Но не буду затягивать эту историю. Али, как всегда, сумел все уладить. В обмен на несколько фунтов имбиря, мускатного ореха, кориандра, корицы и гвоздики (я имею в виду — по нескольку фунтов каждого вида пряностей) герцог обещал проводить нас до ворот Кале, при условии, однако, что мы пообещаем не пересекать канал и не направляться в Ингерлонд — вместо этого мы должны нанять в порту корабль до германского города Бремен и там заняться торговлей. Насколько я понял, Бремен один из крупнейших городов так называемого Ганзейского союза[15]. Это товарищество купцов, в чьем распоряжении находятся порты вдоль побережья материка от Брюгге до Московии. Они надзирают почти над всей торговлей на Западе, за исключением торговли с Ингерлондом. Разумеется, мы совершенно не намерены ехать в Бремен, Али требовался лишь предлог, чтобы все-таки переправиться в Ингерлонд. Как только наше положение прояснится, я сообщу тебе, сработала ли его хитрость.

Еще два слова относительно Али. Он оказался для нас чрезвычайно ценным спутником, хотя внешность его по-прежнему оставляет желать лучшего. Он изумительно владеет языками и сумел объясниться с жителями всех стран, через которые нам довелось проезжать. Разумеется, на это можно было рассчитывать, поскольку Али предлагал нам себя именно в качестве проводника, но, должен признаться, я получил больше, чем надеялся. Помимо прочего, он прекрасно умеет обходиться с людьми, заключать сделки, выгодно продавать товар и устраивать нашу жизнь с возможными удобствами. Как и мы все, Али облачился в меха, в длинную потертую шкуру одному лишь Шиве известно, какому существу она прежде принадлежала. Под этой шубой Али по-прежнему носит засаленную накидку, надетую через голову, сохранил он и старый свой тюрбан, и набедренную повязку. Тем не менее он держится с таким достоинством, что поневоле вызывает уважение.

Аниш тоже держится молодцом, хотя страдает от холода больше всех нас… Я слышу стук в дверь. Закончу, когда выясню, кто ко мне пришел.

Это были Аниш и Али, они принесли дурные вести. Придется отослать домой наших воинов. По-видимому, их смуглота, свидетельствующая, по нашим понятиям, о здоровье, в сочетании с диковинным для здешних мест нарядом и оружием, показалась этим людям страшной, даже бесовской. Они вызвали у англичан враждебность, вероятно, порожденную завистью. Сомерсет отказывается пропустить солдат вместе с нами. Али подозревает, что герцог опасается, как бы они не присоединились к Уорику ведь столь могучие колдуны могут оказать решающее влияние на исход войны. Что ж, двинемся дальше без них. Али утверждает, что мы сможем нанять телохранителей, когда они нам понадобятся. Теперь наша экспедиция состоит всего лишь из дюжины человек, считая буддийского монаха, не покидавшего нас с момента выхода из Града Победы, и факира, который уже не способен пробудить в нас любопытство слишком много раз мы все видели его трюки. Зато он собирает зевак в деревнях и на ярмарках и получает за выступление пищу и какую-то мелочь. Выручкой он делится с монахом.

Вот и все. Дневной свет угасает, а свеча коптит и воняет пуще прежнего.

Это послание отвезут тебе наши воины. Я готов позавидовать им, хоть им и предстоит нелегкий путь.

Остаюсь, дорогой брат, твоим преданным слугой.

Харихара».

«Дорогой брат,

итак, наконец мы в Кале — не знаю, правильнее назвать это место крепостью или фортом, — и дела наши обстоят немного лучше. Мы хотя бы живем в тепле, в более или менее чистом помещении, и компания у нас довольно веселая, хотя и грубоватая. Но сперва надо описать те двадцать миль пути, преодолев которые мы попали в Кале.

Мы плелись по щиколотку, а порой и по колено в грязи. Герцог Сомерсет отнял у нас верховых лошадей это называется «реквизировать», — оставив нам лишь обозных мулов. Вообще-то их он тоже «реквизировал», однако по просьбе Али согласился вернуть за выкуп. Нам пришлось идти пешком, но, по крайней мере, мы смогли увезти с собой драгоценности и остатки пряностей, предназначенных для торговли и оплаты дорожных расходов.

Дождь висел над унылой равниной, словно завеса серо-седого шелка. Капли дождя здесь такие мелкие, что они проникали сквозь одежду или, во всяком случае, как-то выискивали малейшие зазоры между одеждой и кожей. Ноги увязали в изжелта-белой глине, скользкой и вязкой да-да, эта глина прилипает к обуви, словно непромытый и переваренный рис, но в то же время ноги скользят по ней, и путнику грозит падение. Нам встретилось несколько речушек, которые мы перешли по узеньким дощатым мосткам по ним едва могла бы проехать деревенская повозка, — но три мелких ручья вовсе не имели мостов, и мы были вынуждены переходить вброд, таща за собой упиравшихся ослов и мулов.

Поля были вспаханы, но их еще не боронили. Стоячая вода в бороздах тускло блестела, точно узкие полосы свинца. Когда земля высохнет (если это вообще произойдет), почву вновь разрыхлят и засеют семенами, которые через восемь месяцев принесут урожай зерна, именуемого «рожью». Его перемалывают в муку и пекут хлеб, составляющий основную пищу простонародья. Мы уже отведали его — этот тяжелый, серый, клейкий, сырой хлеб вызвал у большинства из нас серьезное расстройство желудка. Знать в Кале предпочитает белый хлеб из пшеницы. Его можно с натяжкой назвать съедобным.

Лишенные листьев деревья казались мертвыми, однако сопровождавшие нас солдаты утверждали, что деревья, посаженные ровными рядами, будут плодоносить при наступлении лета, то есть теплого сезона. Плоды они называются «яблоки» — хранят на чердаках амбаров, завернув в солому. Мы их уже отведали. Кожура у них сморщенная, сухая и жесткая, белая мякоть поприятнее на вкус, но тоже суховата. После нескольких месяцев хранения они приобретают слегка коричневый оттенок, но только что созревшие плоды должны быть желтовато-зелеными. Говорят, они так вкусны, что их именуют «золотыми». Али утверждает, что в Ингерлонде яблоки лучше.

Здесь можно купить мясо говядину (к ней мы, разумеется, не притрагиваемся), свинину (от нее воздерживается Али[16]), баранину и домашнюю птицу. Крестьяне почти не едят мяса, чуть ли не весь свой скот и птицу они продают на рынке в городе, чтобы уплатить налоги и арендную плату землевладельцам, это в Ингерлонде исключительно знатные люди. Англичане только и умеют что варить мясо в горшке или жарить над открытым огнем, причем совершенно не приправляют его специями, лишь обильно посыпают солью перед тем, как начать готовить, — в результате блюдо оказывается либо совершенно безвкусным, либо омерзительным. Они пьют молоко сразу после дойки, не давая ему отстояться и не используя закваску, пьют эль, то есть крепкий кисловатый напиток из пророщенного и начавшего гнить зерна, и вино, тоже очень терпкое, оно прямо-таки сдирает кожу с языка. Воду они не употребляют совершенно, поскольку считают, что с водой распространяется инфекция. В результате англичане всегда встают из-за стола слегка или как следует опьяневшими, даже после завтрака.

Последний отрезок путешествия, длиной всего в двадцать миль, растянулся на два дня, отчасти из-за того, что дни сделались совсем короткими, но главным образом из-за непригодной дороги. Ночь мы провели в гостинице. Она достойна особого описания: по трем сторонам двора конюшни, по четвертую общая комната для гостей; на втором этаже спальни. Полное отсутствие всяческих представлений о гигиене. Все путешественники, мужчины и женщины, должны справлять большую и малую нужду по краям огромной кучи человеческого дерьма и навоза, выгребаемого из конюшни. Эта куча навалена прямо посреди двора. Мыться негде — разве что под дождем.

Эта гостиница стоит на границе между территорией, контролируемой Уориком (туда мы хотели проникнуть), и областью, подвластной Сомерсету, которую мы покидали. Небольшой отряд, посланный с нами герцогом, остановился в гостинице, сменив своих товарищей тем предстояло наутро возвратиться в Гиень. Здесь же мы встретили и воинов Уорика. Мы опасались, что между противниками завяжется ссора, но эти люди, хотя и были при оружии, по-видимому, вовсе не считали нужным проливать свою и чужую кровь. Впервые мне довелось отметить признаки здравого смысла у англичан. Их оружие составляли мечи и луки со стрелами, голову защищали шлемы, надетые поверх кольчужных капюшонов, на теле были лишь короткие кожаные куртки. У них не было щитов — эти воины говорили, что щиты годятся только для рыцарей, а им они помешали бы стрелять из лука. Я не стал скрывать от них, что меня очень заинтересовало их оружие, и они любезно показали мне, как устроен и как действует лук.