А в задней части блестящей серебряной телеги, на широком, замысловато сваренном кованом железном троне, лежал покрытый медным мехом Мазикин. Он приподнял голову на локтях, как собака на кровати, одетый в развевающееся чёрное кожаное платье и корону из кремового бивня... Нет, в городе не было слонов... Это была кость. Так и есть. Существо носило корону из кости.

Королева Мазикинов.

Её чёрные глаза скользнули по площади, когда она подтолкнула себя и села. Она подняла руку в воздух, показывая длинные, прямые когти, которые выглядели так, будто их окунули в серебро. Они испускали стальной блеск, когда она махала толпе, которая приветствовала её, разинув рты, высунув языки и сверкая зубами. Позади Королевы стояли два больших чёрно-пятнистых Мазикина с изогнутыми чёрными когтями. Гладкие кожаные плащи с чёрными треугольниками свисали с их широких плеч, а тупые морды выглядывали из-под широких капюшонов.

Когда телега грохотала и подпрыгивала на неровной мостовой, их плащи поднимались и раскачивались, обнажая кинжалы, заткнутые за пояс.

— Сил и Ибрам, — сказал Такеши позади меня. — У Джури тоже есть место в окружение Королевы, когда он обитает в своём собственном теле. Он один из её любимых спутников.

Я уставилась на двух Мазикинов. Тот, что справа, смотрел на толпу с холодным, надменным безразличием, но у того, что был слева — с глубоким шрамом на верхней части морды — глаза с опаской метались, никогда не переставая блуждать по толпе. Кончик его носа подёргивался и дрожал, как будто он улавливал запахи в воздухе. Когда телега приблизилась к приподнятой платформе, он глубоко вздохнул, и его уродливое пятнистое лицо расплылось в широкой злобной усмешке. Его взгляд плавно скользнул вверх по цементным ступеням и остановился на Малачи. Я была готова поспорить почти на что угодно, что Мазикин, со шрамом на морде, был ни кто иной, а Сил. Выражение его лица было очень похоже на то, как он смотрел на меня, когда был в своём человеческом теле, когда он знал, что побеждает, даже когда я ещё не понимала этого.

Повозник телеги остановился перед постаментом. Королева медленно сползла с трона и встала на задние лапы. Она указала острым, как бритва пальцем на небо, и толпа внезапно затихла.

На середине широкой цементной лестнице, ведущей к возвышению Малачи, стоял диктор-Мазикин. Тяжёлые серебряные петли свисали в ряд с каждого уха. Его зубы были окрашены в ярко-красный цвет, как и когти. Его мохнатые руки были коричневыми, а лицо — белоснежным. Он что-то проворчал в микрофон, затем издал улюлюкающий рык и указал на Королеву.

Толпа — включая рабов-людей — захлопала в ладоши и зааплодировала, когда Королева тяжело сошла с телеги, сопровождаемая Силом и Ибрамом. Складки платья туго обтягивали её странно раздутый живот. Она приложила к нему руку, когда ступила на лестницу, ведущую на платформу. Вместе с Силом и Ибрамом она подошла к диктору, который низко поклонился и отошёл в сторону, чтобы дать ей возможность занять его место. Диктор опустился на четвереньки, чтобы расправить юбки Королевы, аккуратно разложив чёрную кожаную ткань вокруг её ног. На мгновение взгляд королевы скользнул вверх по фасаду нашего здания, и я быстро отпрянула в тень, когда железный холод пробежал по моему телу.

Сил, Ибрам и диктор спустились по ступенькам, оставив королеву одну на возвышении. В нескольких шагах над ней на платформе стоял прикованный Малачи. Его тёмные глаза всё ещё были устремлены в небо, как будто он не замечал окружающего. Выражение его лица ничуть не изменилось. Мне хотелось закричать, позвать его. Мне хотелось выпрыгнуть из окна и освободить его. Ужас почти душил меня.

Королева заговорила в микрофон, и её низкий рокочущий голос прокатился над толпой. Такеши наклонился ближе и заговорил мне на ухо, переводя:

— Граждане, вы знаете о моей преданности вам. Я ваша кормилица, та, кто прокладывает путь. Я ваша любовница, та, кто дарит вам молодость.

Я вздрогнула от звука её голоса, и его рычания с шёпотом, и от того, как она похлопала себя по животу, продолжая говорить, пока Такеши переводил.

— Я ваша мать, а мать защищает своих детёнышей. Я ваша Королева, а Королева уничтожает своих врагов.

Она оскалила зубы, и мой желудок сжался. Она указала серебряным когтем на Малачи и прорычала что-то, что заставило толпу взорваться. Рука Такеши сомкнулась на моём плече, и он начал тянуть меня назад.

— Лила...

Я отдёрнула руку и прижалась ближе к окну. Королева поднялась по ступенькам на задних лапах, медленно сокращая расстояние между ней и Малачи. Моё сердце сжималось, я видела, как в тот самый миг, когда он пришёл в себя, побег был уже невозможен. Его глаза метнулись к Королеве, когда она достигла верхней ступеньки, и он крепко зажмурился. С тяжёлым наручником на шее он не мог даже повернуть голову, но каждый мускул его тела напрягся. Я прикусила губу изнутри, чтобы не закричать. Рядом со мной Такеши что-то говорил, всё ещё дергая меня за руку, но его голос был просто жужжанием в моём ухе. Королева встала перед Малачи, её платье развевалось позади неё, я могла слышать только голос Кларенса, Мазикина, которого я допрашивала в мире живых, говоря шесть слов о том, что его Королева сделает с ним, если он предаст её.

Шесть ужасных слов.

Королева положила одну руку на щеку Малачи, и внезапно я поняла, почему у него там были шрамы, почему они были только с той стороны. Она наклонилась вперёд и прошептала ему что-то на ухо, нежно, как любовница, и лизнула неповрежденную сторону его лица своим чёрным языком. Даже со своего места на другой стороне площади я почувствовала, как он вздрогнул. А потом её когти впились ему в щёку, а другая рука — когти с серебряными лезвиями, — внезапно метнулась вперёд, прямо в центр тела Малачи, чуть ниже грудной клетки.

Его глаза распахнулись. Вены на висках посинели на фоне покрасневшей кожи. Кровь хлынула и потекла из уголков его рта, который открылся в беззвучном крике. Я вскочила на подоконник, слова Кларенса оглушили меня, уничтожили.

"Она съест моё сердце на площади".

Я была уже на полпути к окну, когда меня резко дернули назад, и я ударилась о пол с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Мозолистая ладонь шлёпнула меня по губам. Стальные руки удерживали меня. Я боролась, кусалась и пиналась, и каждая частичка меня кричала: Малачи, Малачи, Малачи. Ничего, кроме его имени в бесконечной петле, и, прокручиваемой картинке ужаса в моей голове, вида моей любви, разрываемой на части, осознания того, что сердце, которое билось для меня, было вырвано стальными когтями.

Я схватилась за ножи. Ничто не помешает мне добраться до него. Мои пальцы сомкнулись вокруг их рукоятей, и я вытащила своих единственных союзников из ножен, готовая опустошить всё, что встанет на моём пути.

Но затем внутренности моего черепа взорвались миллионами булавочных уколов света, и тьма поглотила меня.