Глава 20

ЭМЕРИК

Несмотря на мои опасения относительно будущего Айвори, я пытаюсь сосредоточиться на своей жизни. Остаток уик-энда провожу в поисках новой работы. К вечеру воскресенья я подал заявки на несколько вакансий на вторую половину учебного года за пределами штата.

Мне ненавистна мысль, что я могу покинуть Луизиану. Напоследок оставил еще не решенную проблему с Джоанн. Но у меня есть несколько вариантов, и, может быть, включив самоконтроль, я сохраню профессиональные отношения с Айвори, пока эти возможности не принесут результатов.

Но от этого мне не становится легче. На следующее утро, пересекая стоянку кампуса и предвкушая встречу с ней, я жизнерадостно насвистываю песню «Спокойствие», подражая манере исполнения Аксела Роуза. С каждым приближающимся шагом к Кресент-Холл моя кровь бурлит, а мышцы напрягаются сильнее.

Размышляя над случившимся дерьмом, вхожу в здание. Я смогу прикоснуться к ней сегодня, если уйду из школы. Всего лишь один раз. Ощутить еще раз вкус ее губ. Вот и все. Черт, почему я подумываю уйти? Я не могу ее бросить. Как я буду дышать без Айвори? Все это чушь собачья.

Удаляюсь подальше от класса и, словно одержимый, поворачиваю к центру кампуса.

Я провожу рукой по волосам и замедляю шаг. Не помню, чтобы чувствовал себя так бесконтрольно с Джоанн. Но и преследовать ее тоже не стал. Ни в начале, ни тем более после. Я никогда не гонялся за женщинами. Никогда не приходилось. Одного этого достаточно, чтобы заставить меня задуматься, почему я вытягиваю шею и оглядываю толпу студентов, надеясь мельком увидеть длинные темные волосы. Айвори Вэстбрук засела в моей голове.

Через несколько коридоров замечаю ее, прислонившуюся к шкафчикам и улыбающуюся Элли Лэй.

От ее вида по мне растекается тепло, от которого сковывает ноги и парализует тело. Мое увлечение может показаться смешным, но вот она реальность. Я полностью загипнотизирован ею.

Она выделяется среди всех в этой школе. Не из-за поношенной рубашки без пуговицы и рваной черной юбки, а потому, что её сияющий вид затмевает ее финансовое положение, излучает красоту, которую нельзя купить. Все выглядит тусклым по сравнению с блеском ее кожи, глаз и мощной ауры. Меня так тянет к ней, что я не в состоянии рассуждать здраво.

Между нами протекает поток студентов, но ей требуется всего мгновение, чтобы почувствовать меня. Когда ее глаза находят мои, улыбка исчезает. Губы Айвори раздвигаются, а рука сжимается в кулак.

Она обижается на меня за то, что я держу её на расстоянии, и понимает, почему так поступаю. Тем не менее, мы оба знаем, что это пространство не играет никакой роли. С каждым днем оно растягивается, становится тоньше, напрягается, чтобы лопнуть и разорваться. Как сейчас.

Взглядом Айвори удерживает меня, пронзая уязвимой мольбой. Рискни. Найди способ. Ты нужен мне. Может быть, это просто отражение моих собственных мыслей, но я хочу схватить ее за запястье, разжать пальцы и держать в своей руке, обещая дать ей все, чего она захочет.

Элли дёргает Айвори за руку, и та отводит взгляд. Чары разрушены.

Я моргаю и разочарованно вздыхаю, когда внимание Элли переключается между мной и Айвори. Бл*дь.

Расслабив плечи, я киваю им, приветствуя головой, и поворачиваюсь к выходу. Слава богу, никто из студентов не заметил моего поведения. Провожу рукой по лицу и борюсь с жгучим желанием оглянуться назад.

К тому времени как добираюсь до Кресент-Холл, в моей голове кишит беспорядок бессвязных аргументов. Я могу дать нам то, что мы хотим. Но в состоянии ли защитить ее от последствий? В безопасности ли она сейчас? Когда меня нет рядом каждую чертову секунду, я понятия не имею, кто или что угрожает ей. Терпеть не могу ощущение неизвестности.

Я подхожу к безлюдному пересечению коридоров и останавливаюсь на звук знакомого голоса.

— Мне плевать, на что она согласилась. — Я слышу пронзительный рев Себастьяна Рота.

Кто она? Оставаясь вне поля зрения, я зависаю на повороте.

— Чувак, отвали.

Гнусавый голос Прескотта Риварда я узнал бы где угодно. Эти два г*ндона — неразлучные друзья, что ещё больше вызывает любопытство по поводу их спора.

— У меня с ней была договоренность... на гребаную вечность, — сердито шепчет Себастьян. — Она тебе не принадлежит.

Меня атакует паранойя. Есть только одна девушка в этой школе, на которую они пялятся целыми днями, за честь которой я надеру любому задницу. Надеюсь, ради их же блага, они спорят о ком-то другом.

По коридору эхом разносится их тяжелое ворчание, сопровождаемое скрипом ботинок. Если они завернут за угол, то увидят меня, и я стану их допрашивать. Но жду, слушая, как они ругаются, затаив дыхание. Пусть назовут её имя. Назовите, мать вашу, её имя.

— Стой! Ты помнешь мою рубашку, — говорит Прескотт. — Мы не можем здесь драться. Если моя мама услышит нас...

— Мне насрать! — кричит Себастьян.

Вдалеке несколько девушек сворачивают за угол и замирают на полпути. Я резко указываю им в противоположном направлении. Они поворачиваются и убегают.

— У тебя будут неприятности. — Себастьян понижает голос, его дыхание учащается. — Ты больше остальных трахаешь ее. Может быть, я нанесу визит дорогой мамаше и дам ей знать, на кого ты тратишь свое пособие.

Все плывет перед глазами, и руки сжимаются в кулаки, когда я ассоциирую похотливых богатых парней с красивой девушкой и ее неизвестным источником дохода.

Адреналин сотрясает мое тело и сокращает дыхание. Хочу что-нибудь грохнуть прямо сейчас. Мои пальцы впиваются в ладони от желания прибить их на хрен.

— Ты не сделаешь этого, — ядовито выплевывает Прескотт.

— А то что? — рычит Себастьян.

До меня доносится звук костяшек пальцев, врезающихся в плоть, перед тем как Себастьян попадает в поле моего зрения. Он приземляется у моих ног, его очки в пластиковой оправе криво сидят на лбу.

Худощавый хипстер, прикрыв рот ладонью, стонет и перекатывается на бок.

— Ты чертов псих!

Прескотт выскакивает из-за угла. Ни один из них не замечает меня, когда он наклоняется над Себастьяном и поднимает кулак.

— А ну встать!

Они замирают от звука моего голоса и поднимают глаза, их лица бледнеют, выдавая выражение «вот дерьмо».

Первым приходит в себя Себастьян, выбирается из-под Прескотта и вскакивает на ноги. Он поправляет очки и указывает на сына декана.

— Он ударил меня. Вы же видели это, да?

Сученыш даже не кровоточит.

Прескотт ухмыляется, не спеша поправляя галстук и не обращая на меня внимание. Я могу это изменить.

Я хватаю его за галстук и рывком поднимаю. Он пошатывается, когда я разворачиваю его тело и прижимаю спиной к стене, обхватывая рукой за горло.

— Ее имя.

Светлые волосы падают ему на глаза, губы разжимаются.

— Что?

Да поможет мне Бог, если он пихал свой член в мою девочку…

Даже не думай об этом, Эмерик.

Я прижимаюсь лицом к его лицу и позволяю почувствовать ярость моего дыхания.

— Девушка, которую ты трахаешь. Назови мне ее имя.

Его кадык сжимается, я это чувствую. Мы с ним одного роста, но я на тридцать фунтов тяжелее его. Потому что взрослее и являюсь той авторитетной фигурой, которая должна разнимать драки в коридорах, а не участвовать в них.

Я ослабляю хватку, но не отпускаю. Желаю раздавить его нескладное горло только за то, что он заразил мою голову образами, связанными с Айвори.

— За сексуальные домогательства вас могут исключить, мистер Ривард. Кто эта девушка?

— Эйвери, — выдыхает он. — Но для ясности... мы н-не... занимаемся сексом.

Эйвери, не Айвори. Имена слишком похожи, как будто он имел в виду Айвори, но выплюнул что-то другое.

Я смотрю на Себастьяна.

— Кто такая Эйвери?

Он стреляет взглядом в Прескотта.

— Эйвери Перро — его девушка. Она учится в школе Святой Екатерины.

Он лжет? Я слишком взвинчен, чтобы понимать намеки.

— Расскажи мне о договоренности с ней.

Глаза Себастьяна вспыхивают за стеклами очков, тон низкий и резкий.

— Она тусовалась раньше со мной.

Если под словом «тусовка» он не имеет в виду секс, тогда я ничего не понимаю. И если речь идет об Айвори, зачем им лгать? Значит, она не может опровергнуть их версию? Есть что-то еще? Плата за секс выходит за рамки исключения из школы. В случае поимки всем троим будет предъявлено обвинение в нарушении законов о проституции. Моя грудь сжимается при мысли об аресте Айвори.

Я возвращаю свое внимание к слабоумному и хрипящему в моей руке.

— На что ты тратишь свое пособие?

— Я... я... покупаю вещи Эйвери. — Он хватается за мою руку. — Потому что она моя девушка.

Меня пошатывает от волнения. Я отпускаю его и протягиваю ладонь.

— Разблокируйте свои телефоны и отдайте их мне. Оба.

Они бросают враждебные взгляды, но делают, как я говорю. Быстрый просмотр контактов подтверждает, что они оба общаются с девушкой по имени Эйвери. Ни один из телефонов под именем Айвори в списках не значится.

Потому что у нее нет телефона.

Я возвращаю им устройства и тщательно изучаю их напряженные позы и возмущенные лица в поисках проблеска вранья. Я хочу произнести имя Айвори, как-нибудь вовлечь ее образ в разговор, просто чтобы изучить их реакцию. Но не могу, поскольку мои собственные интересы станут очевидными.

Тем не менее, я могу встать у них на пути.

Двадцать минут спустя стою у стола Беверли Ривард, заложив руки за спину. Я не говорю ни слова, пока мальчики объясняют свой спор об Эйвери Перро, как простое недоразумение, какие они ангелы и бла-бла-бла.

Прескотт наклоняется вперед и машет в мою сторону рукой.

— А потом он попытался задушить меня!

Декан переводит на мою персону свой прищуренный взгляд.

— Мистер Марсо, вам известно о политике «неприкосновенности»?

—Да. — Я наклоняю голову. — Вы в курсе, что ваш сын засранец?

— Видишь, я же говорил. — Прескотт вскидывает руки и падает на сиденье. — Он гребаный псих.

Беверли обходит стол, останавливается у окна и смотрит на ухоженные лужайки.