Осознание того, что Говарт собирается отыметь Эразмуса прямо здесь, перед ним, проявилось в нем с тем же ощущением нереальности происходящего, какое возникло при встрече с Анселем в саду. Невозможно, чтобы что-то подобное могло произойти — что этот двор был настолько развращен, что наемник мог изнасиловать королевского раба во время собрания придворных. Вокруг не было никого, кроме скучающего стражника. Эразмус намеренно отвернул свое покрасневшее от унижения лицо от Дэмиена.

— Как я понимаю, — Говарт повторил ту же фразу, — твой хозяин отымел нас обоих. На самом деле получить должен был он. Но в темноте один блондин так же хорош, как другой. Лучше. — Сказал Говарт. — Вставь свой член в эту фригидную сучку, и он отморозит его. А этому, похоже, нравится.

Он сделал какое-то движение рукой под поднятой туникой. Эразмус со стоном выдохнул. Дэмиен дернулся, и в этот раз жесткий металлический скрежет предупредил о том, что древнее железо прутьев было готово сдаться.

Звук заставил стражника оставить свой пост:

— Какие-то проблемы?

— Ему не нравится, что я трахаю его дружка, мальчика-раба, — ответил Говарт.

Эразмус, униженный, обнаженный, был на грани слез.

— Тогда трахай его где-нибудь в другом месте, — ответил стражник.

Говарт улыбнулся. Он сильно пихнул Эразмуса в спину.

— Так и сделаю, — сказал он. Толкая Эразмуса перед собой, он исчез вдали дорожки, и не было ничего, что Дэмиен мог сделать, чтобы остановить его.

Ночь перешла в утро. Развлечения сада закончились. Дэмиена чистого, ухоженного, и бессильного, отправили обратно в комнату.

Предсказания Лорена относительно реакции стражников, — и слуг, и всех членов его окружения — оказались жгучими и точными. Домашние Лорена отреагировали на сговор с Регентом с враждебностью и злостью. Хрупкие взаимоотношения, которые выстраивал Дэмиен, испарились.

Теперь было худшее время, чтобы к нему изменилось отношение. Теперь, когда эти отношения могли бы приносить ему новости или могли бы в мелочах влиять на обхождение с рабами.

Он не думал о собственной свободе. Осталось только постоянное тянущее беспокойство и чувство ответственности. Бежать одному было актом эгоизма и предательства. Он не мог уйти, если бы это значило оставить их на произвол судьбы. И все же, он был бессилен что-то поменять в сложившихся обстоятельствах.

Эразмус был прав. Его обещание помочь было пустым.

Снаружи комнаты происходило несколько перемен. Во-первых, по приказу Регента было урезано количество домашних Принца. Без дохода из его разнообразных имений, окружение Лорена в основном уменьшилось, чтобы сократить траты. В вихре перемен комната Дэмиена была перенесена из гарема королевских питомцев куда-то в крыло Лорена во дворце.

Это не помогло ему. Новая комната охранялась тем же количеством стражи, имела такой же тюфяк, те же шелка и подушки, такое же железное кольцо в полу, хотя оно выглядело установленным недавно. Даже будучи ограниченным в средствах, Лорен не был готов экономить на охране Акиэлосского пленника. К сожалению.

Из обрывков расслышанных разговоров Дэмиен узнал, что прибыла делегация из Патраса, чтобы обсудить торговлю с Вииром. Патрас находился на границе с Акиэлосом, и страны были схожи в своей культуре — точно не родственны Вииру. Обсуждаемые новости заставили его беспокоиться. Была ли делегация здесь просто с тем, чтобы обсудить торговлю, или это была часть предстоящих перемен на политической арене?

В попытках разузнать о цели приезда Патрасской делегации ему повезло так же, как и в попытке помочь рабам — никак.

Должно быть что-то, что он мог бы сделать.

Не было ничего, что он мог сделать.

Столкновение с собственной беспомощностью было ужасно. С самого пленения он ни разу не подумал о себе, как о рабе. Он, в лучшем случае, притворно играл свою роль. Он относился к наказаниям не больше, чем как к маленьким помехам, потому что сложившаяся ситуация казалась ему временной. Он верил, что побег впереди. Он и сейчас верил в это.

Он хотел быть свободным. Он хотел вернуться домой. Он хотел вернуться в столицу, покоящуюся на мраморных столпах, и смотреть на зелень и голубизну гор и океана. Он хотел встретиться лицом к лицу с Кастором, братом, и спросить, как мужчина мужчину, почему он сделал то, что сделал. Но жизнь Акиэлоса продолжалась без Дэмиена. У рабов больше не было никого, кто мог бы им помочь.

И что же тогда это значит, быть принцем, если он не способен защитить тех, кто слабее его?

Солнце, висящее низко в небе, осветило комнату через декоративное решетчатое окно.

Когда вошел Радель, Дэмиен попросил аудиенцию с Принцем.

Радель, с особым наслаждением, отказал. Принц, говорил Радель, не будет утруждать себя общением с военнопленным Акиэлосским рабом. У него есть более важные дела, которым стоит уделить внимание. Сегодня будет устроен банкет в честь Посольства Патраса. Восемнадцать блюд, самые талантливые питомцы, развлекающие публику танцами, играми и представлениями. Зная Патрасскую культуру, Дэмиен едва ли мог представить себе реакцию делегации на изобретательные развлечения Виирийского двора, но он молчал, пока Радель описывал пышность стола, и, в частности, блюд, и вин: тутовое вино, фруктовое и ежевичное вина. Дэмиен не подходил для этого собрания. Дэмиен не подходил, чтобы есть остатки со стола. Радель, все еще оставаясь довольным, вышел.

У Дэмиена не было иллюзий по поводу своей относительной важности среди окружения Лорена, но если не это, то неумышленное участие в борьбе Лорена против дяди значило, что просьба об аудиенции не будет оставлена незамеченной. Он устроился, зная, что Лорен заставит его ждать. Не дольше, чем день или два, думал он.

Так он думал. Поэтому ночью лег спать.

Он проснулся среди разбросанных подушек и сбившихся шелковых простыней и поймал на себе взгляд холодных голубых глаз Лорена.

Факелы были зажжены, а слуги, зажегшие их, тут же исчезли. Дэмиен двинулся; шелк, сохранивший тепло тела, соскользнул и полностью затерялся среди подушек, когда Дэмиен поднялся. Лорен не обратил на это внимания. Дэмиен вспомнил, что однажды визит Лорена уже будил его среди ночи.

Было ближе к рассвету. Лорен был одет в парадную одежду, придя, возможно, после восемнадцати блюд и чего бы то ни было, следовавшего за ночными развлечениями. Он не был пьян.

Дэмиен готовился к долгому, мучительному ожиданию. Цепь, тянущаяся среди подушек, давала ощущение легкого сопротивления и следовала за его движениями. Он думал о том, что собирался сделать, и зачем собирался это сделать.

Очень осторожно он встал на колени, наклонил голову, опустил глаза в пол. На мгновение повисла тишина, было слышно, как потрескивает пламя факелов.

— Это что-то новое, — сказал Лорен.

— Есть кое-что, что я хочу, — сказал Дэмиен.

— Кое-что, что ты хочешь. — Те же слова, в точности повторенные.

Он знал, что это будет непросто. Даже с кем-то другим, не таким ледяным, непроницаемым принцем, это было бы непросто.

— Ты получишь кое-что взамен, — сказал Дэмиен.

Он сжимал челюсть, пока Лорен медленно обходил его по кругу, словно просто хотел рассмотреть со всех углов. Лорен жеманно переступил через цепь, которая была слабо натянута и лежала на земле, завершая его путешествие.

— Ты совсем запутался, раз пытаешься торговаться со мной? Что бы ты мог предложить мне взамен?

— Повиновение, — ответил Дэмиен.

Он почувствовал, как Лорен отреагировал на эту идею. Едва различимо, но безошибочно, интерес присутствовал. Дэмиен старался не думать много о том, что он предлагал и что будет значить сдержать это обещание. Он встретит свое будущее, когда оно наступит.

— Ты хочешь, чтобы я подчинялся. Я сделаю это. Ты хочешь для меня публичных наказаний, которые не одобрит твой дядя? Любое представление, какое ты захочешь от меня, ты получишь. Я кинусь на меч. В обмен на одну вещь.

— Дай угадаю. Ты хочешь, чтобы я снял тебя с цепи. Или убрал стражу, или переселил тебя в комнату, где двери и окна не зарешечены. Не трать время зря.

Дэмиен с усилием подавил гнев. Важно было объяснить.

— Мне не кажется, что с рабами, подаренными твоему дяде, хорошо обращаются. Сделай что-нибудь с этим, и сделка завершена.

— Рабы? — переспросил Лорен после небольшой паузы. И затем с презрительной медлительностью продолжил: — Я должен поверить, что ты заботишься об их благосостоянии? Как именно с ними обращались бы в Акиэлосе? Твой варварский народ обратил их в рабство, не мой. Я бы никогда не подумал, что возможно забрать из человека волю, но вы справились с этим. Поздравления. Твой спектакль сострадания звенит ложью.

Дэмиен ответил:

— Один из конвоиров взял раскаленное железо и проверял, смогут ли рабы исполнить приказ не произнести ни звука, пока он его использует. Не знаю, нормально ли это в этом дворце, но хорошие люди не пытают рабов в Акиэлосе. Рабы обучаются повиноваться любому желанию, но их подчинение — это соглашение: они отдают свою свободу в обмен на хорошее обращение. Мучить тех, кто не может сопротивляться — разве это не зверство? Пожалуйста. Они не такие, как я. Они не солдаты. Они никого не убивали. Они будут служить тебе с готовностью. Так же буду и я, если ты сделаешь что-нибудь, чтобы помочь им.

Повисла долгая тишина. Выражение лица Лорена изменилось.

Наконец, он произнес:

— Ты переоцениваешь мое влияние на дядю.

Дэмиен начал говорить, но Лорен прервал его:

— Нет. Я… — золотистые брови Лорена слегка нахмурились, как будто он обдумывал что-то, что не имело смысла. — Ты, действительно, пожертвуешь своей гордостью за судьбу горстки рабов? — На его лице появилось то же выражение, что и на ринге: он смотрел на Дэмиена, словно искал ответ на неожиданную проблему. — Почему?