Взяв руку Карлинг, он поднес ее к своим губам, чтобы поцеловать ее пальцы.

— Да, но между нами есть принципиальная разница. Я делал то, что уже было заложено в моей природе и жил. Ты — была человеком. Ты не только превзошла свою природу, но и нашла способ возвеличиться, несмотря на самые женоненавистнические времена в истории человечества. Мне непонятно, как ты, имея такую гордость, совершенно не понимаешь собственной ценности.

— Ну, — сказала она, нахмурившись, — не думаю, что я так уж нравлюсь людям.

Карлинг и не собиралась шутить, поэтому поразилась, когда Рун вцепился в нее и захохотал. Откинувшись назад, он посмотрел на нее своими смеющимися глазами. Вид его счастливого лица стал запрещенным приемом, которого она не ожидала. Карлинг изо всех сил старалась достичь какого-то внутреннего равновесия, но совершенно провалила эту попытку. Смех Руна совершенно сбил ее с толку, она изо всех сил вцепилась в Вера, изумленно задрав брови.

— Знаешь, почему я схватил тебя, когда ты прыгнула со скалы? В принципе, я знал, что ты собираешься переплыть океан. Просто решил спасти Токио, детка, — сказал Рун.

Она пожала плечами с непроницаемым выражением лица.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Его выжидательное выражение на лице сменилось разочарованием.

— Ну, я только что назвал тебя Годзиллой?! — подсказал он.

Карлинг закатила глаза.

— Ох, ну конечно. Твоя ссылка на Токио сделала это очевидным. Без сомнения, я должна была сразу и правильно отреагировать на это; так же, как должна была узнать волосатого мужчину в очках на той ужасной футболке.

— Очевидно, мои поддразнивания до тебя не доходят, — вздохнул Рун. — Тебе нужно начать смотреть старые фильмы про монстров. Ох, и футбол. В противном случае, у нас закончатся темы для разговоров.

Она подняла бровь.

— Уж я уверена в этом.

— На самом деле, — сказал Вер с доверительной улыбкой, — я больше боялся, что ты растаешь, когда упадешь в воду.

Карлинг показала на Руна пальцем: — Этот я поняла. Думаешь, я не в курсе, что люди прозвали меня Злой Ведьмой Запада?

Вер улыбнулся и поцеловал Чародейку в кончик пальца.

— Она тоже была довольно утонченной леди, разве что немного воинственной.

— Ты смешон, — ее рука каким-то образом соскользнула и погладила Руна по лицу. Кажется, она могла бы провести вечность вот так, как сейчас, опираясь на его расслабленное тело, болтая и смеясь в ленивый предвечерний час. Она может, и не ощущала тепла Солнца на своей коже, но чувствовала, как оно согревало Руна, и тепло от его тела проникало в нее.

Смех сбежал с лица Руна, сменившись чем-то острым, отчаянным. Его взгляд потемнел, рот сжался. Голод, с которым Вер смотрел на нее, ощущался почти на физическом уровне. Карлинг облизала губы и по блеску в глазах мужчины поняла, что Рун проследил за ее движением.

Он вот-вот поцелует ее, и она хотела его. Боги, Карлинг хотела, чтобы их тела, их рты набросились друг на друга, как если бы завтра не существовало; потому что завтра на самом деле может не наступить и все, что у них есть — здесь и сейчас.

Это было такое хрупкое сокровище, это чувство эфемерности красоты, великолепная, невозможная боль, что появлялась, когда страсти духа воплощаются во плоти. Это как кто-то, будучи живым человеком, вдруг поймает отблеск цвета шампанского от ожерелья богини, но так и не сможет ухватиться за него по-настоящему.

Карлинг вздохнула и задрожала.

Рун отвернулся и взглянул вдаль, а лучик света исчез из ее ладони. У мужчины напряглись желваки на челюсти.

— Готова к серьезным вещам? — спросил он.

Чародейка позволила своей руке соскользнуть с его щеки. Пеплом на языке ощущалось разочарование. Это все она. Сначала ударила его, так сильно и жестко, что пустила кровь. Потом оттолкнула с такой силой, что он растянулся на земле. Она только и делала, что бросалась чарами и угрозами, хотя он всегда относился не иначе, как с уважением и добротой.

Леди — сама утонченность, разве только немного воинственная.

Что ж, это все к лучшему. У нее нет времени на ненужное влечение, на роскошь исследовать странные новые чувства или праздное ничегонеделание под послеполуденным Солнцем.

И если что-нибудь не произойдет и не изменит ход событий, то вскоре у нее не останется вообще никакого времени.

— Конечно, — согласилась она бесцветным голосом. Вампиресса слезла с его колен и убеждала себя, что вовсе не разочарована тем, что он отпустил ее.

Рун встал и протянул ей руку. Карлинг приняла ее, и он поднял девушку на ноги. Ветер и их борьба спутали ее длинные волосы. Она нетерпеливо собрала их в небрежный пучок и закрепила подальше от лица. Положив руки на худые бедра, Рун наблюдал за ней с непроницаемым выражением лица.

— Ты помнишь наш разговор, перед тем, как ты исчезла? — спросил Рун.

Вопрос привел ее в себя. Карлинг сосредоточилась на воспоминаниях. Ох, да. «Иногда я думаю, что ненавижу тебя», сказала она. Вампиресса забыла добавить это в свой список вещей относительно него. Она должна взять себя в руки. У нее было довольно много ухищрений, и ничто из этого не было шармом. Она потерла лоб.

— Слушай, сожалею, что я…

Он прервал ее, его тон был нетерпелив.

— Ты помнишь, что я сказал? Потому что не думаю, что помнишь. Думаю, ты уже ушла.

Она покачала головой, ее разум был затуманен.

Он внимательно наблюдал за выражением ее лица.

— Я сказал, что понял, что меня беспокоит. Я говорил, что если вампиризм — это не болезнь? Если это что-то другое?

— Что-то другое? — ее глаза расширились.

— Твое исследование хроник истории превосходно, — продолжил Рун. — Читая его от начала до конца, я наблюдал за всеми событиями на быстрой перемотке. Но ты была погружена в это. Прожила все в более замедленном темпе. Ты участвовала в научных дискуссиях с блестящими учеными девятнадцатого века, которые занимались ультрасовременной медициной. В то время во всем этом было столько смысла, что теперь практически все принимают это за правду. У вампиризма достаточно много показателей передаваемых с кровью возбудителей, но Карлинг, мне кажется, что ты совершенно здорова.

— Как такое может быть? — Она изо всех сил старалась переварить его слова. Рун взял и выдернул землю у нее из-под ног, как фокусник выдергивает скатерть из-под тарелок на столе. — Ты уверен?

— Уверен, — ответил он. — По крайней мере, я уверен в том, что чувствую. Веры обладают высокоразвитыми инстинктами и чувствами, и чем старше Вер, тем более чувствителен. Древний Вер может чувствовать запах болезни и инфекций, испорченной пищи, и многих ядов, которые другие определить не в состоянии. Лично я не ощущаю в тебе никакого запаха болезни. Твой собственный аромат имеет присущий всем вампирам характерный оттенок, но я не заметил никакого нездорового запаха.

— Если ты прав, — сказала она, глядя на него, — то все, что делала я, или кто-либо другой в последние сто тридцать лет, было основано на ложной предпосылке.

— Да, — сказал Рун.

Не болезнь. Если он прав, то не удивительно, что ее исследования заглохли. Все вакцины, которые она пыталась создать, все ее эксперименты, все усилия были потрачены впустую. Она закашлялась в сердитом смехе.

— Все это время, — прошептала она.

Карлинг жила так долго, что забыла, каким драгоценным товаром было время, до сегодняшнего момента, когда оно чуть было не закончилось. Она повернулась, чтобы пойти обратно к дому.

Грифон пошел рядом с ней.

— У меня было больше времени, чем у тебя, чтобы переварить это, — сказал Рун. — И я до сих пор не знаю, что с этим делать. Я тут подумал обо всех тех врачах, которых ты упоминала, что работала с ними. Был ли кто-нибудь из них Вером?

Нахмурившись, Карлинг покачала головой.

— Нет. На самом деле я не знаю ни одного патологоанатома Вэера, который сделал бы вампиризм предметом своего исследования. Люди и Ночные создания, вот кто по-настоящему и серьезно изучают этот вопрос. Те, кто имеет кровный интерес.

Вер кивнул. День растворился в сумерках. Косые солнечные лучи поймали золотистые отблески в его волосах.

— Есть шанс, что даже врач-Вер смог бы обнаружить это, особенно, если он или она молодые Веры, у которых недоставало опыта, или были менее развиты чувства, потому что у вампиризма действительно слишком много характеристик возбудителя, переносимого с кровью. Я должен был добраться до самого предмета исследования и тщательно все обдумать, прочитать обо всех твоих безвыходных ситуациях и тупиках, и ломал голову над их причиной, а потом начать очень тесно сотрудничать с тобой, прежде чем что-то придет в голову.

— Боже, последствия, — пробормотала она.

— Итак, что мы имеем? — спросил Рун.

— Мы не продвинулись ни на шаг, и у нас больше нет времени. — С горечью ответила Карлинг.

— Нет, — сказал Грифон, взглянув на нее с упреком. — Ты по-прежнему оказываешь сопротивление. Если бы ты уничтожила все исследования, то уничтожила бы всё, к чему пришла благодаря им, в том числе и то, что мы выяснили сейчас. Отрицательный ответ — все же ответ.

— Хорошо, — она стиснула зубы, заставив себя не думать о чувстве безысходности. — Если бы не было исследования, то по логике, мы бы до сих пор думали, что вампиризм — это болезнь.

— Так что, на шаг мы все же продвинулись. — Они подошли к ее коттеджу, и Рун придержал для нее дверь, позволив пройти первой. — Мы затронули ту тему, которой никто никогда прежде не касался. Теперь нам надо выяснить, что делать дальше.

Сев за стол, она опустила голову на руки. Бессмертный Вер, взаимодействующий с древней вампиршей — убойный коктейль. Со льдом.

Рун прислонился к столу возле нее. Ну конечно. Другой же стул слишком далеко, аж с другой стороны стола и, видимо, он не собирался его искать. Она уже ждала, когда он положит руку ей на плечо, ожидая с нетерпением его прикосновений.