Первое, что увидела Шван была всё ещё дымящаяся синагога. Десятки людей стояли и просто глазели на когда-то величественное здание. Стёкла были выбиты, а стены украшали нелицеприятные слова и нарисованная свастика. Катрин надеялась, что, когда всё произошло, внутри никого не было. Она вообще хотела верить, что жертв среди людей было мало. Но как же она ошибалась!
- Радуйся, любимая! - Келлер приобнял девушку за талию. – Скоро мы очистим Германию от этой заразы. Газовые камеры ждут тех, кого не повесим и не расстреляем. Или пусть убираются прочь с немецкой земли.
Девушка достала из пальто носовой платок и приложила к носу. Фон Гинсбург только издал смешок и повёл Катрин дальше на свою «экскурсию», от которой невозможно было отказаться.
Вот аптека, которую она часто проходила по пути на работу. Окна тоже выбиты, осколки повсюду, внутри всё разгромлено. Внутри на полу девушка заметила тёмное пятно и резко отвернулась. Катрин хотела надеяться, что это – не кровь. Всё, что знала девушка о владельце аптеки, так это то, что тот был одинок: ни жены, ни детей, ни родственников. Почему так было, Шван так и не узнала. И что случилось со стариком в эту ночь, квартира которого находилась над аптекой, страшно было представить. Было мало уверенности, что тот остался жив. А если жив, то вероятнее всего – арестован. И дни его в любом случае сочтены.
Возле разграбленного магазина одежды стояли несколько зевак, среди которых Катрин увидела девушку, с которой работала на станции. Эльзу Кауфман. Девушка с сожалением смотрела на разбитую витрину, но в её взгляде не было ни грамма сочувствия, а лишь печаль, что больше она не сможет покупать тут модные шмотки. Эльза тоже увидела Катрин и, улыбнувшись, помахала ей рукой.
- Катрин!
- Эльза, - выдавила из себя улыбку блондинка. Кауфман заигрывающим взглядом посмотрела на Келлера.
- Представишь меня своему кавалеру? – строя глазки промурлыкала девушка.
Шван видела самодовольную улыбку «кавалера».
- Эльза, это мой будущий муж. Гауптштурмфюрер СС Келлер фон Гинсбург.
- Ах ты, паршивца! - рассмеялась девушка, дурашливо стукнув блондинку по плечу. - У самой в женихах офицер СС, а меня даже ни с кем не познакомила! И это – лучшая подруга!
Да, чего скрывать, Катрин не так давно достаточно близко общалась с Эльзой. Та, в общем-то, была неплохой девушкой, но её мозг был полностью пропитан пропагандой. Ей было восемнадцать, и она собиралась поступать в школу невест.
(Прим. Первая школа невест Третьего рейха была основана в 1937 году на Шваненвердере — острове на территории берлинского округа Штеглиц-Целендорф, на реке Хафель. К 1940 году только в Берлине их было девять, также они были созданы в Ольденбурге, Тюбингене и других городах Германии. В них немецких девушек учили приготовлению пищи, глажению одежды, садоводству, уходу за детьми и животными. Их также обучали немецким народным песням, легендам и сказаниям, которые были призваны наполнить воспитанниц чувством национальной общности — фольксгемайншафту. Они также обязаны были взять на себя воспитание своих детей в соответствии с национал-социалистическими убеждениями, быть верными Гитлеру на протяжении всей своей жизни и вступать в брак не в церкви, а на новых церемониях, возглавляемых членами нацистской партии.)
- Это был мой любимый магазин одежды! – вздохнула Эльза. – И что теперь мне делать?
- Думаю, фрёйлин, вам теперь придётся одеваться в немецких магазинах, - ответил мужчина.
Кауфман вздохнула, закатив глаза. «Что ж поделать…»
- Ну да, хотя этот магазин был одним из лучших в нашем квартале. Рада была повидаться с тобой, Катрин. Приходи на станцию хотя бы в гости. А девочкам я передам от тебя привет и сообщу им приятную новость.
- Дура, - пробормотала блондинка, когда они отошли от Эльзы на достаточное расстояние.
- Почему же? – усмехнулся Келлер. – По-моему, очень хорошая девушка. Ну да, глуповатая немного. Но хорошая.
- Так и женись на ней, - со злостью пробормотала девушка. Мужчина до боли сжал её локоть, что Шван чуть не вскрикнула.
- Я же сказал: мне нравишься ты, Кетхен. Даже несмотря на твой скверный характер. Это меня возбуждает и мне кажется, что ты станешь отличной матерью!
По улице, по которой они шли, оказалось много еврейских магазинов. Они прошли мимо магазина мужской спортивной одежды, разбитые витрины которого тоже зияли страшными воспоминаниями о прошедшей ночи.
Подошли к ювелирному магазину, где фон Гинсбург купил Катрин кольцо. Там творился тот же ужас: разбитые стёкла, внутри всё разгромлено, прилавки перевёрнуты. Внутри магазина Катрин заметила владельца. Тот стоял с опущенными плечами, держа в руках метлу. Но, похоже, у старика уже не было сил привести в порядок своё разгромленное и разграбленное заведение. На его лице уже даже не было отчаяния. На его лице было выражение: всё кончено, Ицхак Иоффе, всё кончено…
Катрин встретилась с глазами мужчины и смутившись, отвела взгляд. Она посмотрела на Келлера и увидела его злорадство. Её «жених» посмотрел на девушку и усмехнулся.
- Он получил по заслугам, этот старый жид! Его жену я пристрелил в первый же момент. Нечего было так визжать старухе… Его сын… - Келлер посмотрел наверх, в окна второго этажа. Катрин тоже посмотрела вверх, а потом опустила вниз, увидев на бордюре багровое пятно. Она поняла, что оно значило. Шван закрыла глаза и как будто наяву представила происходящее.
…
Фон Гинсбург, Лохмер и ещё несколько других погромщиков врываются в квартиру ювелира. Первой, кто им встречается на пути – это пожилая женщина, жена Иоффе. Келлер, недолго думая, выхватывает пистолет и стреляет; женщина, подняв руки к груди, на которой расплывается кровавое пятно и широко распахнув глаза, оседает на пол. К ней из своей комнаты спешит сын. Фон Гинсбург со злорадной ухмылкой качает головой. Его под руки хватают каких-то два ублюдка. Келлер подходит и со всего размаху кулаком бьёт его в челюсть. Молодой человек сплёвывает кровь, а также – выбитый немцем зуб. В следующий момент Келлер коленом бьёт юношу в пах. Тот сгибается. Келлер смеётся. И снова бьёт наотмашь еврея. Так продолжается несколько минут. Пока молодой Иоффе не теряет сознания. Фон Гинсбург кивает на окно и парни, что его держали, вы вбрасывают его на улицу. Молодой человек ударяется головой о бордюр…
Катрин провела ладонью по лицу, прогоняя наваждение. Где в этот момент был старик? Она не знала. Как и не знала, что перед тем как перерезать горло его пятнадцатилетней дочери вся компания надругалась над бедной девочкой.
К счастью, двум старшим сыновьям Ицхака Иоффе повезло. Ещё до войны оба покинули Германию, уехав в Америку.
Ещё ранним утром все тела убитых начали убирать с улиц Берлина. Так что Катрин не увидела ни одного трупа, пока Келлер показывал ей последствия погрома, который позже назовут Хрустальной ночью.
(Прим. Официальные источники утверждают, что в результате "Хрустальной ночи" был убит девяносто один еврей. Этих данных придерживается и всемирно известное агентство Би-Би-Си. Радио «Свобода» говорит о 400 погибших, а некоторые еврейские информагентства сообщают о свыше 2000 убитых. Настоящее количество убитых, наверное, никогда не будет известно.)
- Я проголодался, - выдал мужчина и повернул на улочку, где находилось кафе, где Катрин познакомилась с Лили.
Чёрт! Лишь бы сегодня у неё тоже был выходной! Катрин не хотела в данный момент встречи с Лили. Но всё обернулось по-другому.
Катрин едва заметно отрицательно покачала головой и мило улыбнулась. Штейн, вроде, поняла и сразу перевела взгляд на фон Гинсбурга, положив перед ним меню.
- Для начала принесите мне бокал тёмного пива, что у вас есть и сто грамм шнапса. А моей спутнице чашку кофе. – Пробежавшись быстро глазами по карте меню, он сделал заказ, даже не поинтересовавшись у Шван, что та хочет.
Когда Лили поставила перед ними заказ, Катрин встала из-за стола и, выдавив из себя улыбку, сказала, что ей нужно отлучится на пару минут. Келлер ничего не сказал, лишь слегка кивнул головой.
Девушки заперлись в туалетной кабинке, и Катрин прошептала:
- Прости, я не рассказала тебе про него. Я помолвлена, - девушка показала кольцо. – Но против своей воли. Ты же знаешь, кто были мои родители? Он грозился отправить меня в концлагерь.
Лили неожиданно улыбнулась и, обняв Шван, чмокнула в губы.
- Я, конечно, обижена на тебя за то, что не доверяешь мне… Но ты могла и рассказать. Я бы поняла.
- Поняла? – Катрин не верила своим ушам.
- Я тоже думаю найти себе прикрытие. Мне двадцать пять. И я всё ещё не замужем. Это может показаться очень странным со стороны.
У Катрин промелькнула мысль о Хансе Мюллере. Для Лили это было бы прекрасное прикрытие. А ещё она вдруг вспомнила про компромат, который якобы у него был. Ей обязательно нужно попытаться с ним встретиться. Может, это был шанс? К тому же, увидев девушку, она подумала об Ангеле.
- Кстати, твоя подруга исчезла рано утром, - как будто прочитав мысли Шван, ответила девушка. – Даже записки не оставила. - Катрин вздохнула. Как бы не сильно ни было её беспокойство, она ничего не могла поделать. Только надеяться, что Шмиды благополучно покинут Берлин. – Ладно, расслабься, дорогая, - улыбнулась Лили и поцеловала Катрин уже более откровенно. – Но ты бы могла меня представить этому …
- Келлеру? – поморщилась блондинка. – Он тот ещё урод. Но пока я ничего не могу поделать. Скоро он уезжает Дахау… - услышав слова блондинки об отъезде Келлера, Лили поиграла бровями, положив руки на груди блондинки.
- Осторожно, дорогая… - прошептала Катрин. Одной рукой она обняла Штейн, а другую запустила в волосы. Девушки поцеловались.
Несмотря на всю страсть, что пробуждала в Катрин Лили, её мысли всё время крутились возле Ангелы. Лишь бы ей с сыном удалось выбраться из проклятого города!