Минут двадцать я роюсь в слегка влажных коробках в поисках нужной, и при виде вожделенной папки чуть ли не хлопаю в ладоши. Шорох у меня за спиной напоминает мне о том, чтобы я не веселилась тут слишком долго, пока мыши, крысы и все остальные жители этого гадюшника решают, сгожусь ли я им в качестве съестных запасов на зиму.

Я вылезаю из подвала и, едва выпрямившись, начинаю дрожащими руками смахивать с волос паутину или жуков, поскольку не могу избавиться от ощущения, что по мне кто-то ползает.

— Что ты здесь делаешь?

Незнакомый голос проносится по моей спине парализующей волной паники, и я поворачиваюсь к стоящему позади меня мужчине.

Я откуда-то его знаю, но не сразу понимаю, откуда именно.

Молодой человек одет в элегантный черный костюм, его волосы зачесаны назад, как у кого-то с Уолл-Стрит или из фильма Тарантино. Я точно видела его раньше, но где?

— Кэлвин здесь? — не дождавшись моего ответа на первый вопрос, спрашивает он.

Судорожно сглотнув, я качаю головой.

— Он... наверное, вышел?

На мгновение его взгляд останавливается на прижатой к моей груди папке.

— А это что такое?

Все еще пытаясь вспомнить, где я встречала этого парня, я перебираю в голове сотни лиц, словно музыкальный автомат — диски в поиске нужной песни.

— Кое-какие мои бумаги.

Меня равнодушно разглядывают его ледяные серые глаза, и тут я вдруг вспоминаю, где его видела. У себя в квартире. В тот вечер, когда Кэлвин пригласил своих приятелей поиграть в карты. Это он заставил Кэлвина прекратить его издевательства. Тогда я решила, что он какая-то важная шишка, какой-то таинственный деловой партнер. Просто глоток свежего воздуха среди остальных головорезов, собравшихся в тот вечер за столом, но в данный момент он источник удушающего напряжения, не позволяющий мне сбежать.

— Я уже неделю пытаюсь дозвониться до Кэлвина.

— Хм. Я его почти не видела. Мы с ним расстались. Этот придурок мне изменил, — ложь слетает с моих губ легче, чем я ожидала, и это немного меня удивляет.

— Изменил тебе.

Услышав в его голосе недоверие, я стискиваю зубы. Это означает, что моя ложь не так убедительна, как мне казалось, и следователь ни за что не купится на мои россказни. Дернув носом, парень фыркает, и только когда он сводит вместе руки, я замечаю на них черные перчатки. Как у убийцы, который не хочет оставлять отпечатки пальцев на месте преступления.

— Как я помню, Кэлвин тобой просто одержим. Возможно, даже слишком. Он производит впечатление человека, который любит до гробовой доски.

Этот парень даже не представляет, насколько он прав.

А может и представляет. Может, это написано у меня на лице. Что бы он подумал, если бы узнал, что я помогла убить Кэлвина? Отомстил бы за друга? В отчаянной попытке совладать со своим лицом, я слегка улыбаюсь.

Он делает шаг ко мне, и я крепче сжимаю папку, с трудом дыша сквозь сдавленные легкие. Он проводит по моему виску затянутым в перчатку пальцем и убирает мне за ухо прядь волос.

— Знаешь, что я думаю?

Наверняка ему слышно, как бешено колотится мое сердце.

— Такая красотка, как ты, — он наклоняется к моему уху, мою шею обдает теплое дыхание, и мне хочется выпрыгнуть из кожи и убежать. — Я думаю, что ты ищешь новый член, чтобы потрахаться. Я прав, дорогая?

Я не знаю правильного ответа. Не могу быстро сообразить, а не покажется ли ответ «да» слишком подозрительным.

— Дай мне пять минут на заднем сиденье моей машины, и ты окончательно его бросишь.

Подождите. Что?

Я замираю и, уставившись на него, пытаюсь разглядеть в его глазах шутку.

— Ты что, с ума сошел?

Его губы растягиваются в улыбке, и он скользит пальцем к моему рту. Улыбнувшись, проводит им по моим губам. Сглотнув подступивший к горлу ком, я чувствую, как он просовывает кончик пальца мне в рот и обратно, затем снова в рот. Парень шлёпает меня ладонью по заднице, и прижимает к себе, отчего из моих рук выпадает папка. Задыхаясь, я опускаюсь на колени, чтобы собрать все рассыпавшиеся бумаги, и тут он вдруг хватает меня за затылок и, ткнув в холодные зубцы молнии, прижимает меня к своему паху.

— Отсоси мне, и я не скажу Кэлвину, что ты здесь была.

Мне хочется рассмеяться, но у него в молнии застряла маленькая прядь моих волос, и я уверена, что оцарапала щеку. В полном смятении, я от него отшатываюсь.

— Я не буду тебе отсасывать. Не буду с тобой трахаться. И мне насрать, расскажешь ли ты Кэлвину.

Он облизывает губы, и у него на лице проступает неподдельное веселье.

— Боевая. Именно таких сучек я и люблю.

— Ну, я не твоя сучка. А теперь, прошу прощения, уже поздно.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но сделав не более трех шагов, слышу, как он меня окликает.

— Ты один забыла.

От этого звука у меня в жилах стынет кровь, и, повернувшись, я вижу, как его глаза скользят по зажатой у него в руках бумажке. Бланк учета пациента при его поступлении. Этот бланк сразу можно узнать по его характерному размеру и цвету. Снова поймав мой взгляд, парень протягивает мне документ и одаривает меня понимающей улыбкой.

— Кое-какие бумаги, да?

Откашлявшись, я медленно и осторожно подхожу к нему, до боли сжимая в руке папку.

Напрягшись всем телом и приготовившись драться или бежать, я вынимаю у него из пальцев листок.

— Спокойной ночи. Айви.

Я и не думаю разворачиваться и пячусь назад ровно настолько, чтобы обеспечить себе достаточную для побега дистанцию. Я вижу, как он небрежно закуривает сигарету и, не удосужившись сдвинуться с места, таращится на меня. Сев в машину, я дрожащими руками вставляю ключ зажигания и выезжаю на дорогу, подальше от этого места.

Клянусь, я никогда в жизни сюда не вернусь.