Хотя мы проводим много времени вместе дома у Джулиана, я, как правило, ухожу в свою квартиру на Ла-Гуардиа-Плейс, чтобы закончить кое-какую работу, прежде чем вернуться в дуплекс. Однако сегодня мне удалось преодолеть свой творческий застой и погрузиться в работу, забыв о времени. Мой любовник предложил встретиться со мной в лофте. После своей последней встречи в офисе он пришёл ко мне домой с восхитительными блюдами из одного из моих любимых местных ресторанов «Lupa». Проглотив сырные ньокки и сальтимбокку с бутылкой Пино Нуар, мы решаем отказаться вечерней прогулки. С полными животами мы ложимся на кожаный диван и решаем остаться на ночь, готовясь посмотреть что-нибудь на Netflix.
Когда я устраиваюсь на потёртом диване, Джулиан удивляет меня, спрашивая:
— Лина, Эндрю был твоим первым?
Почему он спрашивает об этом?
— Эндрю был у тебя первым? — Джулиан впился в меня взглядом, ожидая ответа.
Прислонившись спиной к подлокотнику дивана, я гляжу на Джулиана, массирующего мне ступни. Я пристально смотрю на него.
— Да, ты же знаешь. И до тебя он был единственным мужчиной, с которым я была близка.
В уголках его рта появляется легкая улыбка.
— Теперь твоя очередь, кто была твоей первой? — спрашиваю я.
Он замирает, и я чувствую, как он напрягается. Человек, который затронул эту тему, не отвечает на мой вопрос.
— Да ладно тебе, Джулиан. Я ответила на твой вопрос. Баш на баш.
Обе мои ноги всё ещё лежат у него на коленях, и он медленно поворачивается ко мне лицом.
— Я не знаю, как ответить на этот вопрос, не опасаясь, что ты почувствуешь ко мне отвращение.
Я оттолкнулась от подлокотника и потянулась к его руке.
— Почему ты так думаешь? О Боже, неужели это была проститутка? —поддразниваю я.
Он берёт мои руки и подносит их к своим губам. Глубоко вздохнув, он говорит:
— Астрид.
Я качаю головой.
— Проститутка по имени Астрид?
Он вздыхает и опускает голову, глядя на наши сплетённые руки.
— Не проститутка. — Он выдыхает. — Моя мачеха.
Он только что сказал «мачеха»?
Нет, должно быть, я ошибаюсь. Нет.
— Лина?
Я поднимаю глаза, и мои зелёные глаза не могут скрыть удивления. Проститутка была бы намного лучше.
Я остолбенела. И всё же я хочу знать всё. Любопытство берёт верх надо мной, и я спрашиваю:
— Как это случилось?
— Ты действительно хочешь это знать?
Я поджимаю губы и киваю, как дура.
Джулиан потянулся за вином, прежде чем продолжить рассказ о том, как он потерял девственность со своей мачехой.
— Отец с головой ушёл в работу. Это было во время одной из его деловых поездок, когда он встретил Астрид, которая работала в качестве ассистента.
Джулиан вздохнул.
— Через месяц после знакомства отец привёз в Лондон беременную Астрид и женился на ней. Через несколько недель у неё случился выкидыш. Отец, казалось, справлялся с ситуацией, но Астрид была расстроена. Сначала я быстро привязался к ней, потому что она была привлекательной, забавной и, что более важно, делала его счастливым.
На поверхность выходят незнакомые эмоции, но я ничего не говорю.
Джулиан продолжает:
— После смерти мамы жизнь отца вращалась вокруг работы. После смерти Кэролайн стало ещё хуже. Он винил себя в её смерти. Отец стал похож на призрака. Я месяцами не видел его, пока Астрид не стала моей мачехой. В то лето всё начало меняться. Астрид постепенно привыкала к жизни в Лондоне. Сначала я думал, что она была очень сердечной и нежной, потому что я был её пасынком. Отец уехал, а Астрид осталась со мной в Белгравии. Несколько дней в квартире были только Мисс Пендлтон, Астрид и я. И ты же знаешь, что распорядок дня Мисс Пендлтон как часы. Она ела около восьми тридцати вечера, а в девять тридцать уходила в свою спальню.
Джулиан спокоен, как будто читает сказку на ночь. Наливая нам обоим по бокалу только что открытого австралийского Шираза, он продолжает:
— Астрид открыла дверь моей спальни и стояла там, одетая в специальный наряд. Проще говоря, она была одета, чтобы трахаться. Мне было шестнадцать, и я был девственником. Я думал только о сексе.
Я прерываю его, когда произношу:
– Шестнадцать.
Джулиан изучает меня и кивает. Медленно приближаясь ко мне, он останавливается, его взгляд опускается вниз, замечая мои нервные руки.
— Ты действительно хочешь знать подробности? — умоляет он, ожидая моего ответа.
Любопытство берёт верх надо мной. Я хочу помучить себя, и практически умоляю его продолжить.
— Да, пожалуйста, конечно, я хочу знать. Это часть твоей истории.
— Астрид ничего не сказала. Она поцеловала меня, и вместо того, чтобы оттолкнуть, я позволил ей продолжить. Я был так возбуждён, что не мог нормально соображать. — Он делает паузу. — Продолжать?
Что заставило меня снова кивнуть? Необходимость причинять боль моему больному сердцу больше, чем когда-либо? Что со мной не так? В глубине души я мазохистка.
— Я никогда никому об этом не рассказывал. На самом деле, это не совсем так. Я поделился этим с Алистером. Ну, она стянула с меня пижамные штаны с трусами и отсосала мне. Тогда было очевидно, что я никогда ни с кем не был близок. Она была готова, даже успела надеть на меня презерватив, забралась сверху и оседлала мой член. Когда мы оба кончили, она выпрямилась и молча вышла из комнаты. Она даже не потрудилась помочь мне снять презерватив. — Джулиан продолжает пить своё вино.
Я не могу вымолвить ни слова. Эта женщина воспользовалась им.
Я потрясена, расстроена и ревную одновременно. Джулиан не сводит с меня глаз, вспоминая, как потерял девственность с мачехой, и его пристальный взгляд нервирует. Когда он делает глоток вина, я начинаю думать о своём первом сексуальном опыте. Мы с Эндрю встречались уже несколько лет, и только когда мне исполнилось двадцать, я решила сблизиться с ним. Он тоже был девственником и никогда не принуждал меня к сексу. Мы занимались и другими вещами; я ублажала его руками, пока он ласкал мою грудь, но было только это, прежде чем мы потеряли девственность. Всё случилось во время наших летних каникул, когда моих бабушки и дедушки не было в городе. Это был не потрясающий первый раз, но я отдалась мужчине, которого любила, и Эндрю поклялся любить меня вечно. Я вздыхаю и внезапно возвращаюсь в настоящее.
Я нервно тереблю подол платья.
— Она когда-нибудь говорила об этом конкретном случае?
— Лина, как мне это объяснить? Это… — он на секунду запинается. — Эта история с Астрид продолжалась несколько недель. Поначалу было захватывающе. И правда в том, что она была непринуждённой и без заморочек. После смерти Кэролайн я накуривался каждый день. Потом понял, что секс — лучший способ получить кайф.
Я смотрю на Джулиана, пытаясь осмыслить его признание.
— Ты её любил или всё ещё любишь? — нерешительно спрашиваю я.
Его пленительные глаза расширяются.
— Боже, нет. — Он прикусывает уголок нижней губы и качает головой. — Мы оба были одиноки.
Шестнадцать.
— Одиноки? Я знаю, что такое одиночество, но как она могла? Она твоя мачеха. — Я качаю головой, ошарашенная тем, что кто-то мог так поступить со своим мужем и пасынком.
— Я знаю, что поступил неправильно, и не могу вернуть всё обратно. Я был глуп и ненавижу себя. Я не могу никак оправдать Астрид. — Он замолкает, слегка качая головой. — А то, что я сделал с самым важным человеком в моей жизни, просто бессовестно. Я… я был сломленным подростком.
— Джулиан, это не твоя вина. Ты был ребёнком. И во всём виновата эта женщина. Она была взрослой. — Я смотрю в глаза Джулиану и знаю, что мои следующие слова — правда. — В глубине души я знаю, что бы ты ни сделал, твой отец не найдёт в этом твоей вины. Он всегда будет любить тебя. Если мой голос звучит раздражённо, значит, так оно и есть. Я тоже ошеломлена. Это было много лет назад?
— Да. Мы всегда пользовались защитой, но каким-то образом она забеременела.
Мои глаза широко распахиваются. Биение моего сердца останавливается. Мысль о том, что Астрид носит ребёнка Джулиана, злит и угнетает меня. Я с трудом сглатываю.
— Где? Где ребёнок?
Он не произносит ни слова.
— Джулиан. Что случилось с ребёнком? — терпеливо спрашиваю я, ожидая ответа. Неужели где-то в этом мире бегает юный Джулиан?
Мой ум напряжённо работает, когда я пытаюсь вычислить, сколько лет может быть ребёнку. Девять? Десять? Одиннадцать?
Его глаза сосредоточены на руках, но я вижу в них печаль.
— Она сделала аборт.
Я потираю виски и не знаю, то ли от вина, то ли от осознания того, что у женщины нет другого выбора, кроме как прервать беременность. Жизнь может быть такой жестокой. Всё, чего я когда-либо хотела, это иметь собственного ребёнка, и почему-то я никогда не была благословлена им. Даже когда несколько лет назад Эндрю признался, что не хочет усыновлять малыша, я всё ещё надеялась, что у меня будет ребёнок.
Мои глаза наполняются слезами, пока я жду, что Джулиан скажет ещё.
— Я был подростком, но никогда бы не попросил её прервать беременность.
Я беру обе руки Джулиана в свои, и его признание успокаивает меня, а также заставляет моё сердце болеть.
— После того как Астрид призналась, что сделала аборт, наступила реальность. Я был испорченным ребёнком, трахающим свою мачеху. Я ненавидел себя. И я ненавидел её. — Он наклоняет голову набок, его взгляд устремлён в пол. — Отец знал, что она ему не верна. Он же не идиот. Она уже много лет живёт с Алистером. А отец… — его голос обрывается.
— Джулиан, послушай меня. Твой отец всегда будет любить тебя. Всегда.
— Но то, что я делал с Астрид… меня тошнит всякий раз, когда я рядом с ней.
— Не удивляйся, если я дам ей пощёчину, когда увижу в следующий раз.
Его глаза расширяются.
— Ты не посмеешь.
— Не рассчитывай на это. — Я бы хотела сделать больше, чем просто дать пощёчину женщине, которая воспользовалась одиноким подростком.
Я смотрю на мужчину, который поделился со мной чем-то интимным. Он на мгновение зажмуривается. И когда он открывает глаза, боль в них открывает ещё больше нераскрытых тайн.