Остановившись, сосед зажимает баскетбольный мяч под рукой, улыбается и машет мне.
Этот мудак дружелюбен.
— Тейлор уже ушел? — Тетя Рут держит одной рукой букет нарциссов, а другой ищет что-то в шкафу под кухонной раковиной. Достав маленькую вазочку, она мило улыбается. — Он так заботливо принес цветы. Он хороший мальчик, этот Тейлор. Из породистой семьи.
Покусывая уголок губы, я опираюсь локтями на кухонный стол и глубоко вздыхаю.
— Цветы от Зейна, — признаюсь я и готовлюсь к ее ответу.
Бросив цветы в вазу, тетя Рут прикрывает рукой свой округлившийся рот.
— Так, и почему, черт возьми, он принес тебе цветы, Далила? Я думала, что ты прошлой ночью ходила, чтобы заткнуть его, а не очаровывать.
Я стараюсь не смеяться над воспоминанием о том, как я «очаровывала» Зейна, и в знак протеста поднимаю руки.
— Я не знаю. Я ничего не делала… Мы ничего не делали… Там ничего не происходило.
Сжав кулак, она подносит его ко рту, поворачивается и смотрит в кухонное окно с видом на гостиную Зейна.
— Я не сержусь на тебя, сладкая. Это все он, — говорит она с оттенком недовольства. — Я предупредила его держаться от тебя подальше.
Я нерешительно шагаю к тете Рут и кладу руку ей на спину.
— Я знаю, ты хочешь как лучше, но я уже выросла. Это уже так не работает.
Тетя Рут хватает тряпку для мытья посуды и шлепает ею по гранитной столешнице, а затем вытирает невидимые пятна, бормоча что-то себе под нос.
— Он аморальный, Далила. Нехороший. Он тебя не достоин. — Тетя Рут качает головой. — Он только разобьет тебе сердце. — Она поворачивается и машет тряпкой перед моим лицом. — И я убью его, если он это сделает.
Я смеюсь.
— Он тоже это знает, — добавляет она и кладет тряпку на раковину. Тетя оглядывается, ища что-нибудь, чтобы почистить, отполировать или помыть, но кухня безупречна. — Это не смешно. Я серьезно, Далила, держись от него подальше.
— О, перестань, — отмахиваюсь я. — Тебе не кажется, что ты немного преувеличиваешь?
— Ты не знаешь и половины того, что знаю я. — Ее голос понижается до шепота. — Этот парень — одна сплошная неприятность. Он… он как этот ребенок-бобер. Джастин Бивер (Примеч.: Beaver — с англ. «бобер»).
Я подавляю смешок.
— Ты имеешь в виду Джастин Бибер?
— Да. — Она машет указательным пальцем. — Стоит дать ребенку кучу денег, и он слетает с катушек, думая, что может делать и говорить все, что хочет, и ему за это ничего не будет.
— При всем уважении, тетя Рут, Зейн далеко не ребенок, — заявляю я и сама себе не могу поверить, что защищаю его. — Уверена, что он старше меня.
— Возраст — не что иное, как число, Далила. Если я говорю, что он ребенок, то это потому, что он ведет себя как маленький. — Ее глаза закатываются почти к затылку. — Он берет все жизненные правила и выбрасывает их в окно. Он бунтарь. Я никогда не встречала такого неуважительного человека. И высокомерного. А женщины? Очень много женщин в любое время дня и ночи.
Тетя Рут обмахивается, как будто в кухне вдруг становиться слишком жарко.
— Я думаю, что Зейн делает то, что сделал бы любой в его положении. Он молод, привлекателен, успешен и неприлично богат, — говорю я, пожимая плечами.
— В этом-то и проблема. — Тетя Рут поднимает сжатый кулак в воздух. — Он не может контролировать себя. Он делает все, что хочет и когда хочет, ни на кого не обращая внимания. Он чертов слон в посудной лавке.
— Неправильное сравнение.
— Ребенок в магазине сладостей.
— Это ближе. — Я ухмыляюсь, все еще чувствуя себя странно от того, что защищаю Зейна. Я вижу, с каким волнением говорит о нем Рут. — Тетя Рут, ты «запала» на него, не так ли?
Тетя Рут меняется в лице.
— Вовсе нет, Далила. Мне семьдесят пять и меня не интересуют мужчины в подобном контексте. Уже нет.
— О, перестань. — Я наклоняю голову набок.
Эта женщина в молодости была настоящей сердцеедкой с пентхаусом в Лос-Анджелесе и банковским счетом размером с Аляску. Мужчины мечтали встречаться с ней. Женщины хотели быть ею. У тети Рут была не одна, а две маленькие черные книжки и коллекция обручальных колец, хранящихся в банковском сейфе в секретном месте (Примеч.: черная записная книжка с информацией о партнерах по близким отношениям). Мир был у ее ног, и она всем говорила «нет».
На самом деле, у них с Зейном много общего, но я не буду говорить ей об этом в ближайшее время.
Телефон тети Рут жужжит на столешнице и на экране появляется текст. Взяв телефон, я подаю его Рут, и ее плечи расслабляются, пока она читает сообщение.
— О, Боже. — Она снимает свой козырек и проводит рукой по растрепанным волосам. — Я совершенно забыла. У меня сегодня ужин.
— С кем?
Поворачиваясь ко мне, тетя Рут поджимает губы и их уголки приподнимаются вверх.
— Его имя сейчас неважно. Я должна принять душ. Мы встречаемся в четыре тридцать.
— Его?
Тетя Рут закатывает глаза, отказываясь показать свою увлеченность, но я вижу ее в голубых глазах с морщинками. Может быть, ей семьдесят пять, но она еще жива. Есть еще порох в пороховницах.
— Так много лет, что ты не смотришь на мужчин, да? — дразню я.
— Ох, замолчи уже.
— Не задерживайся допоздна. — Я подмигиваю ей и довольна тем, что ее маленькое негодование на Зейна на время отложено.
Защищать его было невероятно неестественно, хотя, полагаю, я могла быть немного снисходительнее к нему из-за прекрасных цветов и извинений, которые он принес ранее.
Может быть, Зейн не гигантский мудак, а обычного размера.
Возвращаюсь в свою гостевую комнату, проходя мимо ванной комнаты, где мой «школьный» купальник висит на крючке для полотенец.
Сняв, я выбрасываю его в мусорное ведро.
Я не могу смотреть на него, не думая о Зейне. Он везде. Под моей кожей. Вторгается в мои мысли. Его гладкий как бархат голос звучит в моей голове. Я даже не могу посмотреть в окно и не увидеть его.
Этот мужчина испытывает мое терпение, а я едва знаю его.
Во всяком случае, тете Рут не о чем беспокоиться. С цветами или нет, он не проникнет в мое сердце. Или в мои трусики. И будь я проклята, если позволю такому, как Зейн де ла Круз, разбить этим летом мое сердце.
Или когда-либо.