— У нас говорят, что ваш Принц, — сказала Леди Йокаста, — имеет собственный гарем. Эти рабы порадуют любого приверженца традиций, но я приказала Адрастосу подготовить вдобавок что-нибудь необычное в качестве особого подарка вашему Принцу от Правителя. Как бы нешлифованный алмаз.
— Его Величество уже проявил свое великодушие, — ответил советник Гийон, посол Виира.
Они прогуливались по длинной смотровой галерее. Гийон отобедал аппетитным пряным мясом, завернутым в листья винограда, и теперь внимательные рабы опахалами отгоняли полуденный жар от разморенного господина. Он готов был великодушно признать, что и у этой варварской страны есть свои прелести. Пища была простоватой, но вот рабы безупречны: безукоризненно исполнительны и научены вовремя исчезать и предугадывать — не то что эти избалованные щенки в посольстве Виира.
В галерее в качестве украшения были выставлены два десятка рабов. Все они были либо обнажены, либо едва прикрыты прозрачным шелком. На их шеи надели драгоценные ошейники, украшенные рубинами и танзанитом, а на запястья — золотые браслеты, исписанные только орнаментом. Рабы пали ниц, демонстрируя свою покорность.
Они были подарком нового Правителя Акиэлоса для Регента Виира — действительно щедрым подарком. Одно только золото стоило целое состояние, а рабы были одними из лучших во всем Акиэлосе. Гийон уже приметил одного из них для частного пользования: юношу с прекрасной тонкой талией и темными глазами, застенчиво выглядывающими из-под пушистых ресниц.
Когда они добрались до конца галереи, Адрастос, смотритель за дворцовыми слугами, резко поклонился так, что задники его ботинок чуть не ударились друг об друга.
— Ах, вот и мы, — произнесла Леди Йокаста, улыбнувшись.
Они перешли в небольшой вестибюль, и глаза Гийона расширились от увиденного.
Под строгим надзором стражи стоял связанный раб, не похожий ни на одного виденного Гийоном прежде.
Он выглядел физически внушительно, с хорошо развитыми мышцами, и на нем не было тех роскошных цепей, что украшали рабов в галерее. Его сдерживали по-настоящему: руки были заведены за спину, а ноги и торс связали довольно толстыми веревками. Несмотря на это, силы его тела казались едва сдерживаемыми. Темные глаза пленника сверкали враждебной яростью, а из-за вставленного в рот кляпа он мог издавать только глухое рычание. На теле его уже можно было заметить красные рубцы, которые оставляли грубые путы, когда раб пытался сопротивляться.
Сердцебиение Гийона панически участилось. Нешлифованный алмаз? Этот раб больше походил на дикого зверя, нежели на тех двадцати четырех ручных котят, выстроенных в галерее. Его мощь была еле сдерживаемой.
Гийон посмотрел на Адрастоса, пятившегося назад, будто присутствие раба заставляло его нервничать.
— Разве всех новых рабов связывают? — спросил Гийон, стараясь вернуть свое хладнокровие.
— Нет, только этого. Он… — Адрастос замялся.
— Да?
— ...Он не привык… К подчинению, — продолжил Адрастос, беспокойно поглядывая на Леди Йокасту. — Он не был натренирован.
— Принц, как нам говорили, любит трудности, — заметила Леди Йокаста.
Гийон попытался успокоиться и снова взглянул на раба. Было весьма и весьма сомнительно, что этот варварский подарок придется по душе Принцу, чье отношение к дикарским обычаям Акиэлоса было, по меньшей мере, прохладным.
— У него есть имя? — спросил Гийон.
— Ваш Принц, разумеется, сможет сам дать ему имя, какое захочет, — сказала Леди Йокаста, — но мне кажется, что Король порадовался бы, назови он его Дэмиеном.
Ее глаза блестели.
— Леди Йокаста… — собирался возразить Гийон, хотя было очевидно, что спорить бесполезно. Он переводил взгляд с одного человека на другого и вдруг понял, что они ждут, пока советник что-нибудь скажет.
— Это определенно интересный выбор имени, — продолжил Гийон. На самом деле он был потрясен до глубины души.
— Король тоже так считает, — ответила Леди Йокаста, чуть растянув губы в довольной улыбке.
***
Они убили его рабыню Ликайос, безжалостно перерезав ей горло мечом. Она была обычной дворцовой слугой, не подготовленной к любым схваткам настолько, что даже прикажи он ей сражаться, она определенно пала бы ниц и сама подставила свою глотку под удар. Ей не был дан шанс выбирать: подчиниться или противостоять. Девушка упала почти бесшумно и неподвижно лежала на белом мраморном полу. Кровь из-под безжизненного тела начала быстро растекаться по мрамору.
«Взять его!» — крикнул один из солдат, ввалившихся в комнату — мужчина с растрепанными каштановыми волосами. Дэмиен мог бы предотвратить это, но был слишком шокирован тем, как неожиданно все случилось и как двое солдат в одно мгновение прикончили Ликайос.
Нападавшие солдаты начали сменять друг друга. Трое были уже мертвы, и у одного из них Дэмиен заполучил меч. Противник, стоявший перед ним, заколебался и отступил назад.
— Кто вас послал? — спросил Дэмиен.
Солдат с растрепанными волосами ответил:
— Правитель.
— Отец?! — он чуть не выронил меч.
— Кастор. Твой отец мертв. Взять его!
Борьба была привычной для Дэмиена, чьи навыки выросли из физической силы, врожденной способности к обучению и непрекращающихся тренировок. Но эти люди были посланы за ним тем, кто прекрасно знал все его способности и, более того, не поскупился ни одним солдатом, чтобы победить кого-то с мастерством Дэмиена. Потрясенный количеством врагов, Дэмиен отчаянно боролся столько, сколько это было возможно, прежде чем его схватили, связали руки за спиной и приставили меч к горлу.
Тогда он наивно полагал, что его убьют. Вместо этого его избили и, с трудом удерживая — когда он сражался, будучи еще свободным, то нанес впечатляющее количество урона противникам — продолжали избивать.
«Выведите его отсюда», — приказал уже знакомый солдат, чьи волосы от борьбы растрепались еще сильнее, вытирая тыльной стороной ладони тонкий ручеек крови, стекавший по разбитому виску.
После Дэмиена бросили в тюремную камеру. Сейчас он искренне не понимал, что происходит.
— Дайте мне увидеться с братом, — потребовал Дэмиен, но солдат лишь загоготал и ударил его под дых.
— Это твой брат отдал приказ, — усмехнулся другой.
— Ты лжешь. Кастор не предатель.
Но дверь камеры захлопнулась, и в его голове в первый раз возникли настоящие сомнения.
"Ты был наивен, — шептал в голове Дэмиена тихий голосок, - ты не ожидал, ты не видел; или, быть может, отказывался видеть, не доверял грязным слухам, которые оскверняли то сыновье внимание к больному и умирающему отцу, с которым ты должен был провести его последние дни".
На следующее утро за ним пришли, и теперь, понимая все произошедшее, он хотел предстать перед своим захватчиком с мужеством и гордостью, пусть и с привкусом горечи, поэтому позволил связать себе руки за спиной, подчиняясь резким указаниям, и шел вперед, направляемый грубыми толчками в спину.
Когда Дэмиен осознал, куда его ведут, то начал с яростью сопротивляться.
Комната была полностью облицована мрамором. Такой же мраморный пол был сделан под легким уклоном и переходил в незаметно проведенный сток. С потолка свисала пара цепей, к которым приковали бешено сопротивлявшегося Дэмиена — так, что его руки оказались обездвиженными над головой.
Его привели в бани, предназначенные для рабов.
Дэмиен неистово рвался из удерживающих его цепей, но они не поддавались. Его запястья покрылись синяками и кровоподтеками. На другом конце комнаты в восхитительном беспорядке были вперемешку свалены подушки и полотенца, среди которых, точно драгоценные камушки, сверкали разноформенные цветные бутылочки, наполненные различными маслами.
Вода в ванне была душистой, цвета молока, украшенная медленно плавающими лепестками роз. Учтены все тонкости. Это не могло происходить наяву. Дэмиен чувствовал, как в его груди нарастают волны ярости и возмущения и, погребенные под ними, появляются новые ощущения, которые скручивались и ворочались в его животе.
Один из солдат лишил Дэмиена возможности шевелиться, крепко обхватив его сзади. Другой начал его раздевать.
Ему расстегнули застежки одеяния, и оно было быстро стянуто вниз. Ремешки его сандалий перерезали и откинули. Дэмиен сгорал от унижения, стоя закованным в цепи, обнаженным, и только влажный пар, исходящий от ванны, струился по его коже.
Солдаты отошли в проход под аркой, откуда стоявший там человек отослал их; лицо его было красивым и довольно знакомым.
Адрастос был держателем дворцовых рабов. Это была престижная должность, которую пожаловал ему король Теомедис. Дэмиена накрыла волна злости, настолько сильная, что он просто не верил своим глазам, а когда пришел в себя, то понял, что Адрастос собрался делать.
— Не смей прикасаться ко мне, — прорычал он.
— Я делаю то, что мне приказали, — ответил Адрастос, хотя и отошел назад.
— Я убью тебя, — Дэмиен продолжал сверлить мужчину взглядом.
— Может, тогда… женщина… — задумчиво произнес Адрастос, отходя на шаг, и шепнул что-то на ухо одному из прислужников. Тот кивнул и спешно покинул бани.
Через несколько мгновений вошла рабыня. Специально подобранная, она подходила под все известные предпочтения Дэмиена. Ее кожа была такой же белой, как мрамор в бане; золотистые волосы, заколотые в неприхотливую причёску, раскрывали изящный изгиб шеи, а через тонкую ткань виднелась полная набухшая грудь и розовые соски.
Дэмиен смотрел, как она приближается, с такой настороженностью, как присматривался бы к движениям противника на поле боя, хотя он и не был чужд к прислуживанию рабов.
Ее рука поднялась к застежке на плече и обнажила изгиб груди и стройную талию, затем ткань спустилась к ее бедрам и ниже. Одеяние мягко и бесшумно упало на пол. Рукой рабыня зачерпнула воды и, нагая, мыла тело Дэмиена, намыливая и споласкивая, не обращая внимания на воду, которая струилась по ее собственной коже и брызгала на круглую грудь. В конце концов, девушка вся намокла. Она начала тщательно мыть его голову и закончила тем, что поднялась на носочки и вылила на его затылок маленькую лоханку теплой воды.