Боже, как я рада их видеть!

Мне требуется добрых десять минут, чтобы добраться до них, и когда я это делаю, говорю:

— Слава богу, черт возьми, что я вас заметила. Я уже начала думать, что проведу весь вечер в одиночестве на веранде.

Они дружно визжат, когда видят меня, конечно, визжат, потому что они такие девушки. Визгуньи. Они всегда слишком взволнованы, когда видят кого-то. И я позволяю им обнимать меня, суетиться и вести себя так, как будто мы не пришли вместе на вечеринку сегодня вечером, как будто они не видели меня много долгих лет.

— Тэдди! Тэдди, где ты пропадала? Мы думали, что потеряли тебя!

У Тессы—блондинки, красавицы Тессы—глаза широко раскрыты, как блюдца, и она действительно выглядит огорченной моим исчезновением.

Вот что делает с человеком опьянение, я полагаю.

Она вцепляется мне в плечо.

— Я пошла в ванную, и это заняло целую вечность. Извините, — кричу я, перекрывая шум, грохот музыки и всех остальных, кто пытается завязать разговор и бороться с набирающими обороты децибелами.

Обе понимающе кивают.

— Ну вот, теперь ты вернулась.

Кэм смотрит в мой красный стаканчик.

— Но ты не пьешь.

Я переворачиваю стакан вверх дном. Пусто.

— Я уже выпила.

— У тебя не может быть пустого стакана—таковы правила вечеринки.

— Что за чушь? — смеюсь я.

Кэм качает головой с мрачным выражением на лице.

— Да, так и есть. Так нам сказал парень у бочонка.

— Парни специально так говорят, чтобы девушки напивались.

— Но разве ты не хочешь еще пива?

Не совсем.

— Конечно. — Я пожимаю плечами. — Наверное?

— Они перенесли бочонок в гостиную, — сообщает мне Тесса, хотя я уже проходила мимо него на задний двор.

Бочонок в гостиной—классно.

— Не могла бы ты принести и нам еще немного, пока будешь там? — спрашивает Кэм. — Только захвати нам новые стаканчики, в этих все ещё есть пиво. — Она поднимает свой стаканчик, демонстрируя, что в нем все еще есть алкоголь, а затем указывает на мой. — Вылей это, чтобы получить новое пиво, это оскорбление алкоголя, даже если оно очень теплое.

— Я принесу вам новые стаканчики, если они позволят.

Мы должны были заплатить десять баксов за красный пластиковый стаканчик, и надеюсь, что они дадут мне новый, не заставляя меня спорить за него. Скорее всего, нет, но попробовать стоит.

— Они дадут тебе новый — ты просто прелесть! — восторженно восклицает Кэм, подмигивая сильно накрашенным глазом.

Она действительно очень милая, и я украдкой бросаю взгляд на Тессу.

— Если увидите Марайю, скажите, что я ее ищу.

Они обе пожимают плечами, словно привязанные к веревочкам марионетки.

— Конечно.

— Спасибо.

С этими словами я проталкиваюсь сквозь толпу в противоположном направлении, через которое уже пробивалась — назад через двор, через крыльцо, на кухню.

— Простите... простите меня.

Чтобы добраться до гостиной и бочонка, у меня занимает не меньше пятнадцати минут.

За ним никого нет. Никто не обслуживает гостей. Нет никого, кто мог бы накачать эту штуку из шланга или как там она называется.

Никаких лишних стаканов тоже нет, даже на полу. Мой взгляд упирается в пол, и я непроизвольно морщу нос от сырого месива под серым металлическим бочонком. Под ногами.

Пиво пролилось на пол, пропитывая волокна уже грязного ковра, слегка хлюпая, когда я шаркаю по нему ботинками. Отвратительно.

Типичные мужчины — никакого чувства ответственности к разгромленному дому, в котором им посчастливилось жить, вероятно, за половину арендной платы, которую приходится платить мне. Фортуна всегда поворачивалась ко мне задом. Мне приходится самой заработать за все, что у меня есть, включая обучение, потому что моя мама не может позволить себе помочь мне, даже работая на двух работах — барменом и официанткой в туристическом городе, в котором мы живем.

Это отстой, но у меня никогда не было подачек. Я никогда не знала ничего, кроме тяжелой работы, поэтому видя, как разгромили этот дом…

Я сглатываю.

Меня не должно волновать, чем занимаются эти парни. Я здесь только для того, чтобы выпить пива и потусоваться с друзьями, и почему, черт возьми, меня это вообще волнует? Пусть они сколько хотят портят свой дурацкий ковер! Меня это нисколько не трогает.

Кип

Эта девушка слишком долго стоит рядом с бочонком.

Я, наверное, должен пойти сказать ей, что пиво закончилось, и мы просто ждем, когда кто-нибудь придет и уберет эту чертову штуку, но…

Нет, не буду.

Вместо этого прислоняюсь к стене и делаю большой глоток пива, которое принес с собой и которое заперто в холодильнике в задней части дома.

Она оглядывается по сторонам, ожидая со своим красным стаканом, переминаясь на каблуках, время от времени гримасничая, и на ее лице появляется выражение полного отвращения.

Надо сказать — на очень красивом лице.

Если вам нравится чистота, совершенство и отсутствие косметики.

Мне — нет.

Мне вообще не нравятся лица, ни красивые, ни милые, никакие.

Я не встречаюсь, не занимаюсь сексом, ни с кем не связываюсь.

Совсем.

Девушка довольно симпатичная, хотя и растерянная, и я вынужден изучать ее, пока она стоит там, ожидая пива.

Дом переполнен, мы знали, что так и будет. Кажется будто все студенты набились в нашу гостиную, иногда выскакивая на крыльцо, во двор и даже в недостроенный подвал. Там нет ничего, кроме шлакоблоков и затхлых запахов, но зато полно пьяных идиотов.

Я съеживаюсь, когда занавески в дальнем конце комнаты с грохотом падают, а затем жду последствий: громкий смех и кудахтанье. Чувак, который устроил этот бардак, заворачивается в штору, как в тогу, громко провозглашая себя императором вечеринки.

Гребаный идиот.

Делаю глоток холодного пива из своей бутылки, когда мой взгляд небрежно скользит обратно к девушке, которая все ещё стоит в центре комнаты с бесцельным видом. Неуверенная. Застенчивая.

Девушка заправляет за ухо длинную прядь каштановых волос и покусывает нижнюю губу, топчась на месте.

Почему она до сих пор не сдалась и не отправилась на поиски другого бочонка? Он стоит на долбаном переднем крыльце; любой, у кого есть хоть капля мозгов, сдался бы и отправился на поиски.

Только не эта цыпочка.

Она словно приросла к полу, как будто это ее гребаная работа — стоять на одном месте.

Делаю еще один глоток из бутылки, прислонившись к стене, опираюсь массивным плечом на гипсокартон позади меня. Здесь чертовски скучно.

При росте шесть футов четыре дюйма (прим. 1 м 95 см) я могу видеть всю гостиную так сказать с высоты птичьего полета. Я на голову выше большинства здешних людей, и определенно выше всех этих цыпочек. Некоторые из моих товарищей по команде приближаются к моему росту, но не многие.

Ещё я довольно мускулистый.

Моя угрюмость удерживает девушек на расстоянии, и я выгибаю брови, когда странствующая посетительница вечеринки принимает меня за кого-то, кто хочет поговорить.

Я не хочу.

Не с ней. Не с блондинкой в черном платье с глубоким вырезом. Или той, что в топе с обнаженным животом и джинсах с низкой посадкой. Или той, что теребит свои волосы, оглядывая меня с головы до ног, пока взгляд ее голубых глаз не останавливается на моем барахле.

Господи, ох уж эти девчонки.

Никакого вкуса. Никакого стыда.

Мне предстоит еще один семестр и летние занятия, прежде чем я смогу пройти через актовый день (прим. в американских учебных заведениях, церемония присвоения ученых степеней и вручения дипломов). Я не собираюсь тратить время, приковывая себя к какой-то нуждающейся охотнице за бутсами или золотоискательнице, которой нужны только деньги моей семьи.

Даже такой хорошенькой, как та девушка в центре комнаты.

Сам не знаю, почему я так на нее уставился. Она не горячая, не пьяная и не из тех, кто обычно появляется на вечеринках.

Она выглядит более консервативной, застенчивой и... неуместной.

Длинные прямые волосы. Черная рубашка. Джинсы. Судя по тому, что я вижу отсюда, она почти не пользуется косметикой, а пряди волос уже четыре раза убрала с лица.

Да, я считаю.

Наблюдая, как Смит Джексон с ослепительной улыбкой приближается к ней, я едва сдерживаю закатывание глаз, когда он проводит одной из своих загорелых рук по своим черным как смоль волосам.

Флиртует.

Смит — член футбольной команды и гигантский придурок.

Принимает тяжелые наркотики для развлечения — какую-то дрянь, вроде кокаина. Судя по тому, что я слышал, он обращается с девушками как с дерьмом. Пользуется услугами, предлагаемыми спортсменам, например выбором предпочтительного класса, а затем пропускает эти занятия.

По сути, Смит Джексон — настоящий мудак.

Понятия не имею, черт возьми, почему девушки снимают свои трусики для него.

Хотя, нет, знаю: он спортсмен и очень хорош собой. Но кто, черт возьми, называет своего ребенка Смитом? Кто?

Он оценивающе смотрит на девушку у бочонка, но в его приближении чувствуется фамильярность, что заставляет меня думать, что они уже встречались. Он похлопывает ее по локтю. Вновь улыбнуться. Она кивает головой.

Да, они определенно откуда-то знают друг друга. Может быть, общие занятия? Определенно не трахались, иначе он бы никогда не подошел к ней. Смит Джексон не из тех, кто входит в реку дважды, судя по тому, что я видел.

Этот парнишка действительно полный придурок.

Я откидываюсь назад, устраиваюсь поудобнее и смотрю.

Не сказал бы, что он намерено очаровывает девушку, но она краснеет. Я вижу румянец на ее щеках даже отсюда, через всю комнату, и то, как светится ее лицо. Она ослепительно улыбается Смиту.

Девушка нервничает, но старается быть беззаботной, как будто к ней постоянно обращаются, хотя мне совершенно очевидно, что это не так.

Интересно, чего от нее хочет Смит? Почему он подошел?

Он хватает шланг к бочонку и поднимает его вверх, демонстрируя ей, что бочонок пуст.

— Видишь! — смеется он, запрокидывая голову назад, насмехаясь над ней.