— Одного из наших прихожан тяжело ранили. Отец Дэймон некоторое время назад уехал в больницу, чтобы помолиться о его выздоровлении.
— Так значит, он сейчас там?
— Я понятия не имею, где он сейчас.
Я открываю рот, чтобы ответить, но не успеваю и пикнуть, как мимо меня проносится Сехио и толкает священника на стоящий позади него стол.
Выражение лица у святого отца такое же удивленное и шокированное, как и у меня.
— Во имя всего святого, это еще что?
Зажав в руках одну из своих М-80, Серхио нависает над мужчиной и выглядит при этом гораздо более устрашающе, чем тот мальчик из продуктового магазина, с которым я болтала последние несколько недель.
— Знаешь, что это такое? Взрывчатка, как динамит. Если тебе дороги твои яйца, советую сказать нам, где, черт возьми, найти этого священника.
Разинув от удивления рот, я таращусь на этого парня, который сейчас разговаривает как Лицо со шрамом.
— Что ты творишь?
— Развязываю ему язык, а если не получится, то с удовольствием посмотрю, что эта петарда сделает с мужским хозяйством.
— Ты в курсе, что ты больной? — спрашиваю я, и ошарашенный взгляд священника наводит на мысль, что он думает то же самое.
Серхио вытаскивает из кармана «Зиппо» и чиркает колёсиком.
— Не еби мне мозги, святоша.
— Туннели. О-они в туннелях.
— Где? — спрашиваю я, чувствуя, как у меня колотится сердце от новой информации. — В доме приходского священника?
— Да. Там есть пара комнат, оборудованных для размещения беженцев и наркотиков. Одну из них используют и для... допросов.
Боже.
— А сколько их там внизу? Сколько с ним человек?
— Понятия не имею. Может, полдюжины?
У меня из груди вырывается вздох поражения.
— Нам придется вызвать полицию.
— Вызовите полицию, и они вырубят предохранитель, — произносит священник, не сводя глаз от нависающей над его пахом петардой.
— Какой предохранитель? О чем ты говоришь?
— В случае полицейской облавы они щелкают в одной из комнат выключателем, соединенным с вмонтированным в стены динамитом. Он перекрывает один конец туннеля, так что единственный вход или выход — через Мехикали. Они убегут, а вы никогда больше не увидите отца Дэймона.
— Взрывчаткой выложена только часть туннеля?
— Да. На стенах есть отметки, на каком расстоянии зарыта взрывчатка.
— Итак, если бы мы оказались в одной из комнат по другую сторону этого раздела, то были бы в той же части, что и не взрывающаяся половина туннеля.
— Да. В той же части, что и полдюжины членов Эксилио. Уж лучше вам оказаться запертыми в одной клетке со львами.
— Если только мы каким-то образом не изолируем от них Дэймона.
Священник переводит взгляд с меня на Серхио, потом на М-80 и снова поворачивается ко мне.
— Они не так глупы, как попавшие в ловушку лемуры.
У меня в голове вертится, по всей вероятности, глупейший план, но это единственный шанс вытащить Дэймона из туннеля целым и невредимым. При условии, что он еще жив.
— Если только им не покажется, что их атакует толпа народа.
— Желаю вам найти в этом городе хоть кого-то, кто мог бы помериться силами с Эксилио.
— Нам не нужно никого искать, — ухмыльнувшись, я смотрю на Серхио, чье лицо расплывается в такой же хитрой улыбке, и понимаю, что он думает о том же самом. Во всяком случае, мне так кажется.
Честно говоря, довольно странно с его стороны.
— Ну, как я уже говорил, buena suerte. (Buena suerte (Исп.) — «Удачи!» — Прим пер.)
— О. Разве мы Вам не сказали, святой отец? — Серхио вытаскивает из кармана пистолет — тот самый, который я ясно просила оставить в машине. — Вы пойдете с нами. Просто на тот случай, если нам там понадобится божье чудо.
— Молодой человек, угрожать служителю церкви — это тяжкий грех.
— Ничего, я потом покаюсь, — одним движением руки он заставляет священника подняться со стола и встать на ноги. — Пора идти взрывать это дерьмо.
Над головой гудят тусклые лампочки, а я стою, прислонившись к стене, и нерешительно наставляю пистолет на священника. Пробегая глазами по земле и бетону, я задаюсь вопросом, что нужно сделать, чтобы взорвать взрывчатку, не нажав рубильник.
Присев на корточки, Серхио раскладывает на полу целую кучу фейерверков, которые достал из багажника.
— Ты просто... разъезжаешь с петардами в машине? — спрашиваю я, чувствуя разливающееся по телу беспокойство.
Улыбаясь, он кладет на землю нечто, напоминающее ракету, и ставит его рядом с остальными такими же, выстроенными по всей ширине туннеля.
— Ты удивишься, как часто они могут пригодиться. Чтобы кого-нибудь разыграть. Отвлечь внимание. А иногда просто повалять дурака.
Наш кое-как состряпанный план состоит в том, что мы со священником на свой страх и риск пройдём дальше по туннелю и спрячемся в одной из комнат, пока туда не сунутся привлеченные шумом фейерверков члены банды. Затем мы проберемся к комнате, где находится предохранитель, и щелкнем волшебным выключателем. Как бы там ни было, если в процессе никто из нас не взорвётся, мы с Дэймоном продолжим путь в Мехикали, а там Серхио заберет нас из ресторана, который, по-видимому, является конечной точкой этого туннеля.
Я киваю головой в сторону небольшой вырезанной в стене ниши, где стоит алтарь Девы Марии.
— А это еще зачем?
— Для рабочих, которые строили туннели. Чтобы они чувствовали себя в безопасности, — говорит священник. — Под защитой, пока здесь работали. Помимо обвалов, полагаю, им добавляла стресса и возможность возгорания взрывных устройств.
— Возгорания? В смысле, самопроизвольного? — от этой мысли я отталкиваюсь от стены и растираю покрывшиеся мурашками руки. — Далеко от взрывчатки до предохранителя?
Пожав плечами, он скрещивает руки на груди.
— Думаю, несколько сотен футов.
— Как ты вообще в это вляпался?
Священник вскидывает брови и фыркает.
— Не по доброй воле, если хочешь знать. Я согласился на то, чтобы дом священника использовался для размещения беженцев, многие из которых подвергались насилию, и им грозила смерть. Давать приют всем страждущим — это священный долг церкви, тех, кто следует за Богом, — он говорит мне это так, словно вынужден оправдываться, но я спрашиваю не о беженцах. — Гордон пожертвовал деньги на строительство дома и туннелей. К сожалению, они оказались удобным маршрутом для транспортировки... других вещей.
— Наркотиков.
— Полагаю, что нет хорошего без плохого. Я решил закрыть глаза на плохое и сосредоточиться на хорошем.
— Другие священники решили не закрывать на это глаза. Вот почему они никогда надолго здесь не задерживались.
Он вздыхает и качает головой.
— Мы можем верить в одного и того же Бога, но ты удивишься, узнав, как сильно различаются наши мнения.
Серхио вскакивает на ноги, стряхивая с джинсов пыль.
— Ладно. Приготовились, — его губы изгибаются в хитрой усмешке. — Шоу начинается.