ГЛАВА 3

Нико

Опешив, я тупо уставился на багажник черного пикапа, удаляющегося со стоянки.

Какого хрена только что произошло?

Для меня все было словно в тумане. Абсолютно все, с тех пор, как две ночи назад я прослушал голосовую почту, казалось галлюцинацией. Утром, с безнадежно красными глазами, я запрыгнул в арендованную машину, чтобы успеть на службу вовремя. Пробравшись на скамейку в последнем ряду церковного зала, старался просто не высовываться, все еще отказываясь верить в происходящее.

Когда в церкви раздался плач ребенка, я непроизвольно вздрогнул, с ужасным грохотом опрокинув на каменный пол что-то похожее на медное блюдо. Казалось, все скорбящие повернулись и уставились на меня. Как будто я и без того недостаточно привлек внимание всего города одним своим появлением.

Потребовалось собрать все мужество, чтобы вернуться в Хоби после того, как адвокат рассказал подробности смерти Адрианы прошлым утром.

Адриана Кристина Салерно. Моя сестра, всего на три года старше, на которую я пытался равняться до того, как уехал, но которая постоянно подводила меня.

Соскользнув со скамьи, я вышел через заднюю дверь церкви больше не в силах этого выносить. В памяти всплыло слишком много воспоминаний о воскресных службах, на которых я сидел, выпрямив спину и пытаясь не заснуть во время бесконечных проповедей священника. Я поклялся себе, что ноги моей не будет ни в одной церкви пока жив, и до сих пор мне удавалось сдерживать это обещание.

Когда добрался до парковки, где оставил арендованную машину, руки так тряслись, что я готов был убить ради глотка текилы. Вместо этого, скрестив руки над дверцей со стороны водителя и прислонившись к ней лбом, сделал глубокий вдох.

Через несколько минут меня разыскал адвокат, и представившись, потащил обратно к церкви, чтобы встретиться с ребенком. С ребенком Адрианы, ребенком моей сестры.

Моим ребенком на данный момент.

Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не удастся найти ей хороших приемных родителей и подписать бумаги об усыновлении. Мистер Батист во время телефонного разговора заверил, что есть замечательная молодая семья, готовая усыновить ее. Нужно было просто приехать в город и задержаться ровно на столько, сколько понадобится для подписания всех соответствующих документов и помощи в распоряжении остальным имуществом Адрианы, включая ее дом и пекарню, которой она владела в городе.

Адвокат окликнул высокого мужчину и пожилую женщину, объяснив, что женщина — нынешний приемный родитель девочки, а мужчина — городской семейный врач.

— Он также был другом Адрианы, — тихо уточнил мистер Батист, прежде чем тот подошел достаточно близко, чтобы быть представленным.

Уэстон Уайльд. Но не тот Уэстон, в которого я в тайне был влюблен в юности.

Этот Уэст был высоким, по крайней мере дюймов на пять выше меня, и мускулистым, что не совсем вязалось со строгим костюмом. Его густые светлые волосы лежали восхитительными волнами, просто умоляя запустить в них пальцы. Взгляд светло-зеленых глаз впился в меня, и я почувствовал неуместное напряжение в яйцах. Изучив человека передо мной еще секунду, я посмотрел на глубокое синее небо и мысленно проклял Бога.

«Серьезно, ублюдок? Ты действительно собираешься поставить такого парня перед моим носом посреди всего этого дерьма? Мог он хотя бы облысеть или что-то в этом роде?»

Что за херовая шутка?

Конечно же, он был идеален, черты прекрасного лица стали чуть суровее, а мимические морщинки в уголках глаз слегка смягчили агрессивную мужественность. Он походил на ковбоя с обложки модного журнала.

Лицо мужчины, казалось, высечено из камня. Будто Чарлтон Хестон и Роберт Редфорд объединились, чтобы создать из гранита эту мужественную версию...

— Хрена с два, — услышав, как мужчина передо мной рявкнул, я непроизвольно моргнул, отчаянно пытаясь понять, что случилось, пока я фантазировал о нем.

Прежде чем я успел сообразить, что происходит, он сгреб в руки кокон из розовых одеял и умчался.

— Эм… — начал я.

— О боже, — пробормотала пожилая дама.

— Проклятье, — вздохнул адвокат.

— Он будет в... — начала женщина.

— Да, — мягко произнес мистер Батист. — Садись, Голди. Нико, не мог бы ты последовать за мной на своей машине?

Проехав всего несколько минут по маленькому городку, машина адвоката въехала на знакомую подъездную дорожку, окруженную высокими елями. Я ударил по тормозам прежде, чем успел повернуть следом за ним.

Дом моей матери.

Дерьмовая лачуга, в которой я рос, пока не сбежал из дома в пятнадцать лет. Глубоко вдохнув, я приготовился к воспоминаниям, которые наверняка нахлынут, стоит завернуть за угол и увидеть ветхий трейлер.

Медленно продвигаясь по подъездной дорожке нельзя было не отметить насколько лесистым стал участок в мое отсутствие. Вдоль узкой аллеи росли деревья, образуя тенистый навес, и понадобилось всего мгновение, чтобы подготовиться увидеть потрепанный коричневый ящик, в котором я провел детство.

Вот только добравшись до последнего поворота, я увидел совсем не то, что запомнил. На месте дерьмовой лачуги стоял аккуратный светло-розовый коттедж с широким крыльцом и парой кресел-качалок. Висячие папоротники походили на удар под дых, потому что готов поспорить, Адриана сама купила их незадолго до смерти.

Дом выглядел совсем не так, как я себе представлял то место, в котором жила моя сестра. По крайней мере, та Адриана, которую я знал много лет назад. Та девушка была суровой, мрачной и задумчивой. В этом не было никакого смысла.

Остановив машину на широкой гравийной парковке, чуть в стороне от дома, я огляделся, чтобы сориентироваться. Маленький коттедж занимал гораздо больше места, чем трейлер, который находился на его месте раньше, но вдалеке сквозь деревья все еще виднелись проблески сияющей голубой воды озера Хоби.

Конечно же, черный пикап, который мы ожидали обнаружить, оказался припаркован у дома, и мистер Батист с миссис Бэнкс уже выбирались из машины адвоката. Я присоединился к ним, когда, подойдя к входной двери, они позвонили в нее.

— Он, наверное, на качелях, — негромко произнесла пожилая женщина.

Качели. Она же не имела в виду качели из автомобильной покрышки, которые висели там, когда я был ребенком? Тот монстр был на последнем издыхании еще много лет назад. Спрыгнув с крыльца и обойдя дом, я сразу заметил качели, о которых шла речь. Они крепились к той же огромной дубовой ветке, что и старые покрышки когда-то, но теперь это были качели из гладкой широкой доски на толстых крепких канатах.

Как и предположила женщина, Уэст сидел на качелях с малышкой на руках. Он успел скинуть пиджак и закатать рукава белой рубашки, а теперь склонился, шепча и целуя головку ребенка. Несмотря на то, что он фактически украл мою племянницу прямо у меня из-под носа, что-то в этой сцене заставило сердце болезненно сжаться. Он явно любил маленькую девочку. Возможно, именно он и являлся отцом ребенка? Если так, тогда почему не взял ее под свою опеку?

Уэст поднял голову, уловив мое приближение, и его глаза превратились в узкие щелки, когда он понял, кто пришел. Я не знал, что сказать. Не хотел показаться слабым и позволить ему — или кому бы то ни было еще в этом дерьмовом городке — думать, что я не способен справиться со своей семейной ситуацией.

— Кто отец? — задал я вопрос, кивнув в сторону свертка в его руках, чтобы сразу прояснить самую важную деталь. Если отец он, то, возможно, это напрасная поездка, и я смогу вернуться в Сан-Франциско к своей обычной жизни.

Он взглянул на меня, но ничего не ответил, поэтому я продолжил:

— Почему не нарисовался отец?

Уэст, казалось, тщательно подбирал слова для ответа.

— У ребенка нет отца.

Ах. Так вот как все произошло — случайная связь. Теперь это больше походило на Адриану, которую я знал.

— Понятно.

— И что это значит? — огрызнулся он.

Я удивленно распахнул глаза шире от его воинственного тона.

— Только то, что теперь понимаю, по какой причине получил опеку.

— Ты не заберешь ее, — сказал он. Это было утверждение, не вопрос, и я тут же ощетинился.

— Я буду делать все, что захочу, придурок, — рявкнул я. — Отдай ее мне.

Время любезностей закончилось, хотя оно и не начиналось вовсе. Будь я проклят, если позволю какому-то святоше доктору Мистеру Совершенство указывать, как мне быть и что делать с ребенком моей сестры.

Его глаза гневно сузились до щелочек снова, и он прижал сверток к груди.

— Я отдам ее тебе только когда ад замерзнет, осел, — его голос прокатился по мне низким, грохочущим рычанием, от чего по коже побежали мурашки.

Внезапно перед глазами возникла нелепая картина с участием двух баранов, которые снова и снова ударяются лбами, пока у обоих не начнут болеть головы. Я не смог сдержаться и засмеялся, что, конечно, только разозлило Уэста еще больше.

— Да что, блядь, с тобой не так? — спросил он. — Твоя сестра умерла, племянница сирота, а тебе весело?

— Да, мне весело. Потому что тебе нечем крыть, и ты это знаешь. И мне на хрен не нужно перед тобой объясняться. Ты понятия не имеешь, что я чувствую по поводу потери сестры. На самом деле, ты меня вообще не знаешь.

Ноздри Уэста раздулись, и он зашипел в ответ:

— Я знаю, что, когда ей было семнадцать, упав с лодки, она выкрикнула именно твое имя. А когда ей исполнилось восемнадцать и отчим отказался оплатить колледж, она хотела, чтобы ты был здесь и помог его переубедить. Я знаю, что, родив Пиппу, первым делом она сказала, что у ребенка твои странные уши... — он смотрел на меня с вызовом, не отводя своих сверкающих зеленых глаз. — И знаю это, потому что находился рядом с ней. А вот ты — нет.

Сердце, казалось, готово разлететься на тысячу осколков. Бессмыслица какая-то. Сестра, которую я оставил, никогда во мне не нуждалась. А упоминание Уэстом отчима, которого у меня никогда и не было, по-настоящему сдавило грудь, лишив легкие воздуха. Но я не собирался доставлять этому засранцу удовольствие, показывая слезы. Поэтому стиснув зубы и сжав кулаки, сдержался.