Я влюбилась очень сильно, хотя ненавижу признавать этот факт. Эта влюблённость из тех, что заставляют страдать. Из тех, что вероятно лучше держать в секрете, поскольку я знаю, что это только разобьет мое сердце.

Я понимаю, что попала, и все же какая-то неоспоримая часть меня все еще нуждается в том, чтобы Шон узнал, что сделал для меня, даже если я не скажу ему, что он для меня значит.

Мое тело словно на автопилоте, а разум в миллионе миль отсюда. Мы с Кэлом находим красные чашки на кухне и направляемся к бочонку на заднем дворе, а мои мысли медленно возвращаются в настоящее. Я уже пила пиво со своими братьями, но никогда не наливала из бочонка, поэтому смотрю, как несколько человек наполняют свои чашки передо мной, чтобы убедиться, что я не выставлю себя идиоткой, когда придет моя очередь подойти к крану. Я касаюсь его дрожащими пальцами, наполняю свою чашку и чашку Кэла, а потом брожу с братом по владениям Адама, распивая алкоголь. Двор Адама достаточно большой, чтобы вместить общественный парк. Он окружен кованой железной оградой, защищающей бассейн, во дворе растут несколько больших дубов и находится достаточно подростков, чтобы заполнить школьный спортзал. Я бросаю быстрый взгляд на своего близнеца и следую за его взглядом к группе парней, смеющихся у бассейна.

— Он симпатичный, — говорю я, кивая головой в сторону того, на кого Кэл сейчас делает вид, что не смотрит, — симпатичного загорелого парня в гавайских шортах и шлепанцах.

— Так и есть, — с притворным безразличием бросает Кэл. — Ты должна пойти и поговорить с ним.

Я бросаю взгляд на своего близнеца, он отвечает мне тем же, и я говорю:

— Неужели ты никогда не хотел себе бойфренда?

— Ты ведь понимаешь, что Брайс все еще болтается где-то здесь, верно?

Я усмехаюсь.

— И что?

Кэл бросает на меня взгляд, который говорит мне все, и я стараюсь не показать ему, как сильно его отказ беспокоит меня. Дело не в том, что мне не нравится быть тем, кто хранит его секреты, — просто я ненавижу то, что он считает нужным его хранить.

— Итак, если Шон не самый горячий, — говорю я, чтобы сменить тему, — тогда кто?

— Ты что, слепая? — спрашивает Кэл, приблизив лицо к моему, чтобы рассмотреть черноту вокруг моих зрачков. Свободной рукой отталкиваю его лоб.

— Они все очень симпатичные.

Девушка неподалеку кричит о кровавом убийстве, когда парень в шортах поднимает ее и прыгает с ней в бассейн. Кэл смотрит на них и вздыхает.

— Так кто же из них? — снова интересуюсь я, чтобы отвлечь его.

— Эверест.

Я хихикаю.

— Ты говоришь это только потому, что Адам — парень-шлюха. Он единственный, кого ты мог бы убедить сменить команду.

— Может быть, — говорит Кэл с оттенком грусти в голосе, и я хмурюсь, прежде чем отнести его чашку к бочонку, чтобы снова наполнить ее. Я сжимаю кран, когда он толкает меня локтем в руку.

Поднимаю глаза и вижу Шона Скарлетта и Адама Эвереста — они идут к бочонку, то есть ко мне.

Есть два пути развития событий. Я могу притвориться уверенной, предложить налить им пива, улыбнуться и начать нормальный разговор, чтобы сказать то, что мне нужно, или — нет! Я отпускаю кран, чуть не подворачивая лодыжку, когда резко разворачиваюсь, прикусив губу, спеша к самому укромному месту, которое кажется недостаточно укромным.

— Что это было, черт возьми? — задыхаясь, спрашивает Кэл у меня за спиной.

— Мне кажется, у меня аллергическая реакция. — Мои ладони вспотели, горло сжалось, сердце колотится со скоростью мили в минуту.

Кэл смеется и толкает меня.

— Я проделал весь этот путь не для того, чтобы смотреть, как ты превращаешься в какую-то трусиху.

Снова зажав губу между зубами, я оглядываюсь в ту сторону, откуда мы пришли, и вижу, как Шон и Адам с пивом в руках проскальзывают в дом через дверь патио.

— И что мне сказать? — спрашиваю я.

— Все, что должна.

Кэл обходит меня, подталкивает к двери, и я продолжаю идти вперед в оцепенении, мои ноги шаг за шагом поглощают большое расстояние. Я даже не осознаю, что мой близнец не последовал за мной, и только обернувшись, замечаю, что его там нет. Моя чашка пуста, но я цепляюсь за нее, как за спасательный круг, избегая зрительного контакта со всеми вокруг и делая вид, что знаю, куда иду. Я иду по узкой тропинке мимо нескольких знакомых лиц из школы, но не многие, кажется, узнают меня, а те, кто узнают, просто поднимают бровь, прежде чем снова продолжить игнорировать меня.

Все в школе знают моих старших братьев. Всех. Брайс был в футбольной команде еще до того, как решил, что неприятности важнее стипендии. Мейсон, на два года старше Брайса, печально известен тем, что побил рекорд школы по количеству отстранений. А Райан, на полтора года старше Мейсона, в свое время был рекордсменом среди трековых звезд и до сих пор остается легендой. Все они балансируют на этой странной грани между отношением ко мне как к одному из парней и статуэтке из фарфора.

Я ловлю себя на том, что ищу Брайса, отчаянно нуждаясь в знакомом лице, но вместо него замечаю Шона. Он сидит посреди дивана в гостиной, Джоэль Гиббсон с одной стороны и какая-то цыпочка, которую я тут же ненавижу, с другой. Я застываю на месте, и какой-то идиот врезается в меня сзади.

— Эй! — кричу я, перекрикивая музыку, и резко оборачиваюсь, когда этот придурок цепляется за меня, чтобы не упасть.

— Вот дерьмо! Я… — Глаза Брайса встречаются с моими, и он начинает смеяться, обнимая меня за плечи, чтобы удержаться на ногах. — Кит! Я совсем забыл, что ты здесь! — Он сияет, как счастливый пьяница, и я хмуро смотрю на него. — А где Кэл?

— У бочонка на заднем дворе, — говорю я, скрестив руки на груди, вместо того чтобы помочь своему пьяному старшему брату удержаться на ногах.

Он растерянно хмурится, когда наконец обретает равновесие.

— Что ты здесь делаешь одна?

— Мне нужно пописать, — лгу я с привычной непринужденностью.

— О, хочешь, я отведу тебя в ванную?

Только я собираюсь отчитать его за то, что он обращается со мной как с ребенком, когда одна из его приходящих подружек подходит к нему и просит принести ей пива.

— Думаю, что сама смогу найти дорогу в ванную, Брайс. — Усмехаюсь я, и он изучает меня остекленевшим взглядом, прежде чем согласиться.

— Ладно. — Он еще недолго смотрит на меня, а потом развязывает огромную фланель вокруг моей талии и с силой втягивает в нее мои руки. Затем застегивает рубашку на моей груди и кивает сам себе, как будто только что защитил национальную безопасность. — Ладно, Кит, не попадай в неприятности.

Я закатываю глаза и снимаю рубашку, как только он уходит, но потом, когда обнаруживаю, что стою одна в переполненной комнате, жалею, что так быстро отпустила его. Я пристраиваюсь на место у массивного газового камина и делаю вид, что пью пиво из своей пустой чашки, стараясь не выглядеть неловко, что, вероятно, бесполезно, учитывая, что шпионю за Шоном издалека как долбаная извращенка.

О чем, черт возьми, я думала, придя сюда сегодня вечером? Он окружен людьми. Всегда в самом центре. Он потрясающий, популярный и далеко не в моей лиге. Блондинка, сидящая рядом с ним, выглядит так, словно была рождена для того, чтобы находиться на рекламном щите, выставленным перед Abercrombie&Fitch. Она горячая и женственная и вероятно пахнет гребаными нарциссами и… она встает, чтобы уйти.

Место рядом с Шоном освобождается и прежде, чем я успеваю струсить, бросаюсь через комнату и ныряю туда задницей вперед.

Подушка прогибается под моим внезапным весом, и Шон поворачивает голову, чтобы посмотреть на идиота, который чуть не врезался прямо в него. Наверное, мне следовало бы представиться, раскрыть мое влечение к преследованию и нырянию задницей, но вместо этого я держу рот на замке и заставляю себя нервно улыбнуться. Проходит мгновение, и я уверена, что он сейчас спросит, кто я такая и какого черта занимаю место рядом с ним, но затем его губы просто изгибаются в милой улыбке, и он возвращается к разговору с ребятами по другую сторону от него.

Боже. И что теперь? Теперь я просто неловко сижу рядом с ним безо всякой видимой причины, а Блонди вот-вот вернется, прикажет мне двигаться, и что тогда? Мой шанс испарится. И получится, что я выпрыгнула из окна своей спальни без всякой гребаной причины.

— Привет, — говорю я, похлопывая Шона по плечу и стараясь не сделать что-нибудь унизительное. Например, начать заикаться или блевануть прямо на него.

Боже, его футболка такая мягкая. Очень, очень мягкая. И приятная. И…

— Привет, — говорит он в ответ, что-то среднее между замешательством и интересом мелькает в его взгляде. Его глаза, остекленевшие от выпитого, темно-зеленые, и смотреть в них — все равно что в полночь пересекать границу заколдованного леса. Пугающе и волнующе. Как заблудиться в месте, которое может поглотить тебя целиком.

— Сегодня ты играл очень хорошо, — говорю я, и Шон улыбается еще шире, придавая бабочкам в моем животе немного уверенности.

— Спасибо. — Он снова начинает отворачиваться, но я говорю громче, чтобы привлечь его внимание.

— Рифф, который ты исполнил в последней песне, — выпаливаю я, краснея, когда он снова поворачивается ко мне, — это потрясающе. Я никогда не смогу повторить его.

— Ты играешь? — Шон поворачивается ко мне, его колени упираются в мои. У нас обоих на коленях джинсы изрезаны, и клянусь, кожу покалывает там, где он касается меня. Он уделяет мне все свое внимание, и как будто каждый свет в комнате фокусирует свое тепло на мне, словно каждое слово, которое я скажу, будет задокументировано для протокола.

На меня падает тень, и модель Abercrombie с блондинистыми волосами и глазами демона сердито смотрит на меня сверху вниз.

— Ты сидишь на моем месте.

Шона кладёт руку мне на колено, не давая пошевелиться.

— Ты играешь? — снова спрашивает он.

Мои глаза прикованы к его руке — его руке на моем колене, когда демониха снова скулит: