Мы встречались почти каждый день. Даже когда Слава работал с раннего утра до поздней ночи, он все равно подъезжал к воротам, сигналил, и я ненадолго выходила к нему. Тетя Маша как-то сказала, чтобы я привела «своего кавалера» в дом — познакомиться, но Слава все отнекивался, а потом на выходные сам к нам заявился, большой торт принес и зачем-то цветы. Смущенно улыбаясь, вручил веточки белых хризантем Вологодской и представился.
Хорошо, что Ани в тот момент не было дома, вот бы поехидничала, пристала с расспросами. Хотя Слава быстро освоился у нас, скоро уже нашел тему для разговора, чай пили на кухне все вместе, даже молчаливый Николай Витальич к нам присоединился.
А, вообще, в начале марта мы много гуляли по городу. Погода стояла отличная, казалось, весна будет ранней, вовсю капало с крыш, чирикали воробьи, воруя у сытых голубей хлебные крошки — щедрые подношения прохожих.
Центр города давно был очищен от снега, и здесь лучше чувствовалось, что зиме подошел конец. Я придумала зайти в картинную галерею, на которую раньше всегда смотрела из окна автобуса, когда ехала с автовокзала по главной улице. Смотрела и мечтала, что потом как-нибудь непременно ближе посмотрю картины, выставленные в окнах. И вот, все задуманное сбылось.
Мы бродили со Славой по двум уютным залам, держась за руки, обсуждали маленькие акварели и огромные панорамы местных художников. Я Михаила Захарова очень люблю. У него картины, будто живые, кажется, стоишь рядом и чувствуешь, как пахнут заросли иван-чая на солнечном бугре, слышишь, как шумят камыши от ветра, как трещат сороки на старых заборах затерянного в глуши поселка.
Потом от Галереи мы пешком дошли до Сквера сибирских кошек на Первомайской. Я уже бывала здесь прежде, еще с Аней как-то гуляли осенью. Мы тогда фотографировали друг друга на фоне двенадцати кошачьих скульптур. Зверюшки были выполнены из чугуна и покрыты золотистой краской. А часть надписи, выбитой на гранитной табличке памятника, я, кажется, даже помню наизусть:
В Ленинграде, только что пережившем блокаду, почти не осталось кошек, и город был буквально заполонён крысами. По легенде для борьбы с крысами тюменцы отправили в Ленинград целый вагон кошек — 238 животных, которые должны были защищать от грызунов Эрмитаж и Петродворец. А всего после окончания войны из Сибири в город на Неве доставили десант в несколько тысяч «барсиков» и «мурок». От них-то и пошла популяция современных Ленинградских кошек.
Много красивых памятников в нашем городе. Например, в Тенистом сквере установлена фигура Мужчины в окружении детей и надпись «Отцовство — это дар». А недалеко от Перинатального центра есть скульптура Счастливой Матери. Женщина держит за руки двоих деток разного возраста, и в то же время гордо демонстрирует окружающим свой выдающийся животик — скоро в семье появится третий малыш.
Я пару раз бывала в той части города и всегда смотрела на эту статую с некоторым благоговением. Воистину, «самая прекрасная из женщин, женщина с ребенком на руках…».
В конце марта Рублев получил двухкомнатную квартиру в третьем Заречном микрорайоне. По суду ему, конечно, была положена «однушка», но Слава продал «Волгу», а также отдал банку все деньги, что выручил за дом в Каменке и «наскреб» все-таки на расширенную жилплощадь. Надо было видеть, с каким удовлетворением Славка показывал мне ключи от собственного жилья. Немедленно озвучил далеко идущие планы:
— У ребенка должна быть своя комната. Лучше ведь сразу вложиться, чем потом переезжать или обмениваться. Ну, чего стоишь, поехали смотреть, я же только от риелторов, сам-то видел квартиру мельком, когда с выбором торопили.
Квартира оказалась на девятом этаже в доме, что построили двенадцать лет назад. Вокруг стройплощадки, а напротив уже зиял провалами окон скелет «высотки» — этот район активно застраивается в последние годы.
Мы долго ходили по пустым комнатам, стояли на не застекленном балконе, оглядывая панораму города. Дух захватывало, конечно. У меня от раскинувшегося вида внизу, а у Славы…
Да я, конечно, была рада за него, отчаянно рада. О большем старалась не думать, хотя он даже не скрывал своих намерений сделать меня в этой квартире хозяйкой. Своя квартира! Свой угол, свое гнездышко, своя нора… Только тот, кто мыкался по «общагам» и съемным углам мог понять мои тогдашние чувства.
Уму непостижимо, что я буду жить в квартире, которую смогу считать несколько даже своей. Нет, лучше не загадывать, не представлять, настолько это грандиозная и недостижимая прежде мечта. И вот так сразу, ни за что, прямо на блюдечке поднесли. Разве бывает так?
Квартире требовался серьезный ремонт, прежние жильцы ее здорово запустили. Но на первое время сойдет и так, Слава бы сразу переехал, да комнаты были совершенно голые, не спать же на полу человеку. И потому Слава решил пока оставаться на Ямской, тем более срок аренды там еще не вышел.
Мы взяли у тети Маши старые, ненужные тряпки-ветошь, одним словом, потом я купила в ближайшем магазинчике «Все для быта» пластиковое ведро, веник и совок. Вместе сделали мало-мальскую уборку. Да, забыла сказать, Слава уже на второй день отдал мне дубликат ключей от своей квартиры. У меня-то больше свободного времени, могу после занятий сюда приезжать, окна помою, вытащу мусор с балкона. Понемногу обживется или обживемся, уж не знаю, как правильнее сказать, наверно, второй вариант лучше. Мы ведь даже особо не говорили о совместном будущем, словно и так все между нами было ясно. Все постепенно шло своим чередом.
Спасибо Марие Вологодской, здорово меня поддержала в то время, даже морально. Я бы постеснялась, а вот она однажды резковато высказала Ане, чтобы отстала от меня со своими придирками насчет Славки.
— Ну, что ты к нему прицепилась? Чего вам еще надо, дурехам? Не пьет, не курит, обходительный… Да он ради Танюшки и в огонь и в воду готов, все для семьи сделает, последнюю рубаху с себя отдаст. Вот какой он мужик! Даже не надо гадать на кофейной гуще, и так все видно с первого разу. Завидуешь? Так мы тебе в родню не набиваемся. Ищи лучше купца на свой залежавший товарец.
Я заметила, они стали часто разговаривать на повышенных тонах. А в первых числах апреля Аня и вовсе собрала вещички, распростилась с Зарекой и Вологодскими. Вася окончательно перевез подругу к себе на квартиру в центре. И сам стал реже бывать у матери. Тетя Маша переживала, думаю, но старалась держаться бодро. Только разок увидела ее растрепанной, сидела пьяненькая за пустым столом, вертела в руках фигурную рюмочку.
— К осени и ты от меня сбежишь, все бросите старуху… Умные стали, сами с усами…
— Да вы что говорите, куда же я-то денусь от вас! Гнать будете, не уйду! Еще год учебы впереди, надо вместе биться.
— Это ты сказала хорошо, Танечка… Садись, дорогая, выпей со мной. Как мне тяжко сейчас, кто бы только знал. Без толку живу, только маюсь. Как же я из-за вас всех горемычных маюсь, и никто не желает знать… Ой, же тошно мне…
— Теть Маш, вам бы хватит уже, пойдемте, в комнату вас провожу.
— Ну, пойдем…
Я точно не помышляла ни о каком переезде. Даже чувствовала, что ее одну оставлять нельзя. И она это знала, платила добром, отдала нам из чулана подержаный столик, пару табуреток, кое-что из посуды на первое время, занавески и комплект нового постельного белья. Я даже смеялась про себя, будто приданое мне собрала. А стелить-то и не на что пока, у Славки в квартире даже лежанки не было. Диван он купил только с апрельской зарплаты, и то в рассрочку. А столько еще всего нужно в дом: электроплиту, холодильник, хотя бы какой-нибудь шкаф и тумбочку.
А кроме дивана в тот день Слава еще купил гладильную доску и утюг. Я даже поворчала немного, уж это могло бы точно подождать, хотя с другой стороны видела, что нравится Славе приносить в свое жилье новые вещи. Он ведь как мальчишка довольный был, когда расправил у стены эту доску, с ней и правда, как-то уютнее стало, по-семейному. Да, еще Славе кто-то на работе отдал старую электрическую плитку, на ней и варили пока что-то простое: картошку с курицей, гречку или рис.
Электрический чайник-термос подарила нам Аня. Узнав, наконец, что жених мой имеет двухкомнатную квартиру, Худякова быстренько прониклась к Славке уважением, и на меня стала иначе смотреть.
— Да-а-а… Вот тебе и Таня-тихоня, а сумела во время ухватить мужика «с хатой».
Не нравились мне такие разговоры, никого я не ухватывала, даже не собиралась. Как-то все случилось само. Слава не раз уже говорил, что любит меня, что я самая лучшая и много еще всяких хороших слов. А я и не знала, что ему ответить, молчала только, опуская глаза, как-то горячо делалось в груди и почему-то хотелось плакать от всего, что высказать невозможно. Ничем ведь я не заслужила такую любовь, ничего во мне нет особенного.
А вдруг Славка еще разглядит, что я самая обыкновенная и кругом девчонки лучше есть, красивее, умнее, веселее даже. Вдруг ему скучно станет со мной и передумает вместе быть. Иногда накручивала себя так нарочно ночами, чтобы поплакать всласть, растревожить душу, а засыпала все-таки уверенная, что все это девичья блажь и не променяет меня Рублев ни на каких городских модниц. Это была какая-то взрослая, глубоко женская, тайная уверенность в своей силе и правоте. В надежности своего Мужчины. И крепло это чувство день ото дня.
На майские праздники мы съездили в Совиново. На автобусе пришлось, отчего Славка сильно переживал. Ему казалось не солидно приезжать к родственникам невесты «безлошадным». Баба Тая нас приняла как самых дорогих гостей, будто мы какие-то важнейшие персоны и нам надо угождать, осыпать нас почестями, до отвалу кормить и, конечно, попарить в баньке. Первым мыться отправили Славку, пока я ему все показывала, где тазы брать, как включать свет — надо лампочку ввернуть потуже в плафон, он, конечно, приставать начал.