Глава 12.

Редкое проявление дядюшкиной нежности завершило собрание, и Регент с Советом покинули зал. Лорен остался — он поднялся с колена и смотрел вслед выходящим друг за другом дяде и советникам. Орланта, откланявшегося сразу после освобождения Дэмиена от пут, тоже не было.

Они остались вдвоем.

Дэмиен без раздумий поднялся. Через секунду он вспомнил, что ему следовало подождать какого-нибудь приказа от Лорена, но к тому моменту уже было поздно: он был на ногах и слова сами слетели с губ.

— Ты солгал своему дяде, чтобы защитить меня.

Между ними лежало шесть футов узорчатого ковра. Он не имел в виду то, с каким смыслом это прозвучало. А может, и имел. Лорен сощурился.

— Кажется, я опять оскорбил твои высоконравственные принципы? Возможно, ты смог бы предложить более благодетельные методы разрешения накалившейся обстановки. Припоминаю, как я говорил тебе не заблуждаться.

Дэмиен услышал оттенок шока в собственном голосе.

— Я не понимаю, почему ты сделал это, чтобы помочь мне, тогда как рассказать правду для тебя было бы лучше.

— Если ты не возражаешь, то сегодня я уже достаточно услышал о своем характере для одной ночи, или мне пройти двенадцать раундов с тобой тоже? Я могу.

— Нет, я не имел в виду… — Что он имел в виду? Он знал, что ему нужно говорить: благодарности от спасенного раба. Но он не чувствовал благодарности. Он был так близок. Единственной причиной, по которой его поймали, был Говарт, который не был бы его врагом, если бы не Лорен. Благодарю значило бы благодарю за то, что я был отравлен наркотиком, закован в цепи и заперт в дворцовой камере. Снова.

Хотя, несмотря на все, Лорен спас ему жизнь. Лорен и его дядя были похожи в вопросах словесной жестокости без кровопролитий. Дэмиен чувствовал себя измученным, просто слушая их. Он задавался вопросом, сколько времени Лорен настаивал на своем до того, как привели Дэмиена.

Я не смогу защитить тебя, как сейчас, сказал тогда Лорен. Дэмиен не думал, о какой защите может идти речь, но он точно не представлял, что Лорен встанет на его сторону. И останется на ней.

— Я имел в виду, что я благо…

Лорен резко прервал его.

— Между нами больше ничего нет, и точно не благодарность. Не жди дальнейшей доброты от меня. Мы в расчете.

Но слегка нахмуренный взгляд, с которым Лорен смотрел на Дэмиена, не был одним из полных враждебности; это был долгий изучающий взгляд. Через мгновение Лорен сказал:

— Я говорил, что мне не нравится чувствовать себя обязанным тебе. — И добавил: — Но у тебя было гораздо меньше причин помогать мне, чем мне тебе.

— Это чистая правда.

— Ты не приукрашиваешь, когда говоришь то, что думаешь, не так ли? — Спросил Лорен, все еще хмурясь. — Будь ты более коварным, то приукрасил бы. Коварный человек остался бы стоять в стороне и выиграл преимущество, давя на чувства обязательства и вины хозяина.

— Я не знал, что у тебя есть чувство вины, — сказал Дэмиен прямо.

Уголок губы Лорена искривился. Он отошел от Дэмиена на несколько шагов и прикоснулся кончиками пальцев к резным подлокотникам трона. Затем сел на него, расслабленно раскинувшись.

— Что ж, мужайся. Я уезжаю в Дельфьор, и мы избавимся друг от друга.

— Почему мысль о службе на границе так тебя беспокоит?

— Я же трус, помнишь?

Дэмиен думал об этом.

— Да? Я не помню, чтобы видел, как ты избегал боя. Скорее, наоборот.

В атмосфере возникло напряжение.

— Верно.

— Тогда?..

Лорен сказал:

— Это тебя не касается.

Повисло молчание. Лорен расслаблено продолжал восседать на троне так, словно в его теле не было костей, и, пока он смотрел на Дэмиена, Дэмиен думал, продолжал ли наркотик распространяться по его венам. Когда Лорен заговорил, он тоном показывал, что настроен на беседу.

— Как далеко тебе удалось зайти?

— Не так далеко. Бордель где-то в южном районе.

— Неужели Ансель и правда был у тебя так давно?

Его взгляд стал ленивым. Дэмиен покраснел.

— Я был там не ради удовольствия. Меня беспокоила пара других вещей.

— Жаль, — сказал Лорен снисходительно. — Мог бы получить удовлетворение, пока был шанс. Я собираюсь заковать тебя так крепко, что ты дышать не сможешь, не говоря уже о том, чтобы снова доставить мне такие неудобства.

— Разумеется, — сказал Дэмиен, изменившимся голосом.

— Я предупредил — не стоит меня благодарить, — ответил Лорен.

***

Его отвели обратно в маленькую знакомую комнату, полную излишнего декора.

Ночь была долгой и бессонной: у него были подушки, на которых можно отдыхать, но чувство, возникшее в груди, не давало Дэмиену уснуть. Пока он оглядывал комнату, это чувство усилилось. В стене слева два арочных окна с широкими низкими подоконниками, каждое за резной решеткой. Окна выходили в тот же сад, что и лоджия Лорена, о чем он знал благодаря расположению его комнаты в крыле Лорена, а не по собственным наблюдениям. Его цепь была слишком коротка, чтобы дать возможность посмотреть из окна. Он представлял себе буйство прохладной зелени и воды, которые были характерны для убранства внутренних двориков Виира. Но он их не видел.

Все, что он мог видеть, было знакомо ему. Он знал каждый дюйм комнаты, каждый завиток потолка, каждый изгиб орнамента из веток и листвы оконной решетки. Он знал противоположную стену. Он знал неподвижное железное кольцо в полу, знал, как цепь волочится за ним, знал ее вес. Он знал двенадцатую плиточку пола, достигнув которой, цепь натягивалась до предела. Одно и то же каждый день с его прибытия, менялись лишь цвета подушек на тюфяке, которые быстро вносились и выносились, словно из неисчерпаемого источника.

Около полудня вошел слуга, принес ему завтрак, оставил его и исчез. Двери закрылись.

Он остался один. На изящном подносе лежали сыры, теплый воздушный хлеб, немного дикой вишни в отдельном неглубоком серебряном блюдце и печенье затейливой формы. Каждое блюдо было продумано и разработано, чтобы внешний вид пищи, как и все остальное, был прекрасным.

Он швырнул поднос через комнату, выплескивая накопившуюся бессильную ярость.

***

Он пожалел об этом почти сразу же, как сделал. Когда слуга позже вошел снова и с побледневшим лицом принялся нервно собирать сыр, ползая по углам комнаты, Дэмиен почувствовал себя глупо.

Потом, разумеется, появился Радель и, осмотрев беспорядок, смерил Дэмиена знакомым взглядом.

— Бросайся едой, сколько хочешь. Ничего не изменится. Пока Принц будет пребывать на границе, ты не покинешь эту комнату. Приказ Принца. Ты будешь здесь мыться, одеваться и останешься здесь. Прогулки, которыми ты наслаждался во время пиров, охоты и бани, закончились. Тебя не снимут с цепи.

Пока Принц будет пребывать на границе. Дэмиен прикрыл глаза.

— Когда он уезжает?

— Через два дня.

— Сколько времени его не будет?

— Несколько месяцев.

Это была неважная для Раделя информация, поэтому он произносил слова, не обращая внимания на реакцию Дэмиена. Радель бросил небольшую стопку одежды на пол.

— Переоденься.

Должно быть, что-то изменилось в выражении лица Дэмиена, потому что Радель продолжил:

— Принцу не нравится, что ты носишь Виирийскую одежду. Он приказал исправить нанесенное оскорбление. Это одежда для цивилизованных людей.

Дэмиен переоделся. Он поднял одежду из стопки, брошенной Раделем, но там было не так много ткани. Снова рабская туника. Виирийская одежда, в которой он сбежал, была убрана слугой, словно ее вообще никогда не существовало.

Время мучительно тянулось.

Любой проблеск свободы заставлял его с болью думать о мире за пределами дворца. Еще он осознал всю нелепость крушения его надежд: побег, полагал он, приведет его либо к свободе, либо к смерти, но, каким бы ни был исход, он бы принес изменение. Но, вместо этого, он снова здесь.

Как случилось так, что все невероятные события прошлой ночи не повлекли за собой вообще никаких изменений в его положении?

Мысль пробыть запертым в своей комнате несколько месяцев…

Возможно, было нормально, будучи пойманными в ловушку, как муха в паутину, мыслями постоянно концентрироваться на Лорене, с его паучьим разумом под золотистыми волосами. Прошлой ночью он почти не думал о Лорене или о событиях, связанных с ним: его разум был заполнен мыслями о побеге; у него не было ни времени, ни особого желания думать о Виирийских предательствах.

Но теперь Дэмиен был один, и ему было не о чем думать, кроме как о странном кровавом нападении.

Так, пока солнце плыло от утра к полудню, он вспоминал трех мужчин с Виирийскими голосами и Акиэлосскими кинжалами. Эти трое мужчин напали на раба, сказал тогда Лорен. У Лорена не было причин лгать, зачем вообще отрицать, что на него было совершено нападение? Это только играло на руку виновнику.

Трое мужчин с оружием из Сициона. Акиэлосский раб-подарок, приведенный туда, чтобы его обвинили. Наркотик, запланированное изнасилование. И Лорен, который разводил ненужные разговоры. И лгал. И убивал.

Дэмиен понял.

На мгновение ему показалось, что пол уходит из-под ног, и мир переворачивается с ног на голову.

Все было просто и очевидно. Ему следовало заметить это с самого начала — он бы заметил, если бы не был ослеплен мыслями о побеге. Все было прямо перед ним, темное и продуманное в своем исполнении и цели.

Выхода из комнаты не было, так что ему пришлось ждать и ждать до следующего красивого подноса. Дэмиен сказал слуге все слова благодарности, которых его лишал Радель.

Дэмиен сказал:

— Мне нужно поговорить с Принцем.

***

Когда Дэмиен высказал такую же просьбу в последний раз, Лорен появился немедленно, в парадной одежде и с убранными волосами. Не меньшего Дэмиен ожидал и сейчас, в этих срочных обстоятельствах, и он вскочил с тюфяка, когда дверь распахнулась не более часа спустя.

В комнату один, отпустив стражников, вошел Регент.

Он вошел своей неторопливой походкой, как лорд, обходящий свои владения. На этот раз не было советников, свиты или церемоний. Подавляющее впечатление создавалось только его авторитетом; Регент был физически внушительным, и мантия хорошо сидела на его плечах. Серебряные прядки в темных волосах и бороде говорили о его опыте. Он был не Лорен, лениво раскинувшийся на троне. Рядом со своим племянником он выглядел, как боевой конь рядом с выставочным пони.