Почти непроизвольно моя рука тянется через живот прямо между бедер. У меня сводит живот от вида, как он ласкает себя. Внизу пульсирует, покалывает, горит. Мне нужно прикоснуться к себе, хотя бы чтобы расслабиться. Меня поражает вспышка молнии, когда я прикасаюсь к своему клитору тремя пальцами.

Провожу, обвожу, нажимаю.

У меня сбивается дыхание, я смотрю в его глаза, стараюсь максимально раскрыться, широко расставив бедра и подтянув пятки к ягодицам, чтобы он видел. И, боже, да, это эротично и сексуально. Трогать себя и знать, что он смотрит. Делает то же самое. Очень интимный момент. Я не могу перестать смотреть, не могу остановиться. Я близка к кульминации, лавина тепла накрывает, а водоворот напряжения поглощает меня. Наблюдаю, как его кулак начинает двигаться все сильнее, у него грубые, резкие и сильные движения. Я делала бы это мягче и нежнее. Ласкала бы его с благородством и изяществом.

Одной рукой я поглаживаю себя круговыми и ускоряющими движениями между бедер, но я должна прикасаться к нему. Я убираю его руку, и на ее место кладу свою. Я глажу нас обоих, а он смотрит.

Моя рука ‒ движущееся пятно на его толщине, качающееся вверх-вниз, вверх-вниз, увеличивая темп. Он стонет, я хнычу, он подталкивает мою руку, сильнее вдалбливается в мой кулак. Я сжимаю пальцы крепче и чувствую приближение, и это не просто столкновение гор, а нескольких континентов. Я не могу дышать, не могу остановиться. Все, что я вижу, это его лицо, невероятно голубые глаза, мощную грудь, его татуировки и эрекцию в моей руке. Мои пальцы отчаянно кружат.

‒ О, черт, Изабель. Я так близко, ‒ рычит он сквозь стиснутые зубы. ‒ Я люблю наблюдать за твоей рукой на моем члене.

Член. Его член. Новое слово. Конечно, я его слышала, но никогда не произносила.

‒ Я люблю трогать твой член. Не могу дождаться, когда ты кончишь, Логан.

‒ Мне нравится, когда ты грязно говоришь. Я могу кончить даже раньше.

‒ Тебе нравится, когда я говорю подобное?

‒ Черт, да, ‒ кричит он. ‒ Это горячо. Все, что ты делаешь, горячо. Но это? Самое горячее.

Я глажу его сильно и быстро, двигая кулаком по его длине так быстро, насколько могу. Когда он начинает рычать, я вижу, как он сжимает челюсть, а член в моей руке начинает пульсировать, я замедляюсь.

‒ Черт, Изабель, я близко, пожалуйста, не останавливайся.

‒ Обещаю, я не остановлюсь, ‒ шепчу я.

Я хочу это увидеть. Почувствовать. Познать каждый момент его оргазма, испытывая умопомрачительную радость от того, что я дарю ему это. Ничего сейчас не важно, кроме оргазма Логана.

Я чувствую, как он начинается.

Я двигаюсь медленно, мягко, нежно и легко, и это сводит его с ума. Я знаю, что он хочет сильнее и быстрее, но оргазм будет интенсивным, если я сделаю все медленно и плавно. А я хочу продлить. Для себя. То, что я делаю, ‒ эгоистично. Оттягиваю это. Запоминаю.

Так хорошо.

Я так же ласкаю себя и тоже приближаюсь к разрядке, но сквозь цунами экстаза наблюдаю за ним.

Под его верхней губой, на лбу, на груди блестит пот. Он кладет для равновесия свои руки на мои бедра и в поисках большего толкается в мой кулак.

‒ О... О, черт, Изабель, ‒ его голос чувственный, гортанный.

Я притягиваю его ближе, он поднимается, ставит колени по обе стороны моего тела, и сейчас я одновременно могу и пробовать его, и прикасаться к нему. Я беру его в рот, глажу основание, мастурбирую и стону. Он задыхается. Чувствую его напряжение, как его тело напрягается.

‒ Я кончаю, Из... ‒ стонет он.

‒ Ммм… ‒ это все, что я могу сказать. Потому что корчусь от своего предстоящего оргазма. Потому что я увлекаюсь им так, что не могу подобрать слов. И потому что его член наполняет мой рот.

Он двигается, и мне это нравится.

Я пробую его.

Но я хочу видеть.

Я откидываюсь. Он стоит на коленях, держится за спинку кровати, пока я лежу. Я наблюдаю за ним, он открывает глаза и встречается со мной взглядом. Я ублажаю себя и чувствую, как оргазм взрывается во мне, словно горячий нож режет меня на части.

Я дергаюсь и корчусь, кончаю, кончаю, кончаю, стону, хнычу.

И тогда кончает Логан.

Он рычит и из него льется семя. Я наблюдаю, как оно появляется под моими пальцами, течет по моим рукам и брызгает на мою грудь. Он тоже за этим наблюдает и стонет, сильнее толкаясь в мой кулак. Я поднимаюсь, беру его в рот и сосу. Он стонет и матерится, вбиваясь в мой рот.

Тем не менее, он продолжает кончать мне на язык.

Я пробую его семя, дымчатое, густое и соленое. Оно мне нравится.

У него его много, и я хочу видеть, как долго он будет кончать.

Поэтому я выпускаю его из своего рта и глажу по всей его длине, вонзая кулак в основание, двигая со всей силы. Еще одна липкая, горячая струя спермы попадает на мою грудь.

Он так долго кончает, я поднимаю взгляд, наблюдаю, как он толкается, и понимаю, что еще не все.

Ртом хватаю его член, облизываю кожу и сперму, беру его глубоко в рот. Сосу, глажу основание, прикасаюсь к яичкам, трогаю, сосу, глотаю семя, которое попадает на мой язык, и еще больше сосу.

Я разрешаю ему вытащить его, и, когда он падает, из него вытекает последняя капля. Я смотрю ему в глаза, наклоняюсь, вытаскиваю язык и слизываю ее.

‒ Боже, Изабель, ‒ рычит он.

‒ Логан, ты невероятно вкусный.

Я все еще держу его и не хочу отпускать.

Он опускается, чтобы лечь, и я должна отпустить его. Когда мы лежим рядом, наступает дикая и напряженная минута молчания.

Он встает и, ничего не объясняя, уходит. Я слышу шум воды, и он возвращается с мочалкой. Я тянусь к ней, но он качает головой, берет мою руку в свою, аккуратно и нежно вытирает липкую, высохшую сперму с моих пальцев. Потом он убирает губку и нежными движениями протирает меня теплой тканью, уделяя особое внимание моей груди, держа каждую по очереди и убеждаясь, что они обе чистые. Он снова уходит, бросает мочалку в ванну и возвращается к кровати, скользит ко мне под одеяло.

Я по-прежнему там, где и была, лежу рядом с ним на расстоянии нескольких дюймов.

Я не знаю, что будет дальше. Я хочу большего. Я хочу его. Нас. Но я не знаю, чего хочет он и как об этом спросить. И я понятия не имею, что обычно делают люди при таких обстоятельствах.

Он смотрит на меня.

‒ Что ты там делаешь?

Я нахмурилась, озадаченная.

‒ Там это где? Я рядом с тобой.

‒ Именно. Слишком далеко.

Он рукой подхватывает меня, и я подкатываюсь к нему, мое лицо прижимается к его груди. Я лежу с левой стороны от него и слышу биение его сердца: тудум, тудум, тудум, звучит как литавра у меня под ухом. Его рука напрягается, притягивает меня еще ближе. Приподнимает и укладывает таким образом, что одна половина моего тела находится на нем, другая ‒ на кровати. Он бережно держит меня, его мускулистая рука перекинута через мои плечи, вдоль спины, его большая, широкая и грубая ладонь обхватила мою попу. Мое бедро лежит на его. Рука лежит у него на груди.

‒ Лучше, ‒ говорит он.

Я не могу дышать.

Это чересчур. Слишком правильно.

Я этого не заслуживаю. Много счастья, слишком прекрасно, слишком изумительно, очень-очень-очень слишком. Восторг заставляет меня ломать ногти, затрудняет дыхание. Я сейчас расплачусь.

Он обнимает меня.

Просто обнимает.

Я слушаю его сердцебиение и пытаюсь успокоиться, пытаюсь успокоить свое безумное сердце.

И естественно, Логан замечает мое тяжелое состояние.

‒ Изабель, милая. Ты дрожишь как лист. Что случилось?

Я качаю головой.

‒ Я не знаю.

‒ Бззззззз, ‒ говорит он, звуча как звонок. ‒ Неправительный ответ. Попробуй еще раз.

‒ Все это слишком.

‒ Что «это»?

‒ Это, ‒ я хлопаю по его груди. ‒ Мы. Ты обнимаешь меня. Я не знаю, как... это слишком хорошо. Мне это очень нравится. Я очень этого хочу.

‒ Как что-то может быть слишком хорошим?

‒ Просто может. Я не знаю.

Внезапно я начинаю нервничать. Охвачена чем-то настолько интенсивным, я не могу понять его масштаб. И, кажется, близка к слезам, и не могу их остановить, хотя плакать ‒ это последнее, чего я хочу после такого чувственного, сексуального, невероятного опыта.

Но я начинаю шмыгать носом и ненавижу себя за это.

‒ Эй, эй. ‒ Он касается моего подбородка, поднимает лицо и всматривается. ‒ Это хорошие или плохие слезы?

Я пожимаю плечами.

‒ Я не знаю. Не плохие. Все было так замечательно, а теперь это.

‒ Разреши мне обнять тебя. Все хорошо, ‒ он вздыхает. ‒ Можешь поплакать. Все в порядке. Все, что тебе нужно, все хорошо. Просто позволь мне обнять тебя.

‒ Я не знаю как.

‒ Что ты не знаешь, как «что»? ‒ Он касается своими губами моих, не в поцелуе, только напоминании о поцелуе, обещании будущего поцелуя.

‒ Позволить тебе обнимать себя. Это в новинку для меня.

Он точно знает, что я имею в виду, и ему это не нравится. Но он ничего не говорит. Только сильнее прижимает меня к себе, впивается пальцами в мои ягодицы, ласкает их, спускается ниже, сжимает и поглаживает своей рукой одну из ягодиц, как будто он не может держаться подальше от моей задницы.

А потом он протягивает руку к тумбочке возле кровати, открывает ее, достает длинный черный пульт и включает телевизор. Ищет что-то под названием Нетфликс и находит фильм. Тот, о котором мне рассказывал – «А как же Боб?»

Обнаженная, эмоциональная, обнимаемая как никогда раньше, с ощущением его вкуса на языке, его рук на спине, груди напротив моего уха, я смотрю фильм вместе с ним.

Это глупо, смешно, нелепо, банально и замечательно.

Когда фильм заканчивается, он поспешно встает с кровати.

‒ Останься здесь.

Он не объясняет, что делает, поэтому я остаюсь на месте. Он возвращается с четырьмя бутылками пива в одной руке и пакетом картофельных чипсов в другой. Он складывает подушки за нашими спинами, мы садимся рядом, тонкая простынь на наших коленях. Он протягивает мне бутылку пива, кладет между моим и его бедром пачку чипсов и включает еще один фильм.

Под названием «P.S. Я люблю тебя».

Мы пьем наше пиво и едим жирные, вредные и невероятно вкусные чипсы.