, 31 марта (Гас) 215

Четвергgraph-definition>

, 4 апреля (Гас) 216

Пятницаgraph-definition>

, 6 апреля (Гас) 217

Субботаgraph-definition>

, 23 июня (Скаут) 218

(Гас) 222

Среда, 22 августа (Гас) 228

Четвергgraph-definition>

, 23 августа (Скаут) 230

Пятницаgraph-definition>

, 31 августа (Скаут) 232

Субботаgraph-definition>

, 20 октября (Скаут) 233

(Гас) 234

Воскресенье, 22 января (Гас)

Каждый шаг дается все тяжелее. Я не понимаю, куда иду, но знаю одно: моя цель — больше алкоголя.

В тот момент, когда я сошел с кладбищенского газона на тротуар, то почувствовал, что боль потери сменилаcь злостью. Это продолжается уже несколько дней. Боль. Злость. Боль. Злость. Боль... Злость...

Не хочу больше ничего чувствовать. Я, черт возьми, устал от этого.

Последние дни пытаюсь упиться до смерти в убогом номере мотеля в сомнительном районе. Рядом находится вино-водочный магазин, в котором продается «Джек» и сигареты. Это все, что мне нужно.

Кстати говоря, у меня практически закончились сигареты. Сейчас я докуриваю последнюю. При мысли об этом слышу в голове ее голос, который произносит: «Ты должен бросить».

Я отвечаю: «Даже, черт возьми, не начинай, Опти»

Женщина, мимо которой я только что прошел, поспешила отойти подальше. Видимо, я сказал это вслух. Тру лицо, пытаясь унять бред. Не помогает.

— Я должен поспать. — Да, я снова говорю сам собой. Нужно выпить.

На следующем повороте — бар. Выглядит мрачно и сомнительно — идеально.

Открываю дверь, и в нос ударяют запахи несвежего пива, пота и сигарет. Я дома. По крайней мере, на следующие несколько часов.

По пути к барной стойке замечаю, что около дюжины посетителей среднего возраста заинтересованно смотрят на меня. Вся атмосфера этого места кричит о том, что они постоянные клиенты. Здесь они ежедневно пропивают свои деньги на аренду и еду. Я тут некстати. Оглядываю себя и понимаю, что моя одежда тоже никак не спасает положение. Расслабив узел, снимаю галстук и засовываю его в карман, а потом стаскиваю пиджак, расстегиваю несколько пуговиц на рубашке и сажусь на стул в конце стойки.

Бармен приветствует меня кивком головы и кладет салфетку, в то время как я закатываю рукава.

Достаю сигареты и делаю заказ.

— «Джек». Двойной. — Это привычка, пачка пуста. Я так и знал. — И «Кэмел».

Он показывает на торговый автомат в углу, а потом берет высокий стакан и бутылку виски. Я сползаю со стула и покупаю две пачки сигарет. Вернувшись к своему месту, обнаруживаю, что выпивка уже ждет меня.

Так же, как и женщина возраста моей мамы. Полагаю, она была привлекательной лет двадцать назад, но тяжелая жизнь и плохая компания изрядно помяли ее лицо. От нее пахнет дешевым парфюмом и еще более дешевым сексом. Беру свой стакан и собираюсь уйти, но она начинает говорить.

Я не хочу говорить.

— И что такой привлекательный мальчик делает в подобном месте?

Почему просто не спросить, не хочу ли я траха за полтинник или минета за двадцатку, и избавить меня от всей этой болтовни? Ничего не отвечаю и сажусь через три стула от нее.

Она передвигается на один ближе.

— Я чем-нибудь могу помочь тебе, милашка? — Ее руки трясутся, она ищет средства на следующую дозу. Я бы не стал дотрагиваться до нее даже десятифутовым кием, но какая-то часть меня хочет подкинуть ей денег, потому что я понимаю ее потребность уйти от реальности.

Мне жаль ее, но искреннего сочувствия у меня к ней нет. Обычно я не такой мудак, но сегодня все по-другому. Я поднимаю голову и смотрю ей в глаза.

— Ты можешь воскресить мертвеца? Мне бы это, черт возьми, очень помогло.

Уверен, ей еще никто такого не говорил. Она явно недоуменно хлопает глазами.

Я перевожу взгляд на стакан с янтарной жидкостью, который кручу в руке и сам отвечаю на вопрос:

— Не думаю.

Поднимаю его и опустошаю в два глотка. Потом ставлю вверх дном на барную стойку, жестом прошу бармена повторить и снова смотрю на нее.

— Оставь меня. — Это требование. Судя по натянутой улыбке, ей это говорили не один раз; вероятно, слишком часто для ее пристрастий.

***

Моя компания — одиночество. Мы отлично ладим, пока сидеть прямо становится невозможным. Не знаю, сколько времени прошло, но определенно недостаточно, чтобы залечить мое горе. После десяти или двенадцати двойных виски бармен отказывается обслуживать меня. Я хочу наорать на него и закатить самую настоящую гребаную истерику, но слишком устал для этого. Перед глазами все размыто и конечности шевелятся как-то беспорядочно. Каждое движение дается с трудом. Мне нужно поспать, поэтому я разрешаю парню вызвать такси.

Оно отвозит меня обратно в мотель. Медленно, неуклюже я поднимаюсь по лестнице. Не уверен, закрыл ли я за собой дверь перед тем, как упасть на кровать и зарыться лицом в грязное покрывало. От него воняет сыростью и плесенью: отвратительная мешанина времени, грязи и бог знает чего еще. Комната начинает вращаться, затягивая меня в водоворот дурманящего облегчения. Не знаю, заснул ли я сам или тело просто отключилось, но в любом случае я рад этому.

Вторник, 24 января (Гас)

Вы когда-нибудь спали весь день? Засыпали, а проснувшись, обнаруживали, что прошли целые сутки, а вы не засвидетельствовали ни одной их минуты?

Это, черт возьми, прекрасно... целебно... болеутоляюще. У меня нет снов. Хотя, скорее всего, есть, просто я никогда их не помнил. И никогда не ценил этого дара так, как сегодня утром. Более двадцати часов небытия. Как я уже сказал... это прекрасно.

Помню, как мама Опти — Джанис, бывало несколько суток подряд пряталась в своей спальне и спала. Я всегда думал, что это так печально... столько упущенных возможностей. Теперь я ее понимаю. Последнее, чего я хочу — это встать с кровати, выйти из комнаты и встретиться с реальностью по другую сторону двери. Мне не стыдно признаться, что я прячусь. Я, черт возьми, прячусь.

Сходив в туалет, ищу пиджак и нахожу его бесцеремонно брошенным возле двери. Как же я ненавижу этот гребаный костюм. Ему меньше года, и я надевал его всего дважды — оба на похороны членов семьи Седжвик. Когда я его сниму, то сожгу.

Порывшись в карманах, достаю сигареты, зажигалку и телефон.

На секунду засомневавшись, бегло осматриваю комнату и прикуриваю.

Обычно я не пускаю дым в помещениях, но вся атмосфера деградации этого места просто умоляет об этом.

Включаю телефон. Я выключил его несколько дней назад, перед тем, как уйти из дома, потому что не хотел ни с кем разговаривать. Только узнал у мамы по поводу похорон через смс и на этом — все. Я чувствую раздражение еще до того, как вижу количество пропущенных звонков, сообщений и писем, потому что знаю, что их будет слишком много.

87 пропущенных звонков

72 смс

37 писем

— Чувак, — озлобленно, а может равнодушно или даже с отрицанием произношу я. Не могу решить, как именно, поэтому бросаю телефон на кровать и докуриваю сигарету, а потом другую... и еще одну. Пятнадцать минут вдыхания своей пагубной привычки. И ничего более... Я не могу перестать думать о ней. Ничего определенного, ничего, что бы я смог представить себе или вспомнить. Просто боль и пустота. Темнота. Света, яркого света больше нет. C каждой глубокой затяжкой я пытаюсь найти покой, чтобы рассеять эту темноту.

Но он так и не приходит.

Поэтому я снова беру в руки телефон и просматриваю пропущенные звонки: от мамы, группы: Франко, Робби и Джейми; нашего продюсера, МДИЖ (Мистера Долбаного Исполнителя Желаний, на самом деле он — Том, но ему нравится, когда я называю его МДИЖ) и тур-менеджера Гитлера (как вы понимаете, это не его настоящее имя, но оно ему подходит, такое же бесчувственное). Наше очередное турне пока отложено. B его мозгу гастроли и всемогущий доллар явно важнее того, что мы пытаемся пережить неизлечимую болезнь и смерть человеческого существа).