Он вздрогнул от прикосновения, потому что оно оказалось таким тёплым и нежным, против рубцов вдоль и поперек покрывавших его спину. Он ощутил тепло воды и мягкие касания губки — мягче, чем он мог себе представить, и дрожь вновь пробежала по его телу.

Ничто не могло бы смыть прошлое, но эти прикосновения позволили им обоим притронуться к горькой истине и признать её.

Его плеч Лорен касался деликатнее, чем груди. Сейчас его плоть и сущность были, как никогда, едины. Очищение было медленным и тщательным: лёгкие брызги воды, затем намыливание кожи. Это было исцелением чего-то, что он не ведал, нуждалось в исцелении. Теперь это казалось необходимым, словно дыхание, даже если нежности было болезненно много — такой кротости он никогда не ожидал от Лорена.

 

Так долго он был распят под плетьми. Где тогда плоть была содрана, теперь он был открыт.

 

— Лорен, я…

 

— Наклони голову.

 

Он закрыл глаза. Вода окатила его всего: волосы и лицо намокли. Обычно это делалось сидя, на длинной скамейке возле жёлоба для стока воды, а раб должен был стоять за спиной — он не стал говорить об этом, когда Лорен потянулся вверх, чтобы вспенить мыло в его волосах, стоя перед ним. Длинные пальцы взбивали пену, продвигаясь от висков к затылку, и массирующие движения на коже головы ощущались словно ласка.

 

Лорен был похож на лезвие клинка, но иногда он бывал вот таким. Он плеснул на него ещё воды из кувшина: омытый тёплой водой, окатившей его с головы до ног, он взглянул на Лорена сквозь мокрые ресницы, зная, что всё можно было прочесть в его глазах.

Как и в глазах Лорена. Лорена, который выглядел как никогда прежде, его кожа блестела влагой от попавших на неё брызг, а со светлых завитков волос капало. Теперь он знал, отчего Лорен не пытался при помощи слов избавиться от прошлого. Слова были более простым путём, чем это.

 

— Что дальше? — спросил Лорен.

 

— Исандр прислуживал тебе в банях Марласа, разве нет? Ты знаешь, что дальше. — Это было не тем, о чём спрашивал Лорен.

 

— Я отмокал в купальне. А он ожидал на коленях на полу.

 

— Я хочу заняться с тобой любовью.

 

— Ты можешь расслабиться в воде, — сказал Лорен, — пока я вымоюсь.

 

Вода в купели была горячей, специально для расслабления напряжённых мышц и релаксации. Ощущение было неожиданным, учитывая жаркий день и то, что эта купель находилась на открытом воздухе, где солнечные лучи отражались от её поверхности. Дэймен спустился на шесть ступенек и, погружённый в воду по пояс, медленно направился к противоположному краю, где развернулся и сел на выступ у борта — его плечи выступали из воды, а край купели служил ему сзади опорой.

 

Ему хотелось увенчать эту близость единением их тел, сейчас, когда они оба были словно распахнуты навстречу друг другу. Но в воде было слишком хорошо, а Лорен был мастером в тонком удовольствии задержек, остановок и возобновления игры. И Дэймен просто наблюдал за ним.

 

Через мгновение Лорен поднял кувшин и использовал оставшуюся воду, чтобы вымыться. Он мылся не робко и смущённо, как раб, или обольстительно, как пет. Он просто очищал собственное тело, каждое движение было подчинено практической цели; затем он ополоснулся, быстро вылив на себя воду. Как мало он был похож на раба, и сколь сильно он походил на самого себя, выполняя обычные рутинные действия. Для Дэймена представляло особое наслаждение оказаться допущенным в будничную святая святых частной жизни Лорена.

 

Затем Лорен выступил вперёд. Цветок всё ещё был в его волосах. Он всё ещё был обут в сандалии. Дэймен на мгновение представил, как Лорен спускается в купель прямо в них, но Лорен остановился в тени у борта.

Он не стал входить в воду. Вместо этого Лорен уселся на самом краю в непринуждённой изящной позе, к которой Дэймен за последние месяцы успел привыкнуть: одно колено приподнято, а вес тела покоится на одной руке. Он окунул пальцы другой руки в воду.

 

— Горячо, — сказал он.

 

Он не уточнил, что именно имеет в виду — воду, солнце, или мрамор. Он слегка порозовел от одного только пара. Если бы Лорен спустился в купель, он бы просто сварился. Во всех прочих отношениях, он выглядел вполне свежо: его длинные бледные ноги, непринуждённо откинутая голова, мужественный торс с не слишком броскими розовыми сосками, его член, лишь отчасти видимый в этой позе.

 

Дэймену хотелось оттолкнуться от края купели… если бы это было лесным озером, подумалось ему, он в три мощных гребка доплыл бы до противоположной стороны и вынырнул из воды рядом с Лореном. Он бы по-хозяйски провёл руками по телу Лорена — лаская его бёдра, бока и грудь. Ему представилось, как он выбирается из купели, чтобы взять Лорена прямо там, на мраморном полу.

 

— Я думал, речь шла о том, чтобы встать на колени.

 

— Звучит заманчиво.

 

Лорен обронил слова лениво, словно нехотя. Он не пошевелил ни единым мускулом, чтобы подняться. Тон его речи шёл вразрез с высокомерностью аристократической позы.

 

Дэймен задался вопросом, было ли это типичным поведением петов, или просто Лорен вёл себя так с ним, рассеянно водя пальцами по поверхности воды. Он закрыл глаза и опустился чуть глубже.

 

И, было ли это из-за того, где они находились, или из-за того, что только что произошло между ними, он словно исподволь произнёс:

 

— Они отвели меня в бани, после того, как я попал в плен. Это было первое место, куда меня отвели.

 

— Рабские бани, — уточнил Лорен.

 

— Кастор подослал ко мне много людей, достаточно, чтобы я точно не смог отбиться. Они связали мне руки и ноги и бросили в одну из камер дворцового подземелья… ничего такого, не подумай.

 

— И в мыслях не было.

 

— Я думал, это какая-то ошибка. Поначалу. Я надеялся, что это ошибка, довольно долго потом. Ночи, когда они держали меня за пределами дворца, были самыми трудными. Я знал, что происходит, и не мог защитить моих людей.

 

— Ты всегда верил, что вернёшься к ним.

 

— А разве ты нет?

 

Он вспомнил долгие вечера, что они провели вместе в палатке, слушая звуки виирийского лагеря снаружи. Лорен никогда не демонстрировал неуверенности в себе, как и никогда не сетовал на обстоятельства.

 

— Думал ли я, что ты вернёшься в Акиелос? Да. Я был уверен в этом. Ты был воплощением сил природы. Я бесился, когда приходилось сражаться с тобой. И меня пугало, когда ты был на моей стороне.

 

— Пугало?

 

— Ты не знал, как я боялся тебя?

 

— Меня? Или себя самого?

 

— Того, что происходило между нами.

 

Солнечный свет оказался ярче, чем он ожидал, когда он открыл глаза, глядя на сверкающие на поверхности воды блики. Лорен по-прежнему сидел в тени.

 

— Иногда это всё ещё страшит меня. — Голос Лорена звучал искренне. — Это заставляет меня чувствовать себя…

 

— Я знаю, — сказал Дэймен. — Я тоже чувствую это.

 

— Выходи, — сказал Лорен.

 

Когда он выбрался наружу, его тело палило жарче пара, а его оливковая кожа стала почти пунцовой от пребывания в горячей воде. Лорен наполнил кувшин из второго источника и приблизился, готовясь опрокинуть на него воду. Дэймен бессознательно вскинул руки.

 

— Нет, Лорен, это холодная… это… — он задохнулся, не успев сказать ничего больше.

 

От контакта с ледяной водой наступил моментальный шок. Он словно окунулся в горную речку — слишком внезапный скачок от ленивой полудремоты к бодрствованию. Инстинкт подтолкнул его схватить Лорена в отместку, прижимая к себе.

 

Холодное тело против горячего. Лорен неожиданно рассмеялся, его кожа была теплой, как солнечный свет. Борьба увлекла обоих на скользкий мрамор.

 

Не задумываясь, он занял верхнюю позицию, удерживая Лорена спонтанным для него борцовским движением. Дэймен провёл три простых приёма просто ради спортивного удовольствия, прежде чем понял, что Лорен отвечает на его захваты довольно умело.

 

— Это что такое? — с удовлетворением в голосе спросил он. Лорен вывернулся из его хватки.

 

— Как я тебе?

 

— Борьба — это как шахматы, — сказал Дэймен. Лорен совершил попытку захвата — он увернулся. Лорен приподнялся на локтях — он пригвоздил его к месту. Было ясно, что Лорен попробует все варианты приёмов, какие только знает: минимальный набор новичка, но в хорошем исполнении. Часть разума Дэймена, ставившего борьбу превыше всех видов спорта, отметила с одобрением, что Лорен в отличной форме. Но он был новичком: Дэймен противостоял ему с легкостью; ему хватало осмотрительности не ослаблять хватку и оставаться постоянно на стрёме, даже когда Лорен был полностью обездвижен.

 

И тогда вопрос возник сам собой.

 

 

— Кто учит тебя?

 

— Никандрос, — ответил Лорен.

 

— Никандрос, — произнёс Дэймен.

 

— Мы практикуем виирийский вариант. Я не снимаю одежды.

 

Тогда ты никогда толком не научишься. Вместо этого, он невольно нахмурился, говоря:

 

— Я лучше Никандроса.

 

Дэймен не очень понимал, почему это развеселило Лорена, но тот ласково ответил сквозь смех:

 

— Знаю. Это же ты покорил меня. Помоги подняться.

 

Дэймен встал и протянул ему руку. Лорен взял одно из мягких полотенец и замотал в него голову Дэймена. Дэймен покорно позволил промокнуть ему волосы, а затем Лорен вытер его всего — мягкость ткани на коже отдавала неожиданной нежностью, как каждое прикосновение, что Лорен дарил ему. В этом не было чувственности, скорее, какая-то чистая заботливая ласка, и от этого он почувствовал себя странно, ощущая единение с ароматами лета, солнечным светом и волшебством этого места.

 

— На самом деле, ты очень ласковый, да? — сказал Дэймен, поймав пальцы Лорена в клубке полотенца. Он обернул его вокруг головы Лорена, прежде чем тот смог ответить, с удовольствием наблюдая, как из кокона появляется смущённый Лорен со спутанными волосами.

Лорен сделал шаг назад. Вытираясь, он двигался с той же нейтральной практичностью, с которой и мылся: он провёл полотенцем по груди, под мышками, между ног. Прежде чем начать, он вынул цветок из своих волос и наклонился, чтобы распустить шнуровку сандалий. Оставь их, захотелось сказать Дэймену. Ему нравилось, как они пикантно подчёркивают наготу Лорена.