— Вот так, сынок! Веди тачку так, будто ты её украл! — с гордостью усмехался он.

От подступивших к глазам слёз его фигура начинает расплываться и, стиснув зубы, чтобы заглушить гнев прошлого, я проглатываю эти воспоминания.

Сзади раздается щелчок, и я быстро разворачиваюсь с вытянутым вперед ножом.

В одном из углов окутанной тенями комнаты, темнота вдруг оживает. Сначала из нее появляется ствол пистолета, а затем фигура подается вперед, и передо мной предстает лицо, которое я точно где-то видел, но не могу понять, где.

— Ты пришел с ножом на перестрелку? — отчетливый бруклинский акцент только усиливает мое замешательство.

Я продолжаю разглядывать этого человека.

— Кто ты такой?

— Отдай мне нож.

— Это вряд ли.

— Ты пришел сюда, чтобы его убить?

Желание оглянуться на отца пересиливает необходимость не спускать глаз с этого парня.

— Кто он тебе?

Незнакомец не отвечает, и легкий наклон его головы говорит мне, что он изучает меня с тем же любопытством, что и я его.

— Это его последние часы. Он просил, чтобы я даровал ему мирную смерь.

— Ты хочешь его убить? — спрашиваю я.

— Нет. Я вызвался убить любого, кто попытается оборвать последние мгновения его жизни.

— Я его сын.

Дернув глазом, он бросает на меня недоверчивый взгляд, однако пистолет не опускает.

— Насколько я знаю, его сын мертв.

— В таком случае мой визит может сильно его разочаровать, — я наконец оглядываюсь на отца, который выглядит еще слабее, чем показался мне на первый взгляд. — От чего он умирает?

— От рака. Этот упрямый ублюдок слишком все затянул. Практически сгорел за последние пару месяцев.

— А ты его телохранитель или просто тот, кто после собирается подчистить его счета?

Фыркнув, он опускает глаза и, качая головой, снова засовывает пистолет в кобуру. Я чувствую, как впервые за последние десять минут у меня, наконец, расслабляются мышцы.

— Мне не нужны его деньги.

— Ну, давай посмотрим. У моего отца никогда не было друзей, одни враги. И ты не производишь впечатление человека, который добровольно тратит свое время на помощь больным и умирающим. Итак, какова твоя цель? Кто он тебе?

— Тот же, кто и тебе.

Нахмурившись, я еще раз прокручиваю в голове его слова.

— Это как?

— Он мой отец.

Я пытаюсь переварить то, что он только что сказал, и у меня из груди вырывается взрыв смеха.

— Твой отец.

На самом деле, это не должно меня удивлять. Старый добрый папаша, конечно же, не стал дожидаться смерти моей матери, чтобы побаловать себя другими женщинами. В детстве я часто слышал, как во время их многочисленных бурных ссор она обвиняла его в неверности, но он ни разу даже не обмолвился мне о возможных братьях.

— Выходит, ты здесь, чтобы его обчистить.

— Я же тебе сказал. Мне не нужны его деньги. Старик заботился обо мне и моей маме. Дал нам приличное жилье. Посылал ей деньги, когда она в них нуждалась. Я просто возвращаю долг.

— Он никогда о тебе не упоминал. Вообще никогда.

— Он и о тебе впервые упомянул только десять лет назад. Сказал, что лучше нам друг друга не знать.

— Значит, я свалил из города, а ты забрался в мою песочницу? Он заставил тебя взять на себя бизнес или типа того?

— У меня есть своя халтурка. Я здесь только для того, чтобы исполнить его последнюю волю.

— Он убил мою семью. Приказал их зарезать. Он не заслуживает мирной смерти.

— Значит, ты пришел сюда, чтобы... перерезать ему горло? Это кажется мне слегка мелодраматичным. Небрежным, — он окидывает меня оценивающим взглядом. — Ты производишь впечатление человека более аккуратного. Более умного. Что говорит о том, что ты либо не так умён, как кажешься, либо у тебя просто не хватит смелости это сделать.

Не говоря ни слова, я поворачиваюсь к дыхательному аппарату и хватаюсь за электрический шнур.

— Он этого не делал! — от его слов я замирю и, обернувшись, вижу, что мужчина снова держит меня на прицеле. — Он не убивал твою семью.

— Нет, убивал. Мне рассказал об этом нанятый им человек. Теперь он тоже мертв, если тебе интересно, к чему всё идёт.

— Тони послал за Винни меня. Этот тупой придурок спёр около десяти кусков, убил Гаса и свалил из города.

Убил Гаса? Последние тридцать с лишним лет адвокат моего отца был, пожалуй, самым близким его другом.

— А как он прибрал к рукам десять кусков?

— Папа заплатил ему, чтобы он кого-то там нашел, а этот ушлёпок сбежал.

— Да, этот кто-то был моей женой.

— Нет. Это был кто-то, кто вообще-то охотился за тобой.

— Кто?

— Я знаю лишь то, что его люди зовут этого человека Эль Кабро Бланко, и он известен какой-то особой жестокостью. Имеет связи с картелями в Мексике. Видимо, хорошо, что он не нашел тебя первым.

— Мою семью убил Винни. Вэл хотела дать показания против моего отца. У него были все основания ее убить.

— Ошибаешься. В обмен на молчание твоей жены он предложил полностью оплатить лечение ребенка. Это в три раза больше, чем ей пообещал адвокат. Насколько я понял, она согласилась. И Винни к ней тоже посылал, чтобы предложить эту сделку.

В полнейшем шоке я поворачиваюсь к отцу и, вспоминая, в какой он был ярости, когда я уехал из Нью-Йорка, пытаюсь представить его готовым отдать Вэл все, что угодно.

— Нет, это не он. Он не страдает ни щедростью, ни великодушием.

— Ты прав. Но он не стал бы убивать свою собственную семью.

— Я почти уверен, что именно он виновен в смерти моей матери.

— Точно так же, как ты виновен в смерти моей жены.

Почувствовав внезапное напряжение в мышцах, я вскакиваю на ноги и, стиснув зубы от ярости, замахиваюсь на него ножом.

— Наверное, мне сперва стоит поточить свой нож об твои кости.

— Я не хотел тебя обидеть. Просто пытался сказать, что твое имя — это проклятие.

— Я думал, что это также и твоё имя.

— Я бы, наверное, уже умер, если бы Тони не настоял на том, чтобы дать мне фамилию моей матери.

И тут я узнаю его лицо.

— Ты... боец смешанных единоборств или что-то в этом роде, да? Мачете что-то там.

— Мак, — невыразительным тоном отвечает он. — МакКоннелл — это фамилия моей мамы.

Из того немногого, что я о нем слышал, живя на западном побережье, у него здесь целая армия поклонников и, он дрался в нескольких довольно солидных местах. Не похоже, чтобы у него было время или интерес становиться шестёркой моего отца.

— Вроде, ты неплохо устроился. Зачем ему посылать тебя за Винни?

— Семья прежде всего. Несмотря ни на что. Я — дитя улиц. Это у меня в крови. Скорее всего, я там и умру.

Именно этого я всю жизнь стремился избежать, хотя уверен, что ему эти жизненные уроки ни к чему, и не утруждаю себя лекцией.

— Где мне найти этого Эль Кабро Бланко?

— Без понятия. Судя по всем тем слухам, что о нем ходят, этот парень похож на призрак.

Винни, вне всякого сомнения, знал бы, где его искать. Но Винни мертв.

Я не знаю, что заставило моего отца послать Винни заключать какие-то сделки с Вэл, но предполагаю, что такова природа предательства — ты не всегда можешь его предвидеть.

— Можешь на минутку меня оставить?

Кажется, он прикусывает изнутри губу и щелкает мне пальцами.

— Нож.

С некоторой неохотой я отдаю ему своё оружие и смотрю, как он выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.

Тяжело вздохнув, я снова разворачиваюсь к своему старику. Все эти годы я его ненавидел. Я сделал всё возможное, чтобы не стать таким, как он, и уехать как можно дальше от этого места. Однако в одном Мак прав: имя моей семьи — проклятье. И никуда от этого не деться. Как говорил в годы моей юности отец Викио, гнев оплетает каждую букву имени Савио, высасывая из него жизнь. Это яд, от которого мне не спастись, потому что сегодня вечером к списку моих жертв добавилась еще одна. Кем бы ни был этот Кабро Бланко, он только что приобрел себе нового врага.

Не знаю, правда ли то, что Мак рассказал мне о моем отце. Я знаю лишь то, что мне в голову не приходит ни одной причины, по которой он мог бы солгать. Возможно, мой отец действительно пытался вмешаться, чтобы спасти мою семью. Может, я не знал его так хорошо, как мне казалось.

Может, я вообще никогда по-настоящему его не знал.

Я опускаюсь на колени у постели отца и склоняю голову в молитве. После всех тех злодеяний, что я свершил и еще только собираюсь совершить, у меня нет права отпускать ему грехи, но я не хочу, чтобы эта ненависть отравляла меня после его смерти. Я возношу ему благодарственную молитву и беру в руку его холодную морщинистую ладонь.

— Долгие годы я ненавидел тебя сильнее, чем любил, но надеюсь, что ты обрел покой.

Мои слова не нарушают сон моего отца, как будто я уже разговариваю с его трупом.

— Тебе бы понравилась Изабелла. У нее были мамины глаза, — я улыбаюсь сквозь слёзы, вспоминая, как она лежала в моих объятиях и смотрела на меня, пока я пытался уложить ее спать. — И ее вспыльчивый характер.

Я потираю большим пальцем его палец и, шмыгнув носом, снова фокусируюсь на главном.

— Я прощаю тебя за то, что ты не был идеальным отцом. Жизнь у тебя была не сахар, но, по крайней мере, ты старался.

Никакой реакции.

Вообще ничего.

И все же, когда я поднимаюсь на ноги, мне кажется, что с моих плеч свалился огромный груз. Я не хочу быть здесь, когда он испустит последний вздох.

Открыв дверь, я вижу докуривающего сигарету Мака. Он тушит ее в пепельнице, стоящей на придвинутом к стене столе.

— Если ты не возражаешь, перед уходом я хотел бы взглянуть на некоторые из его старых бухгалтерских книг. Посмотрим, удастся ли мне выяснить, что это за козёл (Тут игра слов. В переводе с испанского Эль Кабро Бланко (El Cabro Blanco) означает «белый козёл» — Прим. пер.).

— Мне без разницы, — Мак пожимает плечами и оглядывается на спальню. — Не думаю, что сейчас ему есть до этого дело.

— Тебе, ммм... тебе что-нибудь нужно? — спрашиваю я, когда он возвращает мне нож.

— Не-а, у меня тут толпа народа ждёт, когда он преставится.

— Почему ты не убил меня сразу, как только я вошёл? Почему ты позволил мне к нему приблизиться?

Он встает со стула и поправляет аккуратно выглаженные брюки.