— Господи, малыш, ты только что подписала себе смертный приговор, — сказал он, покачав головой и убирая документы.

Секунду я сидела, ошеломленно молча, пытаясь привести в порядок свои мчащиеся мысли, чтобы ухватиться за одну из них. — Мой… смертный приговор?

— Причина, по которой Козловы не были заключены в тюрьму, не имеет ничего общего с отсутствием улик, все это связано с некоторыми друзьями в некоторых высших кругах. Это, — сказал он, поднимая папку, — исчезнет. А потом, скажем, через двадцать минут после того, как это произойдет, и ты тоже.

— Но… но как они это сделают…

— Давай, малыш. Не глупи, — сказал он, качая головой. — У меня нет выбора, кроме как подписать это в качестве улик. Кто-нибудь между этим местом и хранилищем улик найдет документы, воспользуется этим, позвонит Козловым, и тогда все это станет пропавшими уликами и отчетом о пропавшем без вести.

— Я думала, что поступаю правильно… — начала я, чувствуя, как глупые, бесполезные слезы жгут мне глаза.

— К сожалению, ты поступаешь правильно. Но Козловы держат все в ежовых рукавицах, и они отследят это до тебя за считанные минуты, и тогда ты либо умрешь, либо пожалеешь об этом. Это был правильный ход, мисс Маккензи, но он был не самый умный. — Он двинулся, чтобы встать, и я тоже вскочила. — Надеюсь, в ближайшее время мне не придется читать о тебе в газетах или видеть твое тело в морге.

— Но… нет. Блядь, нет! — крикнула я, хлопнув рукой по металлическому столу. — Не говори со мной, как с ходячей мишенью, — потребовала я, злясь больше, чем когда-либо в своей жизни. Он был полицейским. Его работа состояла в том, чтобы служить и защищать. В данном случае его работа состояла в том, чтобы служить и защищать меня. Он не мог просто ходить и выражать соболезнования в связи с моим, казалось бы, неизбежным кровавым убийством. Ни в коем случае.

— Малыш, я ничего не могу сделать. Эти улики пропадут, и тогда у меня не будет причин предлагать тебе защиту.

— А что, если бы у меня были… копии?

Его лицо стало серьезным. — Тогда я предлагаю тебе спрятать их в хорошем месте, пока ты не найдешь полицейского, которому, как ты знаешь, ты сможешь доверять, который не будет иметь никаких связей с русскими или с кем-либо из их союзников.

— Как я должна это сделать, если я, очевидно, собираюсь закончить с пулей в голове в каком-то переулке?

— Задушена, — автоматически поправил он.

— Прошу прощения?

— Задушена. Козловы не очень-то любят оружие, хотя я уверен, что оно у них есть. Им нравится убивать в тесном контакте, чувствуя, как ты испускаешь свой последний вздох в их руках.

— Отлично, — сказала я, моя рука поднялась, чтобы погладить мое горло, когда я подумала о сильных, умелых руках Виктора и Руслана, держащих кусок проволоки между ними и вокруг моей шеи, пока я борюсь за дыхание.

— Эй, смотри, — сказал он, подойдя ближе и понизив голос. — Я не могу предложить тебе защиту, но я могу предложить тебе спасательный круг, — сказал он, его серьезные карие глаза смотрели на меня.

— И что же это такое?

— Кей.

— Кей? — повторила я.

— Он… ну, я не знаю, кто он такой. Но ходят слухи, что он помогает таким женщинам, как ты, женщинам, которым больше некуда обратиться. Он скрывает их.

— Он… скрывает их?

— Да. Я знаю, что это звучит не очень хорошо, но какой у тебя есть другой вариант?

Ну, я решила, что у меня есть лучшие варианты, чем то, что какой-то случайный чокнутый «скроет» меня, это было чертовски точно.

— Центр боксерской подготовки К.С.И., — сказал он, его слова были немного жесткими. — Когда ты вытащишь свою голову из задницы и увидишь, что это твой единственный вариант, тащи ее туда.

— Хорошо. Ну, гм… Я знаю, что должна сказать спасибо, но…

— Я понял, — кивнул он, открывая мне дверь. — Не дай себя убить, мисс Маккензи.

С этими зловещими словами я вернулась в метель. Восемь дюймов выпавшего снега неуклонно приближались к десяти, пока я тащилась домой, улицы были призрачно пусты, если не считать случайных снегоуборочных машин. Это заняло большую часть часа как потому, что тротуары были завалены, так и потому, что я не торопилась, пытаясь привести в порядок свои мысли, взвешивая свои варианты. К тому времени, как я набрала код на наружной двери, мой нос, кончики пальцев и все, что было под моей талией и не защищено моим тяжелым зимним пальто, замерзло.

Мне нужно было уехать из города.

Это было очевидно для меня.

Если какой-то крутой коп говорил мне бежать, спасая свою жизнь, что ж, только идиот не последовал бы этому совету. Мой план состоял в том, чтобы схватить сумку, бросить в нее самое необходимое, например, жемчужные серьги, которые подарила мне бабушка, и кольцо, которое я купила себе, когда закончила учебу, а потом просто… уехать. В городе у меня все равно ничего не было. Не совсем. У меня было несколько случайных знакомых, но ни настоящих друзей, ни семьи. Было бы нетрудно уехать, двигаться дальше. Это была большая страна, я могла поселиться где угодно.

На самом деле я была почти немного взволнована этой перспективой, когда завернула за угол к своей квартире. Но как только я это сделала, я обнаружила своих соседей с другой стороны коридора, гей-пару, которую я считала своими знакомыми, вместе с моим управляющим, стоящим перед открытой дверью моей квартиры. Можно сказать, что мое волнение быстро улетучилось.

— Привет, Мэйси, — приветствовал меня Курт, гигантский афроамериканский балетный танцор с самыми добрыми глазами, которые я когда-либо видела, его тон был успокаивающим.

— Что происходит? — спросила я, но я знала. Конечно, я знала. Черт, детектив-Мак-Красавчик сказал, что через несколько минут братья Козловы узнают о моем предательстве. Дерьмо.

Дерьмо, дерьмо.

— Все в порядке, — сказал Энди, парень Курта, светловолосая голубоглазая модель, подняв руки. — Мы с Куртом услышали шум, — объяснил он, когда я встала рядом с ними, заглядывая в свою квартиру. — Курт вышел, пока я звонил управляющему и обнаружил в твоей квартире мужчину. Он спугнул его, — сказал он, потирая живот Курта, глядя на него со смесью благоговения и возбуждения. — Он гнался за ним по улице, — продолжал он с улыбкой.

Но я не обращала на это особого внимания.

Потому что все, что я могла видеть это то, что все в моей квартире было в руинах. Картины были сорваны со стен, диванные подушки разрезаны, повсюду поролон. Содержимое моих кухонных шкафов было разбросано по всем поверхностям. Даж моя расшатанная половая доска была разломана.

— Эй, эй, Мэйси, — встревоженно сказал Курт. — Все в порядке. Мы собираемся все это уладить. Я хорошо разглядел парня, чтобы передать информацию полиции.

— Дай угадаю, — сказала я глухим голосом. — Рост шесть футов три дюйма, широкие плечи, широкий во всем. Темные волосы, темные глаза. Отчетливый русский акцент...

— Ты знаешь, кто…

— Я должна идти… я… спасибо, но я должна идти, — пробормотала я, поворачиваясь и убегая.

Спускаясь по лестнице, я выхватила из кармана телефон и сказала в него: «Адрес центра боксерской подготовки К.С.И.», — четко произнесла я, услышав сигнал, когда поиск сработал как по волшебству. Появился адрес, и я убрала телефон, схватила одинокое такси, которое нашла снаружи, и выкрикнула адрес с колотящимся сердцем.

Такси бросало по всей дороге на слякотных следах, оставленных снегоуборщиками, но это не имело никакого отношения к моему подпрыгивающему животу.

Когда такси остановилось в дрянном районе перед отремонтированным, большим зданием из темно-серой штукатурки с идеальным, жирным шрифтом над дверью Центр боксерской подготовки К.С.И., я начала сомневаться в суждениях Детектива-Мак-Красавчика. Но у меня не было другого выбора, я заплатила водителю и вылезла, перелезая через огромную кучу снега, чтобы добраться до тротуара. Я упала вперед, сильно ударившись о стеклянную дверь и издав стон. К тому времени, как я снова встала на ноги, отряхивая снег с ног, дверь распахнулась, привлекая мое внимание.

А потом в дверях появился мужчина.

Он был высоким и широкоплечим, но таким компактным, каким были только боксеры. У него была темная кожа и проницательные глаза, и даже во время снежной бури, которая, очевидно, держала его бизнес закрытым, он был в безупречном костюме. На запястье у него были дорогие золотые часы, которые были на сильно покрытой шрамами руке. Мои глаза снова поднялись.

— Ты Кей? — спросила я, стуча зубами от холода, адреналина и страха.

— Да.

— У меня неприятности.

— Да, это так, — тут же согласился он, как будто каким-то образом почувствовал мое отчаяние. Черт, может быть, это просачивалось из моих пор. — Заходи, — сказал он, входя внутрь и придерживая дверь открытой, чтобы я могла пройти.

Внутри Центр боксерской подготовки К.С.И. был элегантный и современный, но очень мужественный, с открытыми оштукатуренными стенами и цементными полами. Слева, когда вы входили в дверь, был офис, а справа — зона отдыха у панорамного окна с длинным черным кожаным диваном перед низким черным журнальным столиком. Там была небольшая машина для напитков с кофеваркой на одну чашку. Впереди и ближе к задней части был, ну, боксерский зал. Там было черный ринг с веревками. На левой стороне зала была линия боксерских груш. Справа на стене висели скакалки и огромная коллекция оружия, только треть из которого я узнала.

— Кофе, чай, горячий шоколад? — предложил он, направляясь к стойке с напитками. — Выбери один. Тебе нужно согреться.

Последнее, что мне было нужно, — это кофеин; я была достаточно возбуждена. —Горячий шоколад.

— Хорошо. Итак, в какие неприятности ты попала? Я не вижу никаких синяков, поэтому сомневаюсь, что твой парень бьет тебя.

— У меня нет бойфренда.

— Хорошо, — сказал он, вставляя капсулу горячего шоколада в машину и нажимая кнопку. — Послушай, если тебе нужна помощь, ты должна ввести меня в курс дела. Если нет, то вот дверь, — сказал он, указывая на нее. — У меня нет времени на увертки или полуправду. Если тебе нужна моя помощь, ты должна быть честной со мной.