— Что такая маленькая радуга, как ты, делает в такой дыре, как эта? — пробормотал он, вдыхая воздух с ее шеи, так мягко, что она скорее почувствовала его слова, чем услышала их.

Она знала, что у нее яркий внешний вид, но ее никогда раньше не называли радугой, и то, как он это произнёс, было приятно, очень приятно.

Но это также говорило о том, что он не узнал ее.

Ничего.

Что-то похожее на боль и разочарование обрушилось на нее. Хотя чего она ожидала? Он явно многое пережил, а ведь прошло уже десять лет.

— Это долгая история, — тихо сказала она ему, сглатывая бурю эмоций внутри себя.

Он не двигался, просто наблюдал за ней.

Зефир закрыла глаза от ужаса. Последний час был одним ударом по ее сердцу за другим. Наверное, ей нужно просто отправиться домой и хорошенько поплакать.

Она начала двигать ногами, и его хватка на ее волосах усилилась, заморозив на месте.

Она чувствовала жар, исходящий от его тела. От него пахло дикой природой, так, как она представляла себе темные глубины животного леса за городом — потом, деревом, мускусом и чем-то неизвестным. Закрыв глаза, она могла представить его в другом времени, в другом месте, охотящимся в дикой природе, приходящим в свою пещеру и трахающим свою женщину в грубом виде. Это то самое слово. Грубость. Она никогда не ощущала такого грубого запаха. Большинство парней в ее подростковом возрасте утопали в спреях для тела, которые рекламировали девушки, падающие на них, если они их используют, а Алек всегда пользовался одеколоном, который, вероятно, стоил больше, чем она зарабатывала за месяц. Альфа всегда пах так же, как и выглядел. Грубостью.

Прежде чем она успела подумать что-то еще, он наклонил ее голову и впился своим ртом в ее рот.

Ее сердцебиение прервалось.

Кофе.

Мята.

Он.

Его вкус взорвался на ее языке, его рот умело двигался по ее, язык скользил вместе с ее так, что бедра сжались вокруг его торса в воспоминаниях.

Он умел целоваться. По-настоящему, по-настоящему целовать. Он всегда умел.

Она почувствовала, как рубцовая ткань на боковой стороне его рта прижалась к ее, ощущение не неприятное, но непривычное для нее, его короткая борода создавала едва уловимое трение, которое действительно что-то делало с ней. Она никогда бы не подумала, что ей понравятся волосы на лице, но, черт.

Она обвила руками его шею, бессознательно прижимаясь к нему как можно ближе, ее бедра без раздумий надавливали на его твердые мышцы, натирая так, что это было упадочно.

Это был не поцелуй, это был опыт, и она чувствовала себя девственницей, впервые вновь оказавшись с ним. Новые ощущения пронеслись по ее телу, обещание чего-то темного, вкусного и развратного на горизонте, что заставило все женское в ней раскрыться и принять его разграбление ее существа. Это был поцелуй одновременно новый и знакомый, как мелодия, которую она слышала давно и никогда не забывала. И ее сердцевина знала: он будет трахать ее так же, как целовал, и боже, как ей хотелось узнать, на что это будет похоже. Прижмет ли он ее к себе и вдавит в кровать? Откинет ли ее волосы назад и будет пожирать ее рот, погружаясь в нее? Пометит ли он ее кожу своими зубами?

По ее телу пробежала дрожь, соски напряглись и уперлись в его грудь.

Романтик в душе, она всегда верила в любовь с первой встречи. Ее родители влюбились с первой встречи. Одна из ее коллег влюбилась на первой встречи. Даже ее бабушка и дедушка по отцовской линии влюбились с первой встречи. А с ним она уже давно обрела это чувство, и поцелуй с ним оживил это — эмоции, влечение, тоску и боль. Ох, сладкую, горькую боль.

Он был ее любовью с первой встречи. И она не знала, кто он сейчас, но он принадлежал ей. Всегда.

Несколько свистков прорезали воздух, кто-то позвал, и она открыла глаза, глядя на мужчину, который снова опрокинул ее мир вокруг своей оси. Внезапно вспомнив, что они не одни, Зефир отстранилась и посмотрела на него, ее груди вздымались, прижимаясь к его груди.

Его губы были влажными и слегка порозовели от блеска, и, казалось, его это не беспокоило.

Она опустилась на ноги, откинув шею назад, потому что, Господи, этот мужчина был благословлен богами вертикали, а она нет. Его рост казался единственной узнаваемой чертой прежнего человека — громоздкость, шрамы, раны и опасность были новыми.

Он не узнал ее, поэтому ей нужно начать все сначала.

— Спасибо.

Неповрежденная сторона его губ слегка подергивалась, а золотистый глаз смотрел ей вслед.

— Ты с ним? — спросил он.

Его голос был... более мужественным, чем она помнила. Она действительно не знала, как еще это выразить. Баритон был более глубоким, тенор более серьезным, звук немного более хриплым. Это голос, которым она могла представить себе командующим в зале, голос, которым она могла представить себе шепчущим грязные вещи партнеру, голос темной кожи и дикой силы.

Она обернулась, смотря, к кому он обращается, и обнаружила в толпе Алека. Она забыла о нем.

— Нет.

Ее отказ был громким, более высоким, чем она хотела. Ее нос стал теплым, так как она немного заволновалась.

Сбоку подошел лысый человек, наблюдавший за ними с легким весельем.

— Это было... интересно.

Альфа проигнорировал его комментарий.

— Гектор доставит тебя домой в целости и сохранности.

Гектор, лысый мужчина, ухмыльнулся.

Рука Альфы, все еще завернутая лентой, поднялась к ее подбородку, удерживая на месте, его взгляд из глаза был напряженным, прежде чем он опустил затяжной поцелуй на ее губы.

— Ты хорошо целуешься, Радуга.

Что-то в ее груди сжалось от его неузнаваемости, а что-то другое расцвело от радости, что она снова нашла его.

Зефир стряхнула это и позволила своим губам изогнуться в улыбке.

— Ты тоже, секси.

Она почувствовала, как его это позабавило. Погладив ее по подбородку, он удалился прочь с арены, оставив ее стоять позади, как и десять лет назад, ожидая, когда он повернется и снова вернется к ней.

Ее первая любовь, от которой она так и не смогла оправиться. Любовь, которую она могла отдать всю и снова отдать, давая еще больше, любовь, которая прокралась незаметно и однажды оказалась там, замешанная на цементе ее фундамента, любовь, которая проникла так глубоко в кости, что изменила ход бытия.

Он был такой любовью.

Он вернулся.

И ничего не помнил.

Она находилась в полной заднице.