— Как ты думаешь, мне тоже стоит туда пойти? — спросила я, зная, что не хочу этого, и услышав немного этого в своем собственном голосе.

— Честно говоря, я не знаю, — сказала Ло, садясь в ногах кровати. — Это странная ситуация. Обычно, если есть угроза для Приспешников, они знают, кто ее посылает. Это русские, или мексиканцы, или даже конкурирующая банда байкеров. Странно, что это делается так скрытно.

— Это делает угрозу еще более опасной, — добавила Эшли, убирая свои припасы. — Если бы они знали об угрозе больше, решение было бы уже на полпути. Но в нынешней ситуации… это может продолжаться какое-то время.

Я вздохнула, слегка покачав головой. — То есть ты хочешь сказать, что я застряну либо здесь, либо в Хейлшторме на «некоторое время»? Я не могу вернуться домой? Я не могу жить своей жизнью?

— Это риск, на который ты действительно хочешь пойти, просто на случай, если ты не в безопасности? — настаивала Эшли.

Это было хорошее замечание. Я была уверена, что, если устрою истерику, они отправят меня восвояси. Но к чему это привело бы меня? Одна в многоквартирном доме, в котором даже не было системы безопасности? Ладно, может быть, даже если бы я вложила деньги в перцовый баллончик и уроки самообороны, я не была глупа, это не принесло бы мне никакой пользы. Если бы я кому-то понадобилась, они могли бы меня заполучить. И обратиться к копам? Ну, после того, как прошло столько времени, они, вероятно, подумают, что я все выдумала, или сошла с ума, или что-то в этом роде. Даже если они мне поверят, к чему это приведет? Патрульная машина будет проезжать мимо моего дома каждый час? Как будто это поможет. Меня могут убить между патрулями. И вдобавок ко всему, если я расскажу копам, что на самом деле происходит, это поставит меня на другую сторону против Рейна и его Приспешников? Этот ответ, вероятно, был громким «да», и, хотя в тот момент они, казалось, не хотели причинить мне никакого вреда, кто знает, изменится ли это, если они вдруг узнают, что я настучала на них.

Итак, каким бы безумием ни было то, что мне пришлось полностью поставить всю свою жизнь на паузу, был ли на самом деле другой выбор? На это не было похоже. Казалось, что я каким-то образом втянула себя во что-то, из чего не могла безопасно выбраться.

Что будет с моей квартирой? Мои вещи? Могу ли я все еще связаться со своей семьей?

О, Боже.

А как насчет моей бабушки? У меня даже не было возможности навестить ее. И если я пропущу еще один день, не позвонив ей, она начнет беспокоиться.

— Ладно, подожди, — сказала Ло, бросив на меня взгляд, который говорил, что она видит, как вращаются мои шестеренки. — Я поняла. Это слишком много для любого, кто может принять, не говоря уже о том, кто не должен этого делать. Но я думаю, что все согласны с тем, что обеспечение твоей безопасности важнее, чем собеседования, покупки продуктов и все такое обычное дерьмо.

— Я понимаю, — согласилась я, кивая. — Но это обычное дерьмо важно. Мне нужно платить за квартиру, иначе я её потеряю. Однажды все это закончится, и мне нужно будет где-то жить. Мне понадобятся мои вещи. Все, что у меня есть, находится в этой квартире и…

— Ну, если Рейн этого не сделает, я пошлю кого-нибудь за твоими вещами. Ты не потеряешь здесь все. Ты просто теряешь пару дней или недель. Вот и все. Я думаю, что это небольшая цена за твою жизнь.

И снова она не ошиблась.

— Моя бабушка только что сломала бедро… — начала я.

Ло махнул рукой. — Мы придумаем, как тебе с ней увидеться. Тебе просто нужно хорошо притвориться, чтобы она не поняла, что что-то не так. И, что ж, может быть, лучше подождать еще день или два, пока синяки на твоем лице не заживут.

— Хорошая идея, — кивнула я.

— Хэй, — сказала Ло, положив руку мне на колено. Когда я подняла глаза, все, что я увидела, было понимание в ее глазах. — Это отстой. Ты ничего не сделала, чтобы заслужить это, но так оно и есть. Ты можешь сидеть здесь и переживать из-за того, что тебе плохо, и впадать в глубокую депрессию, или ты можешь смириться с этим, списать это на то, что жизнь временами была безжалостной сукой, и двигаться дальше. В любом случае, это не изменит ситуацию, только то, как ты с ней справишься.

Мне нравилась Ло.

Я едва знала ее, но она мне нравилась.

Может быть, это было потому, что я выросла рядом со своей бабушкой, которая была очень упрямой и самоуверенной, и меня тянуло к такой твердости. Было довольно круто видеть это в женщине, которая не была в три раза старше меня.

Может быть, что-то из этого немного передастся мне.

— Хорошо. Так что пойдем выпьем кофе, пока все мужчины не выпили его за нас, — сказала Ло, вставая и направляясь к двери.

Когда мы вернулись на кухню, Ренни и Дюка уже не было, кто-то по имени Репо сказал нам, что у них «есть кое-какое дерьмо», и оставил все как есть, прежде чем пойти и приготовить нам (и всем мужчинам) немного еды.

К пяти вечера Дюк все еще не вернулся.

Ло и Эшли были практически насильно выведены из помещения Кэшем, который настоял, чтобы она вернула свою «прекрасную задницу» обратно в Хейлшторм, прежде чем стемнеет.

И я осталась одна.

Поэтому, чувствуя себя неловко и чувствуя, что со мной обращаются как с прокаженной, а все мужчины, казалось, расходились от меня веером, когда проходили мимо, я вернулась в комнату Дюка.

Я обтерлась в раковине.

Я снова сменила футболку.

Я ждала.

И ждала.

Потом я ждала так долго, что заснула, и желудок заурчал, когда я задремала.

И я снова проснулась от громких хлопков.

Я оказалась в сидячем положении с поднятым ножом, прежде чем успела даже моргнуть, чтобы сон покинул мои глаза.

— Быстро с этим справлюсь, — сказал Дюк, приподняв бровь и глядя на меня из сгорбленного положения, где он складывал вещи на земле. Мои вещи. На самом деле, он держал мою пушистую розово-желтую подушку для тела (прим.перев.: U-образная подушка) под мышкой. Это было настолько абсурдно, что я издала странный, сдавленный смех, от которого его собственные губы тоже приподнялись. — Слава богу, мне не пришлось брать эту штуку с собой на байк, — сказал он, бросая ее на кровать, и я потянулась за ней, сложила ее пополам и прижала к груди, одновременно удивленная и обрадованная, обнаружив, что она больше не пахла моим стиральным порошком, а вместо этого имела запах Дюка.

— Мои вещи у тебя? — я поймала себя на том, что спрашиваю, почему-то немного неуверенная в мысли о нем в моей квартире. Это была, как я уже сказал, неплохая квартира, но у меня не было возможности повесить шторы или разбросать подушки, чтобы все выглядело прилично. Почему-то именно эта чепуха была у меня на уме. Не факт, что в одной из коробок, стоявших на полу моей ванной, была не только гигантская коробка тампонов, но и устройство на батарейках, которое мне пришлось купить в Интернете и дважды проверить, чтобы убедиться, что оно будет в коробке без маркировки.

Я мысленно поблагодарила Вселенную за то, что у меня хватило здравого смысла вынуть батарейки, прежде чем упаковывать его.

Слава Богу за маленькие чудеса.

— Ло сказала, что ты беспокоишься обо всем своем дерьме в реальной жизни, — сказал он, отодвигая коробки ногой в сторону и направляясь к кровати. Он сел, нагнувшись широкой спиной ко мне, материал его футболки натянулся, когда он наклонился, чтобы развязать ботинки. — Я подумал, что самое меньшее, что я могу сделать, это забрать твои вещи, чтобы ты меньше чувствовала себя пленницей.

Он сбросил ботинки, и его тело откинулось назад, распластавшись на матрасе, одна рука закинута за голову, ноги все еще на полу.

И снова я поняла, каким усталым он выглядел.

Он так и не вернулся в комнату.

И не похоже, чтобы он нашел другое место для ночлега.

Я повернулась и положила нож на тумбочку, придвигаясь к нему. — Я знаю, что я не пленница, — сказала я, пожимая плечами. — Я понимаю, что это лучше для меня. Здесь со мной вряд ли что-то случится.

— Не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — сказал он, вытянув руку и сжал мою ногу выше колена.

Его рука осталась там даже после того, как он закончил говорить.

Я тоже обнаружила, что слишком сосредоточена на этом в течение долгой минуты. — Ты выглядишь усталым, — услышала я свой голос, протягивая руку и убирая прядь волос с того места, где она упала ему на глаза.

В ту секунду, когда мои пальцы коснулись его, его голова повернулась ко мне; его глаза пригвоздили меня. — Долгая пара дней, — сказал он, и глаза его с каждой минутой становились все тяжелее.

— Спасибо, что принес мне мои вещи, — искренне сказала я.

— Нет проблем, Пен, — сказал он немного сонным голосом, когда его глаза закрылись.

Затем, менее чем через минуту, стало ясно, что он спит. То есть в одной постели со мной. Его рука все еще лежала на моем бедре. Я просидела там мертвенно неподвижно большую часть получаса, слишком напуганная, чтобы потревожить его, не желая лишать его сна. Когда он не двигался еще десять минут после этого, я медленно опустилась на бок, что заставило его руку скользнуть вверх и устроиться на моем бедре, медленно поднимая мою футболку, обнажая меня до края трусиков.

Я свернулась калачиком на подушке, обняла ее руками, положила на нее голову, как делала всегда, как будто это была замена бойфренда, единственный способ хорошо выспаться.

И я заснула под звук его дыхания.

Я проснулась, ну, не там, где заснула.

Я проснулась, все еще прижимаясь к своей пушистой, девчачьей подушке для тела, но значительно выше, чем должна была быть. Это было потому, что я больше не лежала на матрасе; я была на груди Дюка.

Мои глаза расширились, когда я попыталась придумать способ отодвинуться от него, не потревожив его.

Именно тогда я поняла, что его рука все еще лежит на моем бедре. Но она двигается ленивыми кругами.

Дюк проснулся.

Словно почувствовав мою настороженность, его очень бодрый голос приветствовал меня. — Доброе утро.