Глава 6.

— У тебя добрый хозяин, — сказал Эразмус.

— Добрый? — переспросил Дэмиен.

Слово было трудно произнести, оно скрежетало в глотке, пока он говорил. Дэмиен изумленно смотрел на Эразмуса напротив. Никаис, рука об руку с Лореном, уходил, оставив Эразмуса позади; поводок валялся забытым на земле там, где Эразмус стоял на коленях. Мягкий ветерок шевелил его светлые кудряшки, и над ними листва казалась навесом из темного шелка.

— Он заботится о твоих потребностях, — объяснил Эразмус.

Прошло несколько мгновений перед тем, как слова обрели свое истинное значение, вызвав в ответ лишь легкий беспомощный смешок. Точные инструкции Лорена и неизбежный исход нельзя было расценивать, как доброту, скорее наоборот. Пытаться объяснить рабу холодный, изощренный разум Лорена было бесполезно, и Дэмиен не пытался.

— Что такое? — спросил Эразмус.

— Ничего. Расскажи мне. Я хочу услышать о тебе и об остальных. Как тебе здесь, так далеко от дома? Хозяева хорошо обращаются с тобой? Ты… Ты можешь понимать их язык?

Эразмус качнул головой в ответ на последний вопрос.

— Я немного тренировался в Патрасском и северных диалектах. Некоторые слова похожи. — Запинаясь, он произнес несколько.

Эразмус говорил на Виирийском довольно неплохо; но не это заставило Дэмиена нахмуриться. Слова, которые Эразмус мог различить из того, что ему говорили, были: Молчать. Встань на колени. Не двигайся.

— Я что-то неправильно сказал? — спросил Эразмус, неправильно истолковав выражение лица Дэмиена.

— Нет, ты говорил хорошо, — ответил Дэмиен, хотя его сосредоточенность не ушла. Ему не понравился набор слов. Ему не нравилась мысль, что Эразмус и остальные оказывались вдвойне беспомощны из-за невозможности говорить или понимать то, что говорят вокруг.

— Ты… не похож на дворцовых рабов, — с сомнением заметил Эразмус.

Это было преуменьшение. Никто из Акиэлоса не принял бы Дэмиена за раба для удовольствий, он не походил ни своим поведением, ни физически. Дэмиен задумчиво смотрел на Эразмуса, обдумывая, сколько можно сказать.

— Я не был рабом в Акиэлосе. Сюда меня отослал Кастор в качестве наказания, — в конце концов ответил Дэмиен. В этом не было лжи.

— Наказание, — сказал Эразмус. Он опустил взгляд на землю. Его поведение изменилось.

Дэмиен спросил:

— Но тебя тренировали во дворце? Как долго ты там был? — Он не мог объяснить тот факт, что не видел этого раба раньше.

Эразмус попытался улыбнуться, пытаясь оправиться от того, что привело его в уныние.

— Да. Я… Но я никогда не видел главного дворца, я обучался, пока Держатель не выбрал меня для этого места. Мои тренировки в Акиэлосе были очень строгими. Потому что… это…

— Это? — повторил Дэмиен.

Эразмус порозовел и сказал очень тихим голосом:

— Если бы он нашел меня приятным… Я был тренирован для Принца.

— Неужели? — спросил Дэмиен не без интереса.

— Из-за моего цвета. Сейчас не видно, но в дневном свете мои волосы кажутся почти золотыми.

— Я и сейчас это вижу, — сказал Дэмиен.

Он услышал, как одобрение наполняет его собственный голос. Он почувствовал, как произнесенные слова поменяли силы между ними. Дэмиен с тем же успехом мог сказать: «Хороший мальчик».

Эразмус отозвался на слова, как цветок, склоняющийся к солнцу. Не играло роли то, что технически они с Дэмиеном были одного статуса — Эразмус был обучен отвечать силе, жаждать ее и подчиняться ей. Его руки аккуратно привели себя в порядок, по щекам разлился румянец, взгляд опустился в пол. Его тело стало мольбой. Ветерок играл его кудряшками, спадавшими на лоб.

Самым нежным голосом он произнес:

— Раб не достоин Вашего внимания.

В Акиэлосе демонстрация покорности было искусством, а раб был мастером. Теперь, когда он проявил свое мастерство, стало понятно, что Эразмус, однозначно, призовой выбор из подаренных Регенту рабов. Нелепо было связывать его вокруг шеи, как упрямое животное. Это все равно что при владении великолепно настроенным инструментом колоть им скорлупу. Неправильно использовать.

Он должен быть в Акиэлосе, где его навыки будут оценены по достоинству и вознаграждены. Но Дэмиену пришло на ум, что Эразмусу повезло быть выбранным для Регента, повезло никогда не повстречаться с Принцем Дамианисом. Дэмиен видел, что случилось с его личными рабами. Они были убиты.

Он с усилием выкинул воспоминание из головы и снова обратился к слуге, стоящему перед ним:

— Твой хозяин добр?

— Этот раб живет, чтобы служить, — ответил Эразмус.

Это был шаблонный заученный ответ, который ничего не значил. Поведение рабов строго наблюдалось, из-за этого оставшееся не сказанным чаще было важнее того, что произносилось. Дэмиен уже слегка нахмурился, когда его взгляд упал вниз.

Туника Эразмуса немного задралась наверх, когда он протирал щеку Дэмиену, и он еще не успел поправить ее. Кайма поднялась достаточно, чтобы открыть верхнюю часть бедра. Эразмус, проследив за взглядом Дэмиена, быстро потянул ткань, опуская ее как можно ниже, прикрывая себя.

— Что произошло с твоей ногой? — Спросил Дэмиен.

Эразмус побледнел. Он не хотел отвечать, но заставил бы себя, потому что ему был задан прямой вопрос.

— Что случилось?

Голос Эразмуса стал едва различим, руки комкали кайму туники.

— Мне стыдно.

— Покажи мне, — сказал Дэмиен.

Дрожащие пальцы Эразмуса расслабились, и он медленно приподнял ткань. Дэмиен взглянул на то, что было сделано. Что было сделано три раза.

— Регент сделал это? Говори свободно.

— Нет. В день, когда мы прибыли, было испытание на послушание. Я… н-не прошел.

— Это было твое наказание за то, что ты не прошел?

— Это и было испытание. Мне приказали не издать ни звука.

Дэмиен видел Виирийское высокомерие и Виирийскую жестокость. Он перетерпел Виирийские оскорбления, выдержал боль порки и насилие на ринге. Но он не знал настоящей злости до этого момента.

— Ты не «не прошел», — сказал Дэмиен. — То, что ты пытался, доказывает лишь твою смелость. То, что было тебе приказано — невозможно. Нет стыда в том, что случилось с тобой.

Только в людях, сделавших это. Позор и бесчестье в каждом из них, и Дэмиен собирался заставить их ответить за содеянное.

Дэмиен сказал:

— Расскажи мне все, что случилось с тобой после отплытия из Акиэлоса.

Эразмус говорил по факту. Рассказ был тревожный. Рабов перевезли на корабле в клетках под палубой. Конвоиры и моряки позволяли себе все. Одна из женщин, обеспокоенная отсутствием доступа к обычным средствам прерывания беременности, попыталась поговорить с Виирийскими конвоирами, не сознавая, что для них не было ничего хуже незаконнорожденного ребенка. Мысль о том, что они доставят Регенту рабыню с растущим в её животе выблядком от моряка, привела их в панику. Корабельный лекарь дал ей какое-то варево, вызвавшее потоотделение и рвоту. Обеспокоившись тем, что этого недостаточно, ее живот забили камнями. Это было до остановки в Виире.

В Виире возникла проблема пренебрежения. Регент не брал ни одного из рабов себе в постель. Он по большей части отсутствовал, занятый государственными делами, обслуживаемый питомцами собственного выбора. Рабы были брошены своим конвоирам и причудам скучающего двора. Если читать между строк, с ними обходились, как с животными, их покорность уловкам в маленьких комнатах и «испытания» для рабов, придуманные искушенными придворными, были в некоторых случаях по-настоящему садистскими. Как и в случае Эразмуса. Дэмиена мутило.

— Ты, должно быть, жаждешь свободы больше, чем я, — сказал Дэмиен. Смелость раба заставила его устыдиться.

— Свободы? — испуганно переспросил Эразмус. — Почему я должен хотеть этого? Я не могу… я создан для хозяина.

— Ты был создан для хозяев лучше, чем эти. Ты заслуживаешь того, кто оценит, чего ты стоишь.

Эразмус покраснел и ничего не ответил.

— Я обещаю тебе, — сказал Дэмиен. — Я найду способ тебе помочь.

— Я бы хотел… — запнулся Эразмус.

— Хотел?

— Я бы хотел верить тебе, — ответил Эразмус. — Ты говоришь, как хозяин. Но ты раб, как и я.

До того, как Дэмиен успел ответить, раздался звук со стороны дорожек, и, как уже делал ранее, Эразмус распростерся, предвещая приближение придворного. Стали слышны голоса с дорожки:

— Где слуга Регента?

— Позади.

Выйдя из-за угла:

— Вот и ты. — И затем: — И, взгляните-ка, кого еще выпустили.

Это был не придворный. Это был не маленький злой щеголь Никаис. Это был Говарт с грубыми чертами лица и сломанным носом.

Он говорил Дэмиену, который последний раз видел его на ринге в отчаянной схватке за выручку и господство.

Говарт небрежно сжал золотой ошейник Эразмуса и потянул его вверх, как мог бы безразличный хозяин потянуть свою собаку. Эразмус, мальчик, а не собака, начал отчаянно задыхаться, когда ошейник врезался в его нежную шею, чуть ниже челюсти, прямо над Адамовым яблоком.

— Заткнись, — раздраженный кашлем, сказал Говарт и ударил его по лицу.

Дэмиен почувствовал, как его сдерживают цепи, когда он натянул их до предела, и услышал металлический звук до того, как осознал, что он дернулся.

— Отпусти его.

— Хочешь, чтобы я сделал это? — он потряс Эразмуса за ошейник для подтверждения.

Эразмус, который понял слово «заткнись», стоял с заслезившимися от удушья глазами, но молчал.

— Не думаю, что отпущу. Велели привести его назад. Но никто не сказал, что я не могу позабавиться с ним по дороге.

— Если хочешь чего-то еще, просто подойди ближе, — процедил Дэмиен. Ему бы доставило удовольствие изувечить Говарта.

— Я бы лучше тебя трахнул, дорогуша, — ответил Говарт. — Как я понимаю, мне задолжали трах.

Во время своих слов он задрал тунику раба, открывая изгибы под ней. Эразмус не сопротивлялся, когда Говарт пинком раздвинул его колени и поднял его руки. Он позволял тянуть себя за руки, затем остановился, неловко прогнувшись.