я с улыбкой.
Ривер усмехнулся.
— Всегда есть луч надежды.
— На этот раз больше похоже на золотое свечение.
Ривер улыбнулся мне в ответ на долю секунды, прежде чем вернуться к столу, и открыл свою книгу с того места, где остановился, расположившись рядом со свечой, чтобы было больше света.
Я некоторое время наблюдала, как он читает, свет и тени играли на его лице, как и прошлой ночью. Только на этот раз они исполнили что-то вроде танца — мерцающее пламя танцевало с темнотой.
Раньше я была готова лечь спать. Но теперь, с новой порцией адреналина, обнаружила, что моя скука удушает, и потребность что-то сделать, что угодно, становится слишком сильной, чтобы ее вынести.
— Сегодня канун Рождества, — сказала я, вскакивая на колени и закидывая руки на спинку дивана. — Мы должны что-то сделать.
— Например, что?
Я нахмурилась, потому что мы не могли посмотреть рождественский фильм, так как у него не было телевизора, и у него не было никаких игр, кроме тех, в которые мы могли играть колодой карт.
— Как насчет того, чтобы включить радио? — предположила я. — Найди станцию, которая играет рождественскую музыку. И мы можем печь печенье!
— Мы ничего не можем испечь, — поправил Ривер, не отрывая глаз от своей книги. — Электричество отключено, тупица.
Я бросила в него маленькую подушку с дивана.
— Эй!
Он усмехнулся, легко подхватил подушку и сунул ее под мышку, прежде чем захлопнуть книгу и со вздохом посмотрел на меня.
— Просто указываю на факты. К тому же у меня нет ингредиентов для приготовления печенья.
Я прищурила глаза.
— Отлично. Никакого печенья. — Я сделала паузу. — Что у тебя есть такого, что мы могли бы использовать с пользой?
Ривер еще раз глубоко вздохнул, но затем что-то блеснуло в его глазах, и он ухмыльнулся.
— У меня есть гоголь-моголь, — сказал он. — И ром.
Улыбка заиграла на моих губах.
— А рождественская музыка?
Ривер застонал, но уступил.
— Хорошо. Но если включится Мэрайя Кэри, я швырну это радио через всю комнату.
— Или мы могли бы просто выключить его на несколько минут.
— Договорились.
Я вскочила с дивана, визжа от восторга. От волнения Лось тоже вскочил и засуетился у моих ног, и Ривер усмехнулся, когда мы оба скользнули на кухню в стиле Тома Круза.
— О, я надеюсь, что они сыграют «Рождественскую песню». Это моя любимая.
Ривер покачал головой, доставая из шкафа два стакана и снова раздраженно ворча.
Но я видела улыбку, с которой мужчина пытался бороться.