Учитывая направленность преданности Никаиса, было странно, что Лорен, казалось, интересовался им: казалось, что он странным образом нравился ему — но, кто знает, что движет этим запутанным разумом?

Заняться было нечем, кроме как смотреть на седлающих лошадей наездников, ожидавших сигнала о начале игры. Дэмиен подошел ко входу в шатер и выглянул.

Участники охоты, освещенные солнцем, проскакали по холму, поблескивая драгоценностями и отполированными седлами. Два принца проезжали рядом друг с другом близ шатра. Торвельд выглядел сильным и опытным. Лорен, одетый в черный кожаный костюм для верховой езды, представлял собой еще более аскетичный вид, чем обычно. Лорен скакал на гнедой кобыле. Она была прекрасной представительницей своего рода, с идеально сбалансированным телом и длинными ногами, предназначенными для охоты, но на ней уже выступил тонкий слой пота. Легко управлявшему ей Лорену это дало шанс продемонстрировать свою посадку, которая была превосходной. Но это представление не имело под собой основы. Охота, как и искусство войны, требовало силы, выносливости и умения обращаться с оружием. Но важнее всего была спокойная лошадь.

Собаки маневрировали под копытами лошадей. Они были обучены держаться спокойно рядом с большими животными, обучены игнорировать зайцев, лис и оленей и не преследовать никого, кроме санглиера.

Нервная лошадь Лорена снова начала бунтовать, он наклонился в седле и прошептал что-то ей на ухо, пока поглаживал ее по шее нехарактерным нежным движением, чтобы ее успокоить. Потом он взглянул на Дэмиена.

Это было расточительностью природы одарить таким взглядом того, у кого был такой неприятный характер. Светлая кожа и голубые глаза Лорена были редкостью в Патрасе, редкостью в Акиэлосе, и определенной слабостью Дэмиена. Золотые волосы только все усугубляли.

— Не можешь позволить себе хорошую лошадь? — Спросил Дэмиен.

— Старайся не отставать, — сказал Лорен.

Он сказал это Торвельду после холодного взгляда на Дэмиена. Легкое касание шпорами, и его лошадь рванулась вперед, словно они были единым целым. Торвельд, ухмыляясь, последовал за ним.

В дали протрубил горн, возвещая начало охоты. Всадники пришпорили своих лошадей, и вся компания единым потоком направилась в сторону, откуда раздался сигнал. Топот копыт раздался следом за лаем гончих. Деревьев на местности было немного, они были разбросаны в беспорядке тут и там. Могло сгруппироваться большое количество людей. Было хорошо видно собак и опережавших всадников, которые приближались к более густому лесу. Кабан прятался где-то в его укрытии. Через пару мгновений вся группа всадников исчезла из виду, скрывшись за холмом в гуще деревьев.

***

Внутри королевского шатра слуги убирали остатки позднего завтрака, который неспешно был съеден на разбросанных подушках, и изредка заглядывала гончая, чтобы быть добродушно столкнутой с дорогих тканей.

Эразмус, покорно сидящий на коленях на подушке цвета желтых яблок, напоминал экзотическое украшение. Он прекрасно справился со своей работой, ненавязчиво прислуживая Торвельду за поздним завтраком и после, помогая ему надевать костюм всадника. На Эразмусе была надета короткая туника в Патрасском стиле, которая оставляла открытыми его руки и ноги, но была достаточно длинной, чтобы скрыть шрамы. Вернувшись в шатер, Дэмиен не мог смотреть куда-либо еще.

Эразмус потупил взгляд и старался не улыбаться, но вместо этого залился краской, медленно и полностью.

— Здравствуй, — сказал Дэмиен.

— Я знаю, что ты как-то это организовал, — сказал Эразмус. Он был не способен прятать свои чувства и просто светился смущенным счастьем. — Ты сдержал свое обещание. Ты и твой хозяин. Я говорил тебе, что он добрый, — добавил Эразмус.

— Говорил, — согласился Дэмиен.

Ему было приятно видеть Эразмуса счастливым, поэтому, во что бы ни верил Эразмус насчет Лорена, Дэмиен не собирался его разубеждать.

— Он еще лучше вживую. Ты знал, что он заходил, чтобы поговорить со мной? — Спросил Эразмус.

— Да? — Удивился Дэмиен. Такого он не мог себе представить.

— Он спрашивал о… том, что случилось в садах. И предостерег меня. О прошлой ночи.

— Предостерег тебя? — Переспросил Дэмиен.

— Он сказал, что Никаис заставит меня выступать перед двором, и это будет ужасно, но если я буду храбрым, то что-нибудь хорошее может произойти в конце, — Эразмус с любопытством взглянул на Дэмиена. — Почему ты выглядишь удивленным?

— Я не знал этого. И не должен был. Он любит планировать все заранее, — ответил Дэмиен.

— Он бы никогда не узнал о таком, как я, если бы ты не попросил его помочь, — сказал Эразмус. — Он принц, его жизнь так важна, так много людей, должно быть, хотят, чтобы он сделал что-то для них. Я рад, что мне выпал шанс поблагодарить тебя. Если есть что-то, чем я могу отплатить, я найду это. Я клянусь, что найду.

— В этом нет нужды. Твое счастье уже достаточная плата.

— А как же ты? — Спросил Эразмус. — Тебе не будет одиноко, всегда самому по себе?

— У меня добрый хозяин, — улыбнулся Дэмиен.

Он неплохо справился с произношением этих слов вслух, учитывая все обстоятельства. Эразмус закусил нижнюю губу, все его сияющие кудряшки упали на лоб.

— У вас с ним… любовь?

— Не совсем, — ответил Дэмиен.

Повисла тишина. Эразмус первый ее нарушил.

— Меня… всегда учили, что долг раба священен, что мы почитаем своих хозяев через свою покорность, а они в ответ ценят нас. И я верил в это. Но, когда ты сказал, что тебя послали сюда в качестве наказания, я понял, что для людей здесь нет чести в подчинении и рабом быть позорно. Вероятно, я уже начал понимать это даже до того, как ты заговорил со мной. Я пытался убедить себя, что это величайшее подчинение — стать никем, потерять всякую ценность, но… Я не смог… Думаю, покорность заложена в моей природе, как не заложена в твоей, и мне нужен кто-то, кому я смогу принадлежать.

— У тебя есть кому, — сказал Дэмиен. — Рабы ценятся в Патрасе, и Торвельд влюблен в тебя.

— Он мне нравится, — застенчиво произнес Эразмус, вновь краснея. — Мне нравятся его глаза. Он очень привлекательный. — И смутился собственной дерзости.

— Привлекательнее, чем Принц Акиэлоса? — Поддразнил Дэмиен.

— Ну, я его никогда не видел, но не думаю, что он может быть более привлекательным, чем мой хозяин, — ответил Эразмус.

— Торвельд никогда не скажет тебе этого сам, но он великий человек, — сказал Дэмиен, улыбаясь. — Даже среди принцев. Он провел большую часть жизни, сражаясь на севере, на границе с Васком. Благодаря этому человеку воцарился мир между Патрасом и Васком. Он самый преданный слуга Короля Торгеира, и его брат.

— Другое королевство… В Акиэлосе мы даже не думали, что когда-нибудь покинем дворец.

— Мне жаль, что тебе вновь придется поменять дом. Но это будет не как в тот раз. Можешь готовиться к путешествию.

— Да. Это… Я немного напуган, но я буду очень послушным, — сказал Эразмус, заливаясь краской.

***

Первыми вернулись пешие охотники и егеря, которые вели с собой несколько измученных гончих, заменив их на нескольких новых, послав их вслед за всадниками. На них же выпала и работа убить всех собак, которые были смертельно ранены острыми клыками кабана.

Среди людей повисла странная атмосфера, не только тяжесть и усталость гончих с высунутыми языками. Было что-то в лицах людей. Дэмиен почувствовал укол тревоги. Загон кабана был опасным спортом. Рядом со входом в шатер он позвал одного из егерей.

— Что-то случилось?

Егерь повернулся и ответил:

— Будь осторожнее. Твой хозяин в дурном настроении.

Что ж, порядок восстанавливался.

— Дайте я угадаю, кто-то другой загнал и убил кабана?

— Нет. Он сделал это, — нотка горечи промелькнула в его голосе. — Ему пришлось пожертвовать лошадью ради этого — у нее не было шансов. Еще до того, как он начал борьбу, в которой она сломала заднюю лодыжку, у нее была рана с бока до плеча от шпор. — Он кивнул подбородком на его спину. — Ты не понаслышке об этом знаешь.

Дэмиен испытующе смотрел на него, чувствуя подступающую тошноту.

— Она была смелой лошадью. Другой, Принц Огюст, он прекрасно управлялся с лошадьми, а ее обкатывал еще юной кобылкой.

Казалось, что скоро каждый человек из лагеря начнет критиковать принца.

Один из мужчин, глядя на них, подошел ближе.

— Не бери в голову, Жан. Он в плохом настроении. Это он перерезал мечом глотку кобыле и убил ее. А Принц чуть не порвал его на куски за то, что он сделал это недостаточно быстро.

Когда всадники вернулись, Лорен ехал на мускулистом сером мерине, а значит, кто-то из придворных вдвоем ехали на одной лошади.

Регент первым вошел в шатер, снимая перчатки наездника — слуга поспешил забрать его оружие.

Снаружи внезапно началось волнение; привезли кабана и, похоже, он был уже освежеван, кожа снята и вынуты внутренние органы, потроха отданы собакам.

— Племянник, — сказал Регент.

Лорен вошел в шатер с мягкой, ватной грациозностью. Холодные голубые глаза были абсолютно чисты от любых эмоций, и стало ясно, что «дурное настроение» — явное преуменьшение.

Регент сказал:

— У твоего брата никогда не было трудностей с охотой до того, что приходилось забивать лошадь. Но мы будем говорить не об этом.

— Неужели? — Сказал Лорен.

— Никаис сказал мне, что ты повлиял на решение Торвельда торговаться за рабов. Почему ты сделал это тайно? — Спросил Регент. Его взгляд скользил по Лорену медленно и заинтересованно. — Полагаю, истинный вопрос это что тебя вообще заставило это сделать?

— Мне показалось, что ужасно нечестно, — протянул Лорен, — что ты можешь жечь кожу своих рабов, когда не разрешаешь мне даже слегка свежевать моих.

Дэмиен почувствовал, как воздух покинул легкие.

Выражение лица Регента изменилось.

— Кажется, с тобой сейчас не поговорить. Я не собираюсь потакать твоему настроению. Капризность ужасна в мальчике и неприемлема в мужчине. Если ты ломаешь свои игрушки, то в этом нет ничьей вины, кроме твоей.