Стучу в дверь, звонок не работает с тех пор, как Алекс переехал сюда, и прячу подбородок в воротник своего толстого шерстяного пальто, нервно ожидая, что он ответит. Сейчас девять тридцать утра. Служба начнется только в десять, но нам нужно проехать через весь город и устроиться в церкви, так что нам нужно уезжать прямо сейчас.

Дверь остается закрытой.

— Давай же, Алекс, — бормочу я себе под нос и стучу снова, на этот раз чуть сильнее. Если он в душе, то мы опоздаем…

Как раз в тот момент, когда я собираюсь постучать в третий раз, дверь распахивается, посылая облако дыма и красный свет в раннее утро. Зандер Хокинс приветствует меня плоской, скучающей улыбкой. На нем баскетбольная рубашка «Чикаго Буллз» под красным шелковым халатом, который выглядит так будто принадлежит сорокапятилетней женщине по имени Мора.

— Как делишки, Париси? — Он подносит электронную сигарету к губам и делает глубокую затяжку.

Это становится действительно плохой привычкой. Почему всякий раз, когда я появляюсь у Алекса, в конце концов, Зандер Хокинс открывает дверь? Он как дурной гребаный запах, который никуда не денется.

— Где он? — Протискиваюсь мимо Зандера, пробираясь по коридору к спальне, быстро осматривая гостиную через открытую дверь, когда прохожу мимо. Алекс может быть жестким, и может создаться впечатление, что он с удовольствием пробьет дырку в чьей-то голове ради удовольствия, но он не такой, каким его видит большинство людей. Он безупречно чист и опрятен, до такой степени, что даже мне становится неловко от собственной неряшливости, когда я оказываюсь рядом с ним. Он всегда контролирует свою окружающую обстановку. Все имеет свое место, все имеет свой порядок, вот почему я так удивлена, когда вижу состояние квартиры. Это место — гребанный бардак.

— Какого хрена, Зандер? Как это место стало таким разгромленным? Я была здесь вчера, ради всего святого. Тогда все было совсем не так.

Пустые пивные бутылки; коробки из-под пиццы; корки от пиццы, брошенные на кофейный столик; лужица чего-то темно-красного и липкого на вид, наполовину высохшая на деревянном полу возле ванной. Здесь пахнет сигаретным дымом.

— Не вини меня, милая. — Зандер ухмыляется, поднимая руки и следуя за мной в конец коридора. — Вчера вечером наш мальчик немного сбился с пути. Я пришел только посмотреть на фейерверк.

Укол тревоги, холодный и пронзительный, пронзает мою грудь ножом.

— Алекс не мог сделать это сам. — Мой тон звучит уверенно, как будто я на сто процентов уверена, что мой парень никогда бы не стал так громить свою с таким трудом завоеванную квартиру, но на самом деле я могу в это поверить.

Я уже несколько дней жду, когда он взорвется. Не было никакого способа, которым он мог бы поддерживать свой отстраненный, поверхностный, я-ничего-не-чувствую уровень отстраненности навсегда. Он просто обязан был сорваться. Я надеялась, что буду там, когда это произойдет, чтобы немного потушить огонь, попытаться минимизировать ущерб, как для Алекса, так и для его окружения, но, похоже, я немного опоздала.

Мне вообще не следовало оставлять его одного. Я должна была отказаться уезжать. Но он был так непреклонен, что с ним все в порядке. Он клялся, что просто хочет спать…

— Ты зря теряешь время, — кричит Зандер мне вслед.

Захожу в спальню Алекса, и в его комнате кровать не застелена, беспорядок спутанных простыней наполовину свисает с матраса, показывая блестящую серебряную ткань наволочки под ним. Груды одежды разбросаны по всей комнате, странный ботинок, отделенный от своего партнера, брошен на полированное дерево, как забытая мина, ожидая, когда о него споткнутся или растопчут. Прикроватный столик Алекса завален смятыми сигаретными пачками, ручками, мелочью, обрывками бумаги, квитанциями и маленькими пластиковыми пакетами — пустыми, с едва заметными белыми остатками, которые сами по себе рассказывают тревожную историю.

Алекса нигде не видно.

Крутанувшись на трехдюймовых каблуках, которые я позаимствовала из маминой дизайнерской коллекции обуви, я фокусирую лазерный луч на Зандере. Он тут же отступает, пятясь к дверному косяку.

— Ого, ну же, милая. Я действительно не имею к этому никакого отношения. Алекс был на грани срыва, когда я приехал. Он не останавливался до тех пор, пока его глаза не закатились, и он не упал на пол где-то около трех часов утра.

— Где он сейчас? — Я не привыкла шипеть на людей. Не думаю, что Зандер привык к тому, что люди разговаривают с ним таким образом. Он хмурится, на его щеке появляется ямочка.

— А кто, черт возьми, знает? Понятия не имею. Он проснулся в половине седьмого, его вырвало в футляр от гитары, он принял холодный душ и ушел. И прежде чем ты обвинишь меня в том, что я дерьмовый друг, я все-таки спросил, куда он, черт возьми, собрался. Он отказался расстаться с этой информацией.

— Ты должен был пойти за ним, — огрызаюсь я, протискиваясь мимо него из спальни.

Он следует за мной, стуча босыми ногами по половицам.

— Ха! Да, конечно. Я все время принимаю сомнительные решения, но я не настолько глуп, дорогая. У меня нет страховки жизни, и погоня за ураганом пятой категории не кажется мне хорошим времяпрепровождением.

Боже, я могла бы ударить его кулаком в горло.

— Тогда тебе следовало позвонить мне. Рассказать, что он делает. Я бы обязательно пришла. — Мой сотовый телефон уже у меня в руке. Я уже вывожу на экран контактную информацию Алекса. Секунду спустя нажимаю зеленую кнопку вызова.

— Извини, но опять же... я бы не стал беспокоиться. — Зандер жестом указывает на что-то на полу. Я нагибаюсь и поднимаю... О, это просто чертовски здорово. Это его мобильный телефон. Разбитый до неузнаваемости, металл искривился и сплющился.

— Что, черт возьми, случилось? — Я смотрю на Зандера, ожидая разумного объяснения для этого, но затем я вижу, насколько нелепо он выглядит, и понимаю, что не получу от него ничего разумного. — Э-э, не бери в голову.

Куда, черт возьми, он мог пойти? У него кончилась выпивка? Может быть, он вышел, чтобы купить еще что-нибудь. Но нет... Зандер сказал, что его вырвало в футляр от гитары. Он не мог чувствовать себя хорошо. Больше алкоголя ему, наверное, не хотелось. Ну и что дальше? Я стою у входной двери, прижав пальцы ко лбу и пытаясь собраться с мыслями.

— Сегодня утром, Зандер, похороны его брата. Я не могу поверить, что ты позволил ему это сделать. Не сегодня.

Музыка смолкает, песня, которая играла, подходит к концу, и на одну секунду полная, всепоглощающая тишина заполняет пустые пространства внутри квартиры. Это чувствуется напряженным и зловещим.

— Что ты только что сказала?

Я бросаю на Зандера испепеляющий взгляд, удивляясь, когда вижу выражение его лица. Он выглядит ошеломленным. Я видела его высокомерным, забавляющимся, раздраженным. Но я никогда не видела его таким. Чванство исчезло, и внезапно он перестал походить на потенциального члена очень опасного мотоклуба. Он похож на семнадцатилетнего старшеклассника, каковым и является.

— Что значит, сегодня похороны его брата?

О, это становится все лучше и лучше.

— Он тебе ничего не сказал? Конечно же, он тебе ничего не сказал.

На самом деле это вполне логично. Алекс был так замкнут, что заставить его говорить со мной, было делом любви. Дружба Алекса с Зандером явно сложна, но я вижу, что это отношения любви и ненависти. Хотя мне и в голову не приходило, что Алекс мог скрыть это от него.

Засунув телефон обратно в карман, я вздыхаю, тяжесть на моих плечах намного тяжелее, чем была минуту назад. Мне не нравится рассказывать эту историю.

— Бен и женщина, которая его воспитывала, попали в автомобильную аварию. Они... ни один из них не выжил. — Я стараюсь, чтобы все было как можно проще. Я не могу говорить о пробитых легких Джеки. Как она захлебнулась в собственной крови. Не могу говорить о кровоизлиянии в мозг Бена или о том, как он ускользнул из этого мира без того, чтобы кто-то сидел рядом с ним на заднем сиденье и держал его за руку.

Лицо Зандера становится пепельно-серым.

— Это совсем не смешно, милая.

— Ты думаешь, я шучу? Господи, что же это за человек, который может шутить такими вещами?

— Скажи мне, что ты издеваешься надо мной, — настаивает он. — Так вот почему он уничтожал себя прошлой ночью? Это... — Качая головой, Зандер откидывается назад к стене позади него, прижимая ладони к глазам. — Бен умер?

Я ему сочувствую. Для меня это тоже кажется не реальным. Я все еще не могу прийти в себя от всего этого.

— Зандер, ты должен подумать. Он что-нибудь говорил о том, куда направляется? Все, что может подсказать нам, где он находится. Не думаю, что он в своем уме. Я действительно чертовски волнуюсь.

Когда Зандер опускает руки, его глаза красные и налиты кровью. Парень прочищает горло.

— Да. Да, хм, — нахмурившись, он пожимает плечами. — Он сказал что-то насчет того, чтобы навестить свою маму. Он выскочил отсюда без куртки. Сказал, что она ему не понадобится. Он взял свой байк.

— Он поехал на байке? — Я оглядываюсь вокруг, осматривая хаос и разрушения в квартире Алекса, пытаясь мысленно подсчитать, сколько единиц алкоголя все еще крутится в его организме. Я вскидываю руки вверх, поворачиваюсь к двери, потом снова поворачиваюсь направо. — Он, бл*дь, мертв, — шепчу я. — Скорее всего, он врезался лоб в лоб в грузовик, и теперь тоже мертв.

Напряженный, с лицом белее простыни, Зандер отталкивается от стены.

— Не нужно драматизировать, Париси. Если нам повезет, его просто парализовало ниже пояса. Ты сказала, что похороны состоятся сегодня утром?

Я киваю, борясь с желанием броситься на кухню и блевать в раковину; я могла бы обойтись и без мысли, что Алекс, по иронии судьбы, разделит ту же участь, что и Киллиан Дюпри.

— Да. Через двадцать минут.