Глава 5
Джудас
В ней есть что-то трагичное: уязвимость и отчаяние. Волосы цвета красного дерева струятся по плечам, обрамляя ее бледное лицо. Темные круги под глазами цвета грозовых облаков, полны такой грусти, что я почти могу ощущать ее боль. Однако это делает ее еще красивее.
- Не хочешь исповедоваться, Делайла? - спрашиваю я. Я хочу знать, что преследует маленького ягненка, заставив отбиться ее от стада.
Ее полные губы приоткрываются, а затем снова закрываются.
- А я могу это сделать?
- Я здесь. Ты здесь. И исповедальня тоже здесь.
- Все... Все, что я скажу, будет конфиденциально?
- Только между тобой и Богом. Я - всего лишь посредник, - повторяю слова, которые говорил уже сотню раз. Люди таят в себе желание признаться в грехах, чтобы выкупить путь на небеса, но они не хотят, чтобы их грязные секретики были раскрыты. Мне интересно, что же такого расскажет Делайла, чтобы оправдать ее вопрос. Конфиденциальность подразумевает стыд - в лучшем случае, в худшем - нечто незаконное, и это всегда волнует меня.
Я предлагаю ей свою руку, и она скользит холодными пальцами по моей ладони, прежде чем поднимаю ее на ноги. Я указываю ей путь в исповедальню, и она заходит внутрь. Зайдя в свою часть, я сажусь на жесткую деревянную скамью.
- Итак, сначала ты должна перекреститься. Затем сказать: "Простите меня, Отец, ибо я согрешила".
Она повторяет слова:
- Простите меня, Отец, ибо я согрешила.
- Затем ты говоришь, сколько времени прошло с последней исповеди, но поскольку ты не верующая...
- Я никогда не исповедовалась, - подтверждает она. Девственница. Полна не отпущенных грехов, что томятся в ее душе. Религиозен исповедующийся или нет, каждый раз я убеждаюсь, что это как-то влияет на человека. Вина и отпущение грехов могущественны. Человеческая совесть хрупка, и зачастую религия дает ложное чувство силы, когда она подвергается сомнению.
- Теперь можешь начинать, Делайла, - я подаюсь вперед, и небольшое волнение разливается по моим венам. Я хочу знать, что она сделала, и это желание больше, чем обычно. Возможно, причиной этого является глубокая, мучительная печаль, которую я увидел в ее глазах. Или, возможно, дело в ее красоте. Красота таит под собой множество грехов, но стоит чуть ковырнуть поверхность, и они выплескиваются наружу
- Я... - она замолкает и делает глубокий вдох. - Я сделала кое-что ужасное, и я не могу простить себя.
- Мы все совершаем ужасные вещи.
- Но это причиняет боль другим, - говорит она, и ее голос дрожит.
- Ты намеренно сделала им больно?
- Нет!
- Но ты чувствуешь вину?
- Да.
- Тогда Бог простит тебя, если ты действительно раскаиваешься.
Я слышу, как она задерживает дыхание, фыркает, и через перегородку я могу разглядеть фарфоровую бледность ее щек, и слезы, стекающие по ним. Обычно мне нравится анонимность исповеди, не позволяющая видеть лица грешников, но я понимаю, что пристально наблюдаю, как одинокая слеза катится по ее челюсти, а затем вниз по ее горлу. Она симпатичная девушка, но в слезах она просто великолепна.
Я выслушиваю, как люди признаются в изменах женам и в плохом отношении к соседям. Самые обыкновенные люди, имеющие самое обычное поведение, свойственное человеку, ищущие отпущение грехов просто для того, чтобы им открылись жемчужно-белые врата. И я, самозванец, даю им ложное спасение, зная, что они не сожалеют ни о чем из содеянного, разве мир не так устроен? Все мы эгоистичны.
Но эта девушка... эта девушка другая. Измученная.
- Вы верите в Бога? - вздыхает она.
- Конечно.
- Если бы Вы были Им, то простили меня? - Интересно.
- Я не знаю, что ты сделала. Но он бы простил, - образуется молчание. - Ты веришь в то, что достойна искупления?
- Нет. - Грешник, который не ищет прощения, лишь только признания. Редкий драгоценный камень.
- Так что не покидает тебя, Делайла?
Пауза.
- Потеря, - шепчет она.
- Тогда найди свою дорогу домой, - я поднимаюсь. - До свидания, Делайла.
Я покидаю исповедальню, разочарованный тем, что она больше ничего не рассказала мне. Что она не раскрыла свою душу.
Я хочу знать, как глубоко пала эта прекрасная девушка с печальными голубыми глазами.