Голова Дюка резко повернулась ко мне, поморщившись. — У нас есть еще обезболивающее, если хочешь, — предложил он.

— Пока нет, — ответила я, зная, что в конце концов потянулась бы за ним, если бы не уснула. — Эй, — сказала я, когда его внимание вернулось к телевизору. — Какое сейчас время и день? — спросила я, желая знать.

— Все тот же день. Более — менее. Сейчас два часа ночи.

Я кивнула, когда он выбрал самый новый фильм из этой группы и поставил его. Несмотря на то, что я видела его в кинотеатрах, я смотрела так, как будто это была самая захватывающая вещь в мире. В основном для того, чтобы я не замечала происходящего.

Кое-что о нем.

Например, тот факт, что он сбросил свои большие, неуклюжие армейские ботинки, вытянул длинные ноги на кровати и откинулся на спинку, пока ел. Затем, когда он закончил, поднял руки вверх, вытянув их и положил руки за голову. Я также старалась не обращать внимания на то, как его и без того массивная грудь, казалось, раздвигалась, когда он это делал, и как его руки напрягались под материалом футболки, а татуировки танцевали, когда он двигался. Я также старалась не замечать, как запах его комнаты, который раньше казался мне таким привлекательным, окутывал его.

Почему я замечала эти вещи? Да, вот в чем был вопрос.

Я собиралась пойти дальше и винить в этом тот факт, что я только что прошла через довольно большое испытание после того, как уже изменила свою жизнь и переехала куда-то в новое место, и весь стресс, который пришел с беспокойством о моей бабушке и убеждением, что все идет по плану, или я слишком быстро израсходую свои сбережения.

Да, это определенно было так.

У меня просто был стресс.

И, по-видимому, когда я испытывала стресс, я чувствовала странное влечение к виртуальному незнакомцу.

— Пенни, — позвал Дюк, немного понизив голос.

Я резко повернула голову в его сторону и обнаружила, что он наблюдает за мной. — Что?

— Ты уже пять минут смотришь на пустой экран, — сказал он мне, и когда я посмотрела на телевизор, он, конечно же, был черным. — Хочешь поговорить об этом? — я покачала головой. — Хочешь немного Викса и поспать? — спросил он, и я почувствовала, что киваю, даже не задумываясь об этом.

Он кивнул и вскочил, взял поднос и поставил его на комод. Он схватил с тумбочки пузырек с таблетками и протянул мне две.

С этими словами он позволил мне устроиться, а сам пошел в ванную. Через минуту в душе включилась вода. Я слушала это и не думала, абсолютно не думала о нем под этими струями. Потому что у женщин, которых только что избили и бросили, как дохлую собаку, на обочине дороги, не было сексуальных мыслей о мужчине, который держал ее, пока ей накладывали швы. Даже если от этого человека пахло комфортом и безопасностью, и его глубокий голос шептал тебе утешения, пока ты плакала.

Потому что это было ненормально. Верно?

Я заснула прежде, чем успела решить, может быть, мне понадобится терапия после всего, что было сказано и сделано.

Раздался грохот, крик, визг.

Я проснулась, сердце уже колотилось, тело начало потеть.

Еще один грохот.

Проклятия.

Хруст. Костей.

Я не была слишком хорошо знакома с этим звуком, но я узнала его, когда услышала.

Я пыталась бороться с тем, как переворачивался мой желудок, пытаясь убедить себя сделать вдох, поверить, что я в безопасности за закрытой дверью. Но снаружи шла борьба. И я понятия не имела, были ли это просто разногласия между байкерами или неизвестный враг.

И, сломав ребра, я никак не могла убежать, если кто-то ворвется в эту дверь.

— Дюк, — позвала я шепотом, опасаясь, что меня подслушают, если за дверью возникнет плохая ситуация. — Дюк, — снова попыталась я, глядя на его фигуру в темноте.

Должно быть, он выключил свет перед сном.

Я всегда спала с чем-нибудь. Свет в ванной или телевизор. Я не боялась темноты, но предпочитала свет.

Я медленно поднялась с кровати, когда грохот ударил в стену комнаты Дюка с такой силой, что телевизор закачался на комоде. Тогда я засуетилась вокруг кровати. Я наклонилась и положила руку на спину Дюка.

В ту секунду, когда мой палец коснулся, все его тело пошевелилось, перевернулось на спину, когда я обнаружила, что мое запястье зажато в карающей хватке.

— Ой, — взвизгнула я, пытаясь вытащить его.

— Пенни? — спросил он грубым голосом, не совсем бодрым. Как это было возможно, когда он только что двинулся и схватил меня в течение секунды, было совершенно за пределами моего понимания.

Его хватка тут же ослабла, но он не отпустил меня. Вместо этого его большой палец погладил кожу, которую он почти ушиб, как извинение.

— Там… — начала я, и тут раздался еще один хлопок, заставивший меня сильно подпрыгнуть.

Дюк медленно приподнялся, все еще держа меня за запястье. — Просто парни разбираются, — сказал он мне, его другая рука опустилась на мое бедро, сжимая его. — Возвращайся в постель.

— Но, — сказала я, качая головой, когда посмотрела на него сверху вниз, и смогла разглядеть только блеск его глаз и очертания его лица в темноте. — Ты уверен? Не может быть, чтобы это было возможно… — сказала я, мой голос был немного слабым и дрожащим.

Напуганным.

До этого момента я не была уверена, что поняла этот звук, сорвавшийся с моих губ. Я никогда не слышала его там раньше.

Дюк выдохнул и медленно развернулся, опуская ноги. По какой-то причине мой разум не сказал моему телу сделать шаг назад и дать ему пространство. Поэтому, когда он встал, моя грудь коснулась его груди, и от этой близости мои внутренности растаяли, а соски затвердели. И, судя по тому, как напряглось его тело, Дюк тоже почувствовал ответ моего тела на его.

Но он ничего не сказал.

И долгое мгновение он не двигался.

Его рука все еще держала мое запястье, и я скорее чувствовала, чем видела, его глаза на мне, когда мое дыхание стало более поверхностным, а моя кожа начала гудеть. Как мысль, сформировавшаяся в моей голове. Безумная, нехарактерная, глупая мысль.

Интересно, что было бы, если бы он поцеловал меня?

Как будто слова не скользнули бесшумно по моему телу, а вместо этого вспыхнули на моем лбу, как неоновая вывеска, его рука отпустила мое запястье, и все его тело отодвинулось в сторону от меня. В процессе мои затвердевшие соски царапнули по его широкой груди, и поток влаги спустился в мои трусики.

Он пересек комнату, и дверь распахнулась, залив комнату светом из коридора.

— Эй, — крикнул он глубоким голосом, таким требовательным, что я даже почувствовала, как напряглась. — Убери это дерьмо наружу, — прорычал он, и, невероятно, шарканье, хлопанье, ругань… немедленно прекратились.

Дюк кивнул на что-то, вернулся, закрыл дверь и двинулся ко мне.

Глаза привыкли, и я вдруг увидела его почти так же хорошо, как при свете. Я видела, как его длинные волосы свободно рассыпались по плечам. Я могла видеть, как его глаза снова смотрели на меня, изучая, читая меня. Я видела, как он шел, тяжелый, решительный. Он подошел ко мне и провел пальцами по моей руке.

— Давай, ложись спать. Теперь они будут вести себя тише.

Я почувствовала, что снова полностью повернулась к нему, подняв голову. — Я не устала, — сказала я.

Мои глаза опустились и нашли его губы, осмотрели щетину на его подбородке. Мой взгляд снова поднялся, и я почувствовала тяжесть в глазах.

— Перестань так на меня смотреть, детка, — сказал он, понизив голос, и в его голосе прозвучало раздражение, которое я не могла определить.

— Почему? — спросила я, услышав ту же резкость в своем голосе и поняв, что это было — влечение.

— Ты знаешь почему, — сказал он, напрягшись всем телом.

Я не была той девушкой. Я не флиртовала. Я не наклонялась. Я не поднимала руку и не позволяла мужским волосам пробежаться по моим пальцам, удивляясь тому, что они казались еще более шелковистыми, чем мои собственные.

Я не была той девушкой.

Но в тот момент я была ей.

— Пенни…

— Я знаю, — сказала я с легким кивком, заправляя их за ухо.

— Ты прошла через дерьмо, — продолжал он.

— Я знаю.

— Ты не понимаешь, что делаешь, — добавил он.

Я почувствовала реальность этого. Он был и прав, и неправ. Я знала, что делаю. И я поняла, что это было не похоже на меня, и это, вероятно, было реакцией на безумный ход событий, произошедших в моей жизни, и я, вероятно, обратилась к нему, потому что он проявил ко мне доброту после того, как другие мужчины причинили мне боль. Я знала это. Я знала, что через день или два я оглянусь назад на этот момент в темноте и покачаю головой на себя, на то, в чем я так нуждалась.

Но это не имело значения.

В тот момент мне нужно было больше успокоения.

И я не могла найти в себе силы воли, чтобы отказать себе в этом.

— Да, знаю, — возразила я.

В его груди раздался грохочущий звук, когда я прижалась к нему, мои руки скользнули вверх по его бокам и обвились вокруг его шеи.

И я думаю, что бесстыдное прилепление моего тела к его — это все, что он мог вынести.

Я ожидала потери контроля. Все в нем было таким мужественным, таким первобытным. Я думала, что поцелуй с ним не будет исключением.

Но когда одна его рука поднялась, она прошептала по моему бедру, а затем мягко опустилась в самую нижнюю точку моей спины, где было безопасно находиться. Другая прошлась по моей руке, через плечо, затем устроился на моей шее, его большой палец под моим подбородком, приподнял его вверх. Нежные. Его прикосновение было таким нежным для такого большого человека.

Его тело изогнулось, приблизив свое лицо к моему.

У меня перехватило дыхание, когда мои глаза закрылись.

Его теплое дыхание коснулось моей щеки, и мои пальцы впились в его шею сзади.

Затем он что-то пробормотал. Должно быть, я ослышалась, потому что иначе это не имело смысла.

Потому что это звучало так: слишком чистая для меня.

Затем его губы сомкнулись на моих и досадные мысли, исчезли в потоке чувств.

Его губы были нежными, но твердыми. Они прижались к моим, ища ответа, который я с готовностью дала, когда подняла голову еще выше, когда мои губы ожили под его губами. Я почувствовала, как кончик его языка высунулся и коснулся моих губ, и мой рот открылся в тихом стоне потребности, и он вошел внутрь, чтобы заявить на меня свои права. Я притянула его крепче, когда мои бедра плотно сжались, чтобы попытаться ослабить настойчивую пульсацию там. Мои пальцы двинулись вверх, запутались в его мягких волосах и слегка потянули, когда его губы сомкнулись на моем языке и на секунду сильно пососали. У меня вырвался стон, и он отпустил меня, чтобы снова взять мои губы, сильнее, голоднее, просто стесняясь требовать.