Глава 12

ЭМЕРИК

Всем известно, что запретный плод сладок. Подобная истина сжимает мои яйца, когда после ланча я вхожу в класс, обнаруживая плод моих желаний.

Айвори стоит в одиночестве возле моего рабочего стола, глядя на меня огромными темными глазами. Скрестив руки на груди, приподняв подбородок, излучая осанку, она понятия не имеет, как сильно я хочу усмирить ее, отхлестать и трахнуть.

Черное платье висит на ее крохотной фигурке как покрывало, которое еще больше будоражит мои воспоминания об ее обнаженном теле, наделяя силой наш с ней секрет. Неужели она не думает о вчерашнем, в то время как я запомнил каждый участок ее тела, которое она так старательно прячет? Родинка на ребрах ниже правой груди, нежные веснушки на крепком бедре, татуировка, размещенная на всей спине — все это теперь принадлежит мне. Я жажду взглянуть еще разок, на все тело, всю Айвори.

Непроизвольно она выпрямляется, выталкивая свою широкую грудь, и смотрит на меня так, словно читает мои мысли, считая их ужасными.

Я бы не смог уберечь свое сердце от разочарования в любви — спасибо за это Джоанн, — но должен контролировать собственное тело, которое примитивным способом реагирует на Айвори Вестбрук.

Жара разливается по всему телу, когда я сокращаю пространство между нами. Во рту пересохло, пока ее глаза следят за мной, когда я обхожу стол. В районе живота давит чувство голода, в то время как я наблюдаю за чувственной формой ее губ, выпирающими на шее венами и настороженностью во взгляде.

Скрещиваю руки за спиной, подавляя желание сдернуть душащий галстук вокруг шеи.

— Мисс Вестбрук. — Отрываю пристальный взгляд от ее рта. — Вы сегодня рано.

Она указывает пальцем на учебники, лежащие между нами на столе. — Я обнаружила их в своем шкафчике.

Я смотрю на учебный материал, который купил в школьном книжном магазине этим утром.

— Не за что.

— Значит, это вы. — Прикрывает глаза, делая глубокий вдох, а затем ее взгляд возвращается ко мне. — Я не возьму...

— Возьмете.

— Это? — Она выхватывает из стопки книг упакованный планшет и протягивает мне. — Я не могу это принять.

— Можете. — Отворачиваюсь к доске и начинаю записывать тему следующего урока.

Я слышу звуки приближающихся шагов, когда она останавливается рядом со мной. Я не смотрю на Айвори, но чувствую ее близость как электрический гул. Какофония эмоций излучается от ее учащенных вдохов и скрежета зубов. С тем же успехом она просто может сказать мне, что взволнована.

Вместо этого она произносит:

— Я не нуждаюсь в подачках, мистер Марсо.

Будь проклята ее гордость. Я предпочитаю не вникать в суть обыкновенных вещей, но все становится сложным, когда дело касается этой девушки.

— Вы слишком мечтательны, мисс Вестбрук. Деньги придется мне вернуть. — Я пишу маркером на доске, и фломастер скрипит в тишине.

— Это именно то, чего я опасаюсь.

Она бормочет себе под нос, и я не уверен, что услышал ее правильно.

Я закрываю фломастер колпачком и смотрю на нее свысока.

— Повторите.

— Я... — Ее руки напряженно свисают по сторонам, будто она сдерживает себя. — Как будет выглядеть оплата?

Пульс отбивает в висках, словно в моей голове сработал будильник. Она располагает великолепными формами, которые большинство людей ценили бы больше, чем деньги. Не знаю, в курсе ли она о своей соблазнительной красоте, но ее вопрос не исходит из наивности. Опыт показал ей, чего хотят от нее мужчины, и подобная мысль закипает в моей крови.

— Наличные. Персональный чек. — Мой дерзкий и злой голос разрезает тишину аудитории. — Что-то в этом роде. — Смягчаю свой тон. — О какой оплате говорите вы?

— Ох, я... — Она сильно сглатывает и посматривает в сторону двери. — Я не знаю.

Отдаленный шум голосов просачивается из коридора в кабинет, как напоминание того, что через несколько минут начнется занятие.

— Правду, мисс Вестбрук.

Ее взгляд устремляются в мой пах, затем Айвори резко отводит его в сторону.

Твою мать. Я не стану заставлять ее произносить это вслух. В данный момент, я не готов слышать что-то подобное.

Она догадывается о моем неподобающем к ней интересе, и теперь понимает, что я знаю о том, о чем знает она. Но Айвори явно недооценила то, как я привык действовать. Я бы никогда не склонил женщину к сексу, не говоря уже о студентке. Хотя меня бесит подобный факт настолько, что мои руки дрожат. Мне хочется пристрелить любого за то, с какой легкостью она предположила секс в качестве способа оплаты.

Возможно, у меня паранойя. Может, я и сошел с ума, но, черт возьми, уверен, что она подверглась сексуальному насилию. Он из ее прошлого? Или это происходит сейчас? Кто, бл*дь, смеет причинять ей боль?

Сжимая кулаки на бедрах, я смотрю на нее, пока внутри меня все готово взорваться.

—Другой учитель требовал непристойных услуг?

— Нет!

Мне не становится лучше после незначительного облегчения.

— Тогда кто?

Айвори отступает назад, когда несколько студентов вваливаются в класс, смеясь и не обращая внимания. Разговор придется отложить, но есть кое-что еще, что ждать не может. Я присаживаюсь на место за своим столом, когда она собирает стопку учебников.

Под видом включения ноутбука, я наблюдаю за ней краем глаза и произношу тише, чтобы было слышно только ей:

— Надеюсь, ваш брат не прикасался к вам прошлой ночью.

Едва заметная улыбка образовывает ямочки в уголках рта и ползет по губам.

— Шейн приплелся ночью со сломанным носом, скулил о головной боли, пока не вырубился. Полагаю, это карма, да?

— Да. — Мои губы дергаются в улыбке. — Карма.

Вооружившись книгами, Айвори поворачивается к классу, полному студентов, замирает, затем оборачивается ко мне.

— Благодарю вас. — Ее взгляд сосредоточен на моем галстуке, а подбородок придерживает сверху стопку книг. — Я верну вам деньги, как только смогу.

Согласно кивнув, я поворачиваюсь к доске.

Может быть, я только все усложнил для нее. Как бы она ни старалась заработать деньги, она должна напрячься изо всех сил, чтобы заплатить мне. Но школьные принадлежности — это требование. Кроме того, я не собираюсь принимать от нее компенсацию.

Хотя я знаю, что чувство собственного достоинства возникает, когда ей приходится обеспечивать себя самостоятельно, поэтому она не берет подачки. Следующие три часа я был одержим мыслью о том, как могу выбить из нее эту идею, не переходя границы.

Если мать безработная, как она вернет мне деньги? Ученики музыкальных специальностей не могут работать на обычных работах. У них нет времени ни на что, кроме школы и практики. Черт, студенты должны практиковаться на своих инструментах ежедневно четыре часа в день на протяжении многих лет. Если они не занимаются этим, они отстают, теряют свою конкурентоспособность, а также любую надежду на музыкальную карьеру.

Вопросы об ее финансовом положении засели в моей голове на следующие несколько часов. У такой молодой и красивой девушки, как Айвори, из такого района, как Трем, имеется множество нежелательных способов заработать быстрые деньги. Наркотики и проституция занимают первое место в этом списке, но мне не хочется представлять себе, что она унижает себя таким способом. Это слишком отвратительно.

Когда раздается последний звонок, ученики выходят из класса, за исключением Айвори, которая ставит свои вещи на стол, находящийся возле двери, и смотрит на меня с нетерпением.

— Разве у других студентов нет частных уроков?

— У Себастьяна Рот и Лестера Тьерри есть собственные репетиторы дома.

— Я знаю. — Она морщит лоб. — Но Крис и Сара всегда занимаются здесь.

— Они решили обучаться под руководством миссис Ромеро.

Вчера при встрече с Крисом и Сарой я подкинул им предложение, намекая, что у другого преподавателя фортепиано имеются некоторые свободные места, и ее более мягкий подход будет наилучшим для них. Это правда только отчасти. Миссис Ромеро обучает более младшие классы, и у нее забот полон рот. Но она работает на меня, поэтому я определяю ее график.

Губы Айвори приоткрывается, когда она переваривает новости.

— Означает ли это, что вы будете полностью принадлежать мне с трех до семи вечера каждый день?

Черт меня побери! Мне нравится, как это звучит.

Ее глаза становятся широкими.

— Вот черт, я имела в виду...

— Я понял, и, да, я буду вашим наставником.

Как правило, я предпочитаю подготавливать одного или двух студентов одновременно. Хотя мои намерения относительно Айвори имеют мало общего с развитием ее личности. Когда дело доходит до самобичевания, я стараюсь быть преподавателем, безрассудно пытающимся воздерживаться на протяжении школьного года с чересчур болезненными синими яйцами.

Я закрываю дверь и пробираюсь к углу L-образной комнаты. Прислонившись бедром к роялю «Бёзендорфер», я жду, когда она присоединится ко мне, а затем постукиваю костяшками пальцев по гладкой черной поверхности.

— Четыре часа каждый день.

Огромная усмешка овладевает ее прекрасным ртом.

— Не буду тратить ваше время.

— Нет, не будете. — Я мог бы смотреть на нее двадцать четыре часа в сутки и ощущать себя самым извращенным человеком в мире. Но если не выкину подобные мысли из головы, наше совместное времяпрепровождения закончится еще до того, как начнется. — Вы практиковались прошлой ночью?

— Безусловно.

Айвори полностью расслаблена и никоим образом не проявляет уязвимость. Она говорит правду, что объясняет ее вчерашнее местонахождение.

— Где именно вы практиковались? — Я стараюсь перефразировать вопрос, поскольку она поймет, что я знаю о том, что ее не было дома. — У вас есть пианино?

— Больше нет. — Прядь ее темно-каштановых волос выскальзывает из-за уха и спадает на плечо. Девушка собирает ее у изгиба шеи, скручивая у груди. — Моя мама продала пианино моего отца после его смерти.

Моего отца, а не моего папочки. Я прикусываю щеку с внутренней стороны, скрывая довольство.