— Недалеко от моего дома есть музыкальный магазин. — Глядя на меня, она упирается локтем о пианино, полностью отражая мое положение. — Его владелец разрешает мне тренироваться на «Стейнвэй» до одиннадцати часов каждый вечер.

Это совпадает с тем временем, когда она вернулась домой. Так почему я не могу избавиться от ощущения, что Айвори что-то скрывает?

Потому что она не смотрит на меня. Девушка играет с кончиками своих волос, и где бы она ни витала в облаках, она отвлечена молчанием.

Дотрагиваясь пальцем до ее подбородка, приподнимаю его, чтобы привлечь ее внимание.

— Пришло время окончить наш предыдущий разговор.

Она поджимает губы.

— Кто требовал от вас непристойных услуг?

Айвори поворачивается и присаживается за фортепиано.

— Никакой лжи?

— Я не обучаю лжецов, мисс Вестбрук.

Она согласно кивает головой, но выражение ее лиц мрачное.

— Правда в том, что мне нужна ваша помощь. — Ее пальцы с легкостью пробегаются по клавишам. — Вот с этим. Освоением фортепиано. — Она растягивает их. — Я лучшая пианистка в этой школе, знаете ли.

— Так ли это?

Девушка смотрит на меня сквозь ресницы.

— Возможно, я даже лучше вас.

Желудок ухает вниз, когда она так возбуждающе улыбается.

— Давайте не будем увлекаться.

— Вы правы. — Она изучает свои пальцы на клавишах. — Мне нужно еще многому научиться. Но, благодаря великолепному учителю и его достаточному вниманию, я смогу выйти отсюда в конце года. Из Трема. Вот вся честность, которую я могу дать вам, мистер Марсо. — Она опускает руки на колени и смотрит на меня умоляющими глазами. — Если вы будете уделять слишком много внимания другим аспектам моей жизни, вещам, не связанных с моим талантом, то это повредит моему будущему. И если вы привлечете социальные службы, они отнимут у меня все мои возможности.

Сейчас она признает, что мне вряд ли понравятся факты, которые я найду, когда буду рыться в ее истории. У меня нет намерения привлекать социальные службы, и ей не нужно знать о том, насколько я готов к расследованию, чтобы узнать о ней.

Но предпочитаю услышать ответ сначала от нее.

— Отвечайте на вопрос.

— Пожалуйста, я не могу.

Это все, что мне нужно. Соблазнительный звук ее мольбы одним придыханием — и она владеет каждым нервом моего тела. Я жажду услышать его, когда она будет стоять на коленях, освобождая меня от штанов, направляя к своему рту.

Держи себя в руках, придурок.

Понятно же, что она не скажет, кто использует ее. Но я выясню это.

— Ладно. — Указываю на фортепиано. — Сыграйте для меня.

Айвори поправляет сиденье, выскальзывает из поношенных туфель и кладет стопы на педали. Положив ладони на колени, она интересуется у меня.

— Барокко? Классика? Джаз?

— Удивите меня.

Она успокаивает свое дыхание, пока ее взгляд устремлен на клавиши. Кажется, будто поток спокойствия проходит через нее, когда Айвори расслабляется, а лицо смягчается. Затем, поднимая руки, наклоняя голову над клавишами, будь я проклят, ее пальцы кружат в воздухе. Исполнение концерта, который она выбрала, — чистое безумие, с высокой темповой сложностью и слишком большим количеством нот. «Исламей» Балакирева — одна из самых сложных каденций во всем классическом фортепианном репертуаре, и она исполняет ее как профессионал.

Айвори словно торнадо из ловких движений запястий, ожесточенных пальцев и раскачивающихся бедер. Ее подбородок колышется, голова дергается в такт сильным ударам, а выражение лица полностью сфокусированное. Но мой критический слух не упускает ее промахи. Когда она сильно ударяет по аккордам, ускоряясь слишком быстро, проигрывает все шестнадцать нот, как восьмые триоли.

Вот почему я не играю эту часть. Я освоил ее еще в колледже, но это же чертов кошмар. Трудность и неловкость в расположении пальцев, левая рука прыгает через правую, и последние восемь минут я весь в поту. Кроме того, я не поклонник классической интерпретации, что звучит иронично, поскольку занимаю место в симфоническом оркестре Луизианы.

Несмотря на минимальные ошибки Айвори, она блестяще манипулирует ритмом, следуя установленным правилам наряду со своими художественными убеждениями. В конце каждой музыкальной фразы я выдыхаю вместе с ней и наклоняюсь ближе, когда она ударяет по клавишам, полностью загипнотизированная взлетом и падением своих рук. Айвори вдыхает жизнь в ноты, соединяя их в поперечную и тактовую черту, что делает это лучшим исполнением, которое я когда-либо слышал.

Она заканчивает взмахом рук и тихонько вздыхает. Пот стекает капелькой вдоль линии волос, пока ее руки дрожат на коленях.

Проходит довольно много времени, прежде чем девушка прочищает горло, бросая на меня взгляд.

— Что скажете?

— Вы слишком тяжело тянете ноты. Ваше рубато грубое и быстрое. При исполнении вы допускаете слишком много ошибок.

Она кивает, опуская плечи.

— Это музыкальный инструмент, мисс Вестбрук. Не оружие. Вы создаете музыку, а не стреляете нотами по слушателям.

— Я знаю, — проговаривает она тихо. — Выступление — это искусство, которое я все еще... пытаюсь... — Подбородок Айвори дрожит, а слезы блестят в глазах, когда она отворачивается и шепчет себе под нос: «дерьмо».

Если ей нужен музыкальный инструктор, который только лишь хвалит, чтобы держать баланс между похвалой и критикой, то она не на того напоролась. Да, я мудак, и как сказал ей вчера вечером, я уважаю конструктивную обратную связь. Более того, я не закончил свою оценку.

Подходя к пианино, заставляю ее освободить место, чтобы присесть рядом. Она отскакивает к краю, сиденье едва держит нас двоих. Наши плечи, бедра и ноги соприкасаются неслучайно. Мне хочется, чтобы она прочувствовала каждую точку соприкосновения и доверилась этому чувству. Научилась доверять мне.

— Что я говорил по поводу нытья?

Выпрямляясь в плечах, Айвори смотрит впереди себя, отвечая тоненьким голоском:

— Прошу прощения. Я не знаю, почему... я немного выбита из колеи. Наверное, хотела, чтобы вы...

— Прекращайте болтать.

Она поджимает свои губы.

Я поворачиваюсь к ней лицом, и, находясь в подобном положении, полностью прижимаюсь к ней своим бедром. Исходящий от ее ноги жар просачивается сквозь меня, и, складывая руки на коленях, я едва сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку и не поднять подол платья девушки.

— До колледжа я даже не пытался развивать навык игры «Исламея». И у меня не получалось играть его до конца последнего года обучения в аспирантуре.

Она сверкает на меня огромными, влажными глазами.

Обхватывая хрупкий изгиб подбородка девушки, провожу пальцем, чтобы поймать стекающую слезу.

— Немногим удается сыграть эту пьесу. На самом деле, Балакирев признался, что в его сочинении были пассажи, с которыми даже он не мог справиться.

Она льнет к моей руке, похоже, не подозревая, что таким образом проникает в мои слова.

— Ваша интерпретация необычайно страстная и потрясающая. — Прямо как ты. — Я тронут.

Дыхание Айвори учащается, когда вздымается ее грудь.

— О, господи, серьезно? Я... — Из ее глаз текут слезы, и она отклоняется, чтобы вытереть лицо. — Черт возьми, я не хнычу. Клянусь.

— Почему вы выбрали именно эту пьесу?

— Исламей?

— Да.

Она смотрит на меня с облегченной улыбкой.

— Владелец музыкального магазина, о котором я вам рассказывала, где я тренируюсь… Его зовут Стоджи и...

— Чем вы жертвуете для него в обмен на практику?

Улыбка сразу же опадает, когда девушка понимает, на что я намекаю.

— Ничего! Он самый добрый человек на свете. — Она вздрагивает. — Без обид.

— Нам обоим известно, что я вовсе не добрый человек. Продолжайте.

Она прикусывает губу, вновь улыбаясь, подергивая уголки своих губ.

— Он очень старый и упрямый, и отказывается принимать лекарства. Поэтому Стоджи заключил со мной сделку. Если я выучу «Исламей», он будет принимать свои таблетки без моего занудства. — Она пожимает плечами. — Это заняло у меня все лето. Каждый день.

— Посвящение.

— Мои пальцы до сих пор болят. — На ее лице растягивается улыбка.

— Привыкайте к этому. Пока вы красиво исполняли эту пьесу, она не была идеальной. Для тренировки более правильного нажатия на черные клавиши, мы начнем с этюда Шопена №5 Сочинение 10.

Когда она вытаскивает ноты и погружается в этюд, я не отодвигаюсь и не даю ей пространства. С неохотой позволяю какую-либо свободу действий для Айвори.

Я сидел этим утром рядом с Прескоттом Ривардом на импровизированной сессии с его репетитором по гитаре. Затем несколько раз с другими лучшими музыкантами в Ле-Мойн. Их талант впечатляет, но ни один из них не является столь опытным или музыкально развитым, как Айвори Вестбрук.

Я намерен помогать ей в дальнейшем развитии. Оттачивать ее мастерство и дисциплинировать Айвори, извлекая из этого любую каплю удовольствия. Но я не могу дать ей то, чего она хочет. Мне необходима эта работа, а это значит, что будущего в Леопольде для нее не существует.