— Ни хрена ты не знаешь. Если она выкрикнула мое имя после падения с лодки, то только потому, что сама столкнула меня, когда мне было четырнадцать, и узнала, блядь, как это дерьмово. А если хотела поступить в гребаный колледж, то ей следовало бороться изо всех сил, чтобы заплатить за него самой, как пришлось мне. И ПОШЕЛ ТЫ НА ХЕР, если думаешь, что знаешь хоть что-то обо мне и моей сестре.

Казалось, лицо Уэста удивленно смягчилось, но он все еще крепко прижимал ребенка к груди.

— Мне бы хотелось познакомиться с племянницей, — произнес я как можно ровнее. — Пожалуйста.

Что-то внутри скребло за душу, подталкивая вперед, вынуждая протянуть руку и прикоснуться к единственному, что еще связывало меня с моей семьей.

Челюсть Уэста напряглась, но он встал и ослабил хватку на свертке. Не для того, чтобы передать ее мне, а чтобы я мог мельком взглянуть.

Шагнув вперед, я уставился на ее личико. На меня смотрел самый маленький человечек, которого я когда-либо видел в жизни. Ее кожа казалась абсолютным совершенством, гладкая, кремово-белая с легким розовым румянцем. Крошечные пухлые губки были ярко-красными, а глаза — сине-зелеными, тот же оттенок, который я видел каждый раз, когда смотрел в зеркало. Когда она повернулась в руках Уэста, чтобы потянуться, из-под одеяла выглянуло крошечное ушко, и, конечно же, это оказалось смешное ухо Дамбо.

Это было уже слишком.

Подавив рыдание, я пробормотал что-то вроде:

— Забудь, — резко развернулся и быстро зашагал по увядающей траве газона к подъездной дорожке.

Уходя, я слышал, как он бросил мне вслед:

— Давай, Нико, уходи. В этом ты действительно хорош.

Я не давал волю слезам, пока не сел в машину, а затем направился по знакомой дороге прочь из этого богом забытого города.