Глава 36

— Я не понимаю. Зачем тебе нужны деньги для Кейдана?

— Чтобы оплатить его текущее лечение и помощь в проживании. Он в чертовой инвалидной коляске, Кам. Он не может больше ходить.

— Я понимаю, но разве его страховка не покрывает это?

— Не тот уровень лечения и физиотерапии, которого он заслуживает. И у него нет семьи, Кам. Он совсем один.

— Серьезно?

— Он воспитывался в приемной семье. Его так называемые друзья вместе с его менеджером нигде не появлялись после его госпитализации. Они все просто бросили его. Ушли без оглядки.

— Сволочи, — говорю я, думая о том, как мне повезло с тетей Элли, иначе я могла бы оказаться в приемной семье, когда умерла моя мама.

— В этом бизнесе много людей. Они заботятся только о деньгах и статусе. Боец - это зарплата для промоутеров, и если он не зарабатывает деньги, то он для них ничего не стоит. Они выбросили Скотта, как мусор. Он был в плохом состоянии в течение долгого времени. Я провел практически все последние двенадцать месяцев, навещая его в больнице. Пытался помочь, чем мог. Я вернулся в Нью-Йорк только для того, чтобы начать подготовку к бою с Димитровым. Но потом я нашел тебя, и ... все изменилось.

— Где его лечат?

— В Аризоне. Там есть отличный реабилитационный центр. Я перевел его туда из больницы в Атлантик-Сити, как только он достаточно поправился, чтобы его можно было перевезти. Скотт ни разу не попросил у меня ни цента. Он не просил меня о помощи. Только когда я был там, навещал его, я подслушал разговор, который он вел со своим врачом по поводу вариантов лечения. Он ненавидит, что я плачу за его лечение, и настаивает, что выплатит мне все до последнего цента - упрямый ублюдок, каким он и является. Но я его туда отправил, Кам. Платить за его лечение и уход, быть его другом - это самое меньшее, что я могу сделать.

— Я не думаю, что это была твоя вина, Зевс. Вы все лезете на ринг, зная об опасности, но я понимаю, почему ты чувствуешь ответственность и хочешь помочь ему.

— Вот почему мне нужны деньги от боя с Димитровым. Это большие деньги, Кам. Они позволят мне помогать Скотту столько, сколько ему нужно. Но это также обеспечит будущее Джиджи.

Я смотрю на стену позади него, ненавидя, что он чувствует, что должен это сделать, но понимая, почему.

— Почему ты не сказал мне об этом раньше?

Он проводит рукой по лицу.

— Потому что мне было стыдно. Мне и сейчас стыдно. Скотт в таком положении из-за меня. Я знал, что что-то не так. Я должен был остановить бой.

— Нет. Для этого и существуют рефери. Не твоя обязанность останавливать бой.

— Это мой кулак ударил его достаточно сильно, чтобы его голова откинулась назад, разорвав артерию и вызвав тромб в мозгу. Из-за меня он перестал дышать и потерял приток кислорода к мозгу на большее количество минут, чем допустимо. Несколько операций, инсульт, гребаное инвалидное кресло. Кам... я сделал это с ним. Он - моя ответственность.

Я закрываю глаза от прямоты его слов.

— Я понимаю... — говорю, открывая глаза. — Но мне кажется, ты слишком строг к себе.

— Я недостаточно строг. У меня здесь есть все. У меня есть ты. У меня есть Джиджи, мои младшие братья и сестра, и даже мой отец. У Скотта нет ничего и никого, кроме меня и врачей, которые его лечат, и медсестер, которые за ним ухаживают. Вся его жизнь изменилась. Его будущее, все, чем он мог бы стать, было отнято у него одним единственным ударом.

— И теперь, чтобы помочь ему, ты собираешься драться с кем-то другим, рискуя повторить тот же путь. — Я обхватываю себя руками при этой мысли, пытаясь отогнать холод, который она приносит.

— Димитров - не тот человек, о котором тебе стоит беспокоиться. То, что случилось со Скоттом, с ним не случится. У этого парня голова сделана из камня.

— Я не о нем беспокоюсь, или о том, что он может пострадать! — восклицаю я. — Я беспокоюсь о тебе!

Зевс хмурится, воспринимая мои слова как оскорбление. Как будто я считаю его слабым. Я не считаю его слабым. Но я думаю, что Димитров непредсказуем. Я читала и слышала истории о нем.

— Он ко мне не подойдет, - выдавливает из себя Зевс.

— Он животное, которое не имеет понятия о правилах. Он должен быть в клетке. А не на боксерском ринге.

Зевс берет мое лицо в свои руки.

— Он не подойдет ко мне, — вымолвил он. — Я никогда не проигрывал бои. За все эти годы никто и близко не подошел к тому, чтобы причинить мне боль.

Я указываю на шрам на его брови.

— Парень, который это сделал, был близок, очень близок, чтобы причинить тебе боль.

— Драка в баре со стеклянной бутылкой - это совсем другое, чем два парня в перчатках на боксерском ринге.

Я вздыхаю, зная, что его решение уже принято, и ничто из того, что я скажу или сделаю, не заставит его взглянуть на вещи по-другому.

— Голубка, — он приподнимает рукой мой подбородок, — Пообещай мне, что не будешь беспокоиться об этом.

Я перевожу взгляд на него.

— Я не могу этого обещать.

— Кам...

Я вырываюсь из его объятий.

— Не проси меня не беспокоиться о тебе, хорошо? Это прилагается к моей любви к тебе. Я понимаю, почему тебе нужно это сделать, почему ты чувствуешь, что тебе нужно провести бой с этим сумасшедшим ублюдком Димитровым, но это не значит, что мне это должно нравиться. Мне просто... мне нужно время, чтобы прийти в себя, поэтому — я делаю маленький шаг назад, — Я собираюсь вернуться на работу. Все равно мой обеденный перерыв почти закончился.

Я наклоняюсь вперед и быстро целую его в щеку. Затем я пересекаю комнату и поднимаю свою сумку с пола, вешая ее на плечо.

— Голубка…

Я останавливаюсь у двери и оглядываюсь на него.

— У нас все будет хорошо? — спрашивает он тихим голосом.

Я посылаю ему нежную улыбку.

— У нас все будет хорошо, — говорю я ему.

Потому что это правда. Я беспокоюсь не о нас. Я боюсь того, что он выйдет на ринг с Димитровым.