Глава 2.

— Регент приходил прошлой ночью?

Мужчина с кольцами обратился к Дэмиену без предисловий и, когда тот кивнул в ответ, нахмурил брови; на его лбу залегли две складки.

— Как настроение Принца?

— Восхитительно, — ответил Дэмиен.

Мужчина сверлил его тяжелым взглядом до тех пор, пока не отвлёкся, чтобы отдать короткий приказ слуге, убиравшему остатки завтрака Дэмиена, а затем он снова обратился нему:

— Я Радель. Смотритель. Объясню тебе только одну вещь. Говорят, в Акиэлосе ты напал на своих стражников. Если ты попытаешься сделать это здесь, то я накачаю тебя наркотиками, как на корабле, и лишу тебя всех привилегий. Ты понимаешь?

— Да.

Еще один пристальный взгляд, хотя ответ действительно был отчасти подозрительным.

— Это честь для тебя стать частью дома Принца. Многие хотят добиться такого положения. Несмотря на то, что ты лишился расположения в собственной стране, ты получил привилегии здесь. Ты должен ползать на коленях в благодарности Принцу за то, что это так. Забудь свою гордость, и все мелкие делишки твоей прежней жизни будут забыты. Ты существуешь только для того, чтобы доставлять удовольствие Наследному Принцу, который стратегически уже управляет страной и который взойдет на трон как Король.

— Да, — сказал Дэмиен, стараясь выглядеть благодарным и признательным.

Проснувшись, он уже не ощущал замешательства от того, где находится, как вчера. Его память прояснилась. Тело болело от издевательств Лорена, но Дэмиен, осмотрев ранения, пришел к выводу, что они не опаснее тех, что он порой получал на тренировках, и перестал обращать на них внимание.

Пока Радель говорил, Дэмиен слышал доносящуюся издалека мелодию струнного инструмента, играющего Виирийские мотивы. Звук распространялся через просветы в узорах резных дверей и окон.

Ирония заключалась в том, что его положение, описанное Раделем как привилегированное, действительно было таковым. Больше не было той зловонной камеры, в которой Дэмиен находился в Акиэлосе; он не был опьянен наркотиками, из-за которых смутно припоминал заключение на корабле. Эта комната не была тюремной камерой. Она была местом обитания королевских любимцев. Еда для Дэмиена подавалась на позолоченном блюде, затейливо исписанном лиственным узором, а когда поднимался вечерний ветерок, то через резные окна проникал приятный аромат белого и красного жасмина.

Несмотря на всё это, Дэмиен по-прежнему находился в тюрьме. Несмотря на всё это, на его шею был надет ошейник, и он был один среди врагов, в тысячах миль от дома.

Его первая привилегия, отведенного вслепую в сопровождении конвоя, — быть вымытым и подготовленным; это традиция, которой Дэмиен уже научился в Акиэлосе. Дворец за пределами его комнаты оставался покрытым тайной. Мелодия струнного инструмента постепенно становилась громче, а потом слилась в едва различимое эхо. Один или два раза он слышал приглушенные голоса и обрывки музыки. Один раз смех, мягкий, похожий на смех любовника.

Пока его вели через обитель королевских любимцев, Дэмиен вспомнил, что был не единственным Акиэлоссцем, подаренным Вииру, и почувствовал нарастающее беспокойство о других. Всегда находившиеся под покровительством, дворцовые рабы Акиэлоса здесь будут растеряны и уязвимы, потому что никогда не обучались навыкам, которые пригодились бы для их собственной безопасности. Могли ли они хотя бы разговаривать со своими хозяевами? Их обучали многим языкам, но Виирийский не был одним из них. Отношения с Вииром были редки и, до прибытия Посла Гийона, во многом враждебны. Единственной причиной, по которой Дэмиен знал этот язык, был его отец, который настоял на том, что для принца одинаково важно владеть языком врага так же, как и языком союзника.

Сняли повязку с глаз.

Он никогда не привыкнет к убранству. От сводчатого потолка до бассейна, где плескалась вода бань, комната была выложена крошечными плиточками, переливающимися голубым, зеленым и золотым. Все звуки здесь превращались в гулкое эхо в извивающемся потоке пара. Несколько резных ниш для любовных игр (в данный момент не используемых) окольцовывали стены, рядом с каждой — жаровня замысловатой формы. Двери были не деревянные, а железные, и единственным удерживающим их элементом была неуместная деревянная балка, резко выделяющаяся среди убранства бань, и Дэмиен старался не думать, что она была принесена сюда только из-за него. Отведя от нее взгляд, он обнаружил, что смотрит на железный барельеф на двери. Фигуры обвивали друг друга, все мужские. Их позы не были двусмысленны. Он вновь переключил взгляд на бани.

— Это природные горячие источники, — объяснял Радель, словно ребенку. — Вода поднимается из большой горячей подземной реки.

Большая горячая подземная река. Дэмиен сказал:

— В Акиэлосе мы используем систему акведуков, чтобы добиться того же эффекта.

Радель нахмурился.

— Полагаю, ты считаешь, что это очень умно. — Он с легким раздражением подозвал одного из слуг.

Его раздели и помыли, не связывая, и Дэмиен вел себя удивительно послушно, намереваясь доказать, что ему можно верить и позволять маленькие вольности. Возможно, это сработало, или же Радель - смотритель, а не тюремщик - привык к послушным подопечным, поэтому сказал:

— Ты можешь полежать в купальне. Пять минут.

Изогнутые ступеньки вели к воде. Его конвой остался снаружи, предварительно сняв ошейник с цепи.

Дэмиен погрузился в воду, наслаждаясь коротким неожиданным чувством свободы. Вода была горячей настолько, что едва не обжигала, но это было приятно. Тепло просачивалось в его тело, смягчая боль в измученных конечностях и расслабляя напряженные мышцы.

Радель, когда уходил, бросил порошок в жаровни — они вспыхнули и задымили. Почти мгновенно комната наполнилась приторно-сладким ароматом, смешавшимся с паром. Он притупил ощущения, и Дэмиен почувствовал, что расслабился еще больше.

Его мысли, немного поплывшие, вернулись к Лорену.

«У тебя шрам». Пальцы Дэмиена скользнули по мокрой груди к ключице и очертили линию бледного шрама; пробудились отголоски тревоги, зародившейся в нем прошлой ночью.

Старший брат Лорена нанес этот шрам шесть лет назад в битве при Марласе. Огюст, наследник и гордость Виира. Дэмиен помнил его темно-золотые волосы, звездообразный герб Наследного Принца на щите, забрызганном грязью и кровью, выщербленном и почти неузнаваемом, как и филигранная броня принца. Он помнил свое собственное безрассудство в те моменты, лязг металла о металл, тяжелое дыхание - быть может, его собственное - и чувство борьбы, какой никогда не было в его жизни.

Дэмиен отгонял от себя эти воспоминания, но на их место лишь пришли другие. Темнее, чем первые, и старее. Глубоко в его подсознании одно сражение шло рядом с другим. Дэмиен погрузил пальцы под воду. Другой шрам Демиена был на нижней части тела. Не Огюст. Не на поле боя.

Кастор ранил его на тринадцатый день рождения во время тренировки. Тогда Дэмиен впервые смог нанести удар своему брату, и, когда после головокружительного успеха стянул свой шлем, тот улыбнулся и предложил заменить их деревянные тренировочные мечи настоящими.

Дэмиен был горд. Он думал: "Мне тринадцать, а я уже мужчина. Кастор сражается со мной, как с мужчиной". Брат не сдерживался против него, и он продолжал гордиться этим даже тогда, когда кровь брызнула из-под его рук. Теперь Дэмиен припомнил мрачный взгляд Кастора и подумал, что ошибался в очень многих вещах.

— Время вышло, — сообщил Радель.

Дэмиен кивнул и оперся руками о край купальни. Нелепый золотой ошейник и браслеты все еще украшали его шею и запястья.

Жаровни закрыли, но затяжной аромат ладана ещё немного кружил голову. Дэмиен стряхнул минутную слабость и, подтянувшись, поднялся из горячей купальни; ручейками с него стекала вода.

Радель уставился на него широко открытыми глазами. Дэмиен запустил руку в волосы, отжимая воду. Глаза смотрителя расширились еще больше, когда Дэмиен шагнул вперед, и он непроизвольно отступил.

— Держите его, — приказал Радель хрипло.

— Но… в этом нет необходимости, — сказал Дэмиен.

Деревянные оковы - тяжелые, прочные и неподвижные, словно валун или ствол огромного дерева - сомкнулись вокруг его запястий. Он опустил на них лоб, и мокрые завитки его волос делали поверхность темной там, где соприкасались с ней.

— Я не собирался драться, — сказал Дэмиен.

— Я рад это слышать, — ответил Радель.

Он был высушен, натерт ароматным маслом, излишки которого стерлись одеждой. Не хуже, чем это было в Акиэлосе. Прикосновения слуг были проворными и бесстрастными, даже когда они касались половых органов. Не было и нотки той чувственности, с которой к нему прикасалась златовласая рабыня в Акиэлосских банях. Это было не самое плохое из того, что ему предстояло вынести.

Один из слуг подошел сзади и начал подготавливать вход в его тело.

Дэмиен дернулся настолько сильно, что деревянные оковы скрипнули, и он услышал, как позади него о плитку разбился сосуд с маслом и испуганно вскрикнул слуга.

— Держите его крепко, — безжалостно произнес Радель.

Когда всё было окончено, Дэмиена освободили от оков, но на этот раз его покорность была больше шоком; на несколько мгновений он перестал беспокоиться о том, что происходит вокруг. Он чувствовал, что произошедшее изменило его. Нет. Он не изменился. Изменилась сложившаяся ситуация. Он осознал, что эта сторона его пленения, эта опасность, несмотря на угрозы Лорена, ранее не была настоящей.

— Никакой краски, — обратился Радель к одному из слуг. — Принцу она не нравится. Без украшений. Золото можно оставить. Да, и это одеяние. Нет, без вышивки.

Повязка на глаза снова была надета и туго завязана. Мгновение спустя Дэмиен почувствовал, как рука в кольцах приподнимает его голову за подбородок, словно Радель хотел полюбоваться своей работой: повязка на глазах и руки, связанные за спиной.