Это грозное оружие. Лук состоит из обыкновенной ветки дерева, должным образом обработанной и обструганной. В длину он превышает шесть футов, стрелы длиной в ярд снабжены тонким наконечником с шипами. У каждого солдата десять или двенадцать таких стрел. Они летят дальше, чем стрела из арбалета, и с расстояния в сотню ярдов пронзают доспехи толщиной в полдюйма. Правда, по сравнению с арбалетом у этого оружия есть один существенный недостаток: для владения им требуется огромная физическая сила. Насколько я понял, большинство уроженцев Ингерлонда по приказу своих господ начинают еще в детстве упражняться сперва с небольшими луками, а затем всю свою зрелую жизнь поддерживают этот навык. Англичанина из простонародья всегда можно узнать по чрезвычайно мускулистым, непропорционально развитым рукам и плечам; особенно натренирована у них правая рука, натягивающая тетиву со стрелой до самого уха.

Два отряда стрелков, служивших противостоящим партиям, не обнаруживали ни малейшего признака враждебности друг к другу. Они ели и пили вместе, вполне дружелюбно, пока за игрой в кости не вспыхнула свара — один игрок обвинил другого в мошенничестве. К тому времени все, конечно же, напились, и ссора переросла в потасовку, однако вместо оружия они пустили в ход кулаки, ножки столов, стулья и тому подобное. Комнату разнесли вдребезги, почти все воины утирали с лица кровь, двоих или троих унесли замертво — после чего они без видимой причины помирились и продолжали пить эль, пока не впали в тупое оцепенение. Похоже, эта драка вовсе не была сколько-нибудь из ряда вон выходящим событием.

Мы проснулись на рассвете. Небо было почти безоблачным; с востока, где подымалось солнце, дул пронизывающе холодный ветер. На какой-то миг эта картина показалась мне прекрасной: небо цвета прозрачного сапфира, а на востоке розовое, как краешек лепестка лотоса или дикой розы; вся земля, канавы и борозды, и деревья, каждая их веточка, каждый сучок, были покрыты алмазной, блестевшей и переливавшейся на солнце пылью. На миг я готов был поверить, что именно эти места описаны в стихах о драгоценном граде, которые прислал мне мой брат Джехани. Эта пыль того же происхождения, что и снег, но она тоньше и мельче и называется «иней». Она состоит из крошечных частичек влаги, которые застывают прямо в воздухе и, выпадая на землю, дома и различные предметы, покрывают их тонкой пленкой.

Несмотря на холод, ясный свет золотых качелей[17] заставил всех приободриться — и нас, и солдат с лучниками, и прочих путешественников, и слуг гостиницы. Все они бегали по двору, колотя себя руками по бокам, чтобы согреться, крича, что-то напевая. Правда, они малость притихли, когда обнаружили в углу хлева тело трехлетней девочки она отошла ночью справить нужду и замерзла, так и не сумев вернуться к делившимся с людьми теплом животным и к своим родителям, которые, опьянев, непробудно спали.

Мы позавтракали заплесневевшим хлебом и парным молоком. Лучники засовывали между кусками хлеба лепешки из перемолотой, но почти не прожаренной говядины и запивали их элем. Через час, когда солнце уже полностью поднялось над линией горизонта, мы отправились в путь. Сперва нам показалось, что идти будет легче, так как все лужи замерзли и мы больше не вязли в грязи, но вскоре мы убедились, что смерзшиеся комья земли сделались твердыми, будто камень, и нужно было очень внимательно смотреть под ноги, чтобы не вывихнуть себе лодыжку. Нам встречались большие лужи, в которых вода замерзла лишь отчасти, и частички льда плавали в ней, точно хлопья скисшего молока, но мелкие лужи замерзли целиком и их поверхность оказалась более скользкой, чем ступени полированного мрамора, даже если на них прольется дождь.

И все же мы продвигались вперед и вскоре увидели перед собой стены Кале. Длинная извилистая линия укреплений, с круглыми башенками на более или менее равных расстояниях друг от друга. Стены, сложенные из белого камня, сверкали, отражая солнце, которое в тот момент стояло у нас за спиной, однако значительная часть этих сооружений, особенно верхняя, была покрыта черной сажей. Над городом поднималось облако густого черного дыма. Зимой здесь жгут уголь — черный минерал, в изобилии встречающийся в этой области. Он горит ярко и дает много тепла, но при этом является также источником неприятного черного дыма с тяжелым запахом, опасного для здоровья и даже жизни. Мне стало известно, что каждую зиму много людей задыхаются из-за того, что ложатся спать слишком близко от очага, или оттого, что в трубах их каминов недостаточно хороша вытяжка. Они засыпают, впадают в беспамятство и умирают.

Разумеется, нас остановили у ворот города и подробно расспросили. Эти ворота крепятся не на петлях, а подвешиваются на канатах из пеньки и поднимаются либо опускаются с помощью рычагов, вмонтированных в стену на значительной высоте. Они представляют собой решетку из крепкой древесины, обитой гвоздями. Сквозь квадратные отверстия в решетке защитники крепости могут разглядеть врагов и направить в них свои стрелы. Я приказал одному из своих спутников зарисовать это устройство, поскольку счел его полезным и для нас.

Капитан, охранявший ворота, легко мог убедиться, что мы не принадлежим ни к народу франков, ни к англичанам приверженцам Сомерсета, и, предъявив ему кое-что из своих товаров и рекомендательные письма, выданные феодалами, через чьи земли мы проходили, прежде чем попасть во Францию, мы довольно легко убедили этого офицера, что в самом деле являемся теми, за кого себя выдаем, а именно — восточными купцами.

Цвет нашей кожи говорил сам за себя: капитан, носивший рыцарское звание, припомнил, что его отец, сражавшийся с маврами и турками на восточном побережье Средиземного моря, рассказывал, будто в тех местах кожа у людей такая же темная, как у нас.

Последовала напряженная дискуссия на языке варваров. Али позднее растолковал, что стражники заспорили, не принадлежим ли мы к числу мусульман, то есть в их глазах язычников и безбожников. Али поспешил уверить англичан, что мы вовсе не мусульмане, а обитатели земель, лежащих дальше к востоку, и что помимо товаров и денег мы надеемся увезти с собой в родные края истинную веру в Спасителя Христа, к тому же наш край вот уже семь веков находится в состоянии непрерывной войны с мусульманами.

В результате примерно через час (а тем временем сумрак сгущался, в этих местах ночь подкрадывается понемногу, а не наступает мгновенно, как у нас) нам разрешили войти в город и поискать себе ночлег, с тем чтобы поутру мы предстали перед графом Уориком, а если граф не удостоит самолично нас принять, то это сделает какой-либо уполномоченный им офицер, который и снабдит нас пропуском. Наконец-то мы попали в Кале.

Главная беда Кале в том, что этот город слишком мал и не вмещает бурлящей в нем жизнедеятельности, которая так ли, иначе ли непременно связана с шерстью. Английская экономика целиком зависит от шерсти, и согласно королевскому закону экспорт шерсти производится только через Кале. Разумеется, ярмарка шерсти привлекает и купцов, торгующих иным товаром, и различного рода ремесленников, так что в пределах малого полумесяца всю эту территорию можно было бы обойти за четверть часа, если б улицы не были запружены народом, — теснятся склады, банки и гостиницы, вмещающие всевозможный люд плотников, корабельных мастеров, изготовителей парусов и канатов, кузнецов и еще множество ремесленников, чье искусство потребно для строительства и ремонта кораблей.

Улицы здесь узкие и темные, вторые и третьи этажи зданий нависают над проходом, почти смыкаясь наверху, и люди, живущие на противоположных сторонах улицы, вполне могут пожать руку друг другу. А как тут грязно! Ты и представить себе не можешь, как тут грязно! Каждая улица превращена в помойку, в иной переулок и не проберешься, поскольку путь преграждает куча мусора высотой в человеческий рост тут и объедки, и обломки мебели, и кирпичи разрушенного уже дома, и повсюду — дерьмо.