— Скоро праздник совершеннолетия, — прямо ответила она. Керайнот покраснел и направился к месту взлета.

Болото незаметно переходило в равнину, богатую покрытыми нежно-зеленой травой пастбищами. Луга лежали среди каменистых холмов, даже страшные набеги едящих мясо не могли заставить жвачных покинуть эти луга. Но мирной и удобной эта равнина казалась лишь сверху, с воздуха. Приземлившись, Керайнот понял это сразу.

Идти в высокой траве оказалось очень трудно. Плоские жесткие стебли, на локоть поднимавшиеся над головой, неохотно расступались перед грамотными и сразу же распрямлялись, норовя ударить идущего сзади по лицу. Края стеблей были очень острыми, да вдобавок еще их усеивали сотни крошечных шипов, отчего стебли становились похожими на длинные пилы. Керайнот вскрикивал вполголоса и ругался сквозь зубы, когда «стебелек» щелкал по руке или по щеке, оставляя кровоточащие ссадины. Под жарким солнцем пораненное место распухало и болезненно зудело. Кроме того досаждали крупные черные мухи, норовящие вцепиться в ранку. Керайнот успел четырежды четыре раза проклясть упрямого Киролиетола, заставившего его принять участие в экспедиции. Сами сокольничие были подготовлены куда лучше— кожаные костюмы и перчатки защищали от ударов стеблей.

Жара, мухи... Да еще приходится волочить тяжелую неуклюжую пику, которую после приземления вручил главный сокольничий. И отказаться нельзя— при охоте на черного, приходящего ночью,только она может защитить грамотного.

Задумавшийся Керайнот ткнулся носом в широкую спину идущего впереди сокольничего. Остановка?

В зарослях трав была пробита широкая брешь. Кто-то нечувствительный к ударам зеленых пил имел обыкновение прогуливаться здесь. Сухая твердая земля была вытоптана, на ней отчетливо выделялись круглые следы. Сокольничие с любопытством рассматривали их, но потом кто-то заметил несколько сломанных стеблей, еще мокрых от вытекавшего сока, и всем стало не по себе.

— Он прошел здесь совсем недавно, — осипшим голосом сказал Киролиетол.

— След еще не покрылся пылью, — добавил один из сокольничих.

— И крупный.

— Я такого никогда не видел.

Керайнот протолкался вперед, посмотрел и только подбородок почесал. Что тут говорить-то? Отпечатки едва не локоть в диаметре завершались четырьмя глубокими бороздами. Даже кинжалом вряд ли можно вспороть твердую землю на такуюглубину... Керайнот впервые воочию представил, что же за зверь кархарурс, до сих пор знакомый лишь по книгам небесных грамотеев. Но на картинках он был совсем не страшным, а здесь... Едящий мясо похоже не считал нужным прятаться от кого-либо. Он был хозяином здешних мест и вел себя по-хозяйски.

— Ну, как? Страшно? — подмигнул ему Киролиетол.

Керайнот высокомерно поджал губы.

— С чего ты взял?

— По-моему, ты побледнел.

— Это вам показалось, четырежды почтенный.

Искры замелькали в глазах главного сокольничего.

— Это хорошо. Значит мне не придется выделять грамотных, чтобы охранять познавателя, как обычно бывало. — В голосе Киролиетола прорезалось ехидство. — Может ты займешь место в цепи охотников?

— Почему бы и нет? — буркнул Керайнот, с трудом сдерживаясь.

— И даже подскажешь, где нам искать дикую тварь?

Это окончательно взбесило Керайнота и он, потеряв осторожность, выпалил прямо в выпуклые бледно-голубые глаза главного сокольничего:

— Повадки кархарурса мне превосходно известны, но ты, видимо,полагаешь себя знатоком охоты, а потому я не буду вмешиваться в твои распоряжения. Поступай как знаешь.

Сокольничие шарахнулись от него, словно листья, сдутые порывом ветра, и начали тревожно озираться, точно едящий мясо уже готов был выскочить из зарослей травы. У Киролиетола затряслись губы.

— Ты напрасно играешь с огнем. Книги, вечные, четырежды премудрые, учат нас осторожности, и рискованно пренебрегать их советами. — Потом он оглянулся на мечущихся сокольничих и заорал: — Живо по местам!

Сокольничие рассыпались цепью вдоль тропы. План облавы был хорошо известен, подобные охоты проводились не раз, ждать чего-либо необычного не приходилось. Во всяком случае, напарник Керайнота стоял, опершись на пику, и сонно помаргивал, прислушиваясь к доносящимся из зарослей крикам. Необязательно же натолкнуться на едящего мясо, пусть он и прошел здесь недавно... Керайнот, сначала настороженный, постепенно тоже поддался струящемуся потоку благодушия и, кажется, задремал стоя. По крайней мере, когда он снова огляделся, то обнаружил, что остался один.

Керайнот прислушался. Шум облавы стих, только надсадно гудели мухи, надоедливо кружа у самого лица. Он встревожился и хотел было позвать грамотных, но вспомнил собственные опрометчивые слова и промолчал. Не зови ветер, прилетит шторм. Кроме того, это походило бы на обычную трусость. Может, напарник просто отошел на несколько шагов, смотрит сейчас на потеющего от страха Керайнота и давится хохотом.

Беззвучно качнулись высокие стебли. Керайнот насторожился и на всякий случай упер древок пики в землю, чтобы встретить бросок едящего мясо как полагается. Впервые он пожалел, что небесные грамотеи, щедро делясь опытом, ни словом не обмолвились о своем оружии. В книгах встречалось множество упоминаний, но как именно действовали смертоносные машины... Это же были не научные книги! Странные книги, непривычные. В рощах таких не было.

Снова шорох... Хоть и жарко, но невольно холодок ползет по спине. Тунгарот прав, оружие у них есть... Придется браться самому, даже безобидные знания можно повернуть неожиданной стороной. Учитывая предстоящую борьбу, хочется иметь за спиной что-то большее, чем просто прочитанные книги. Трава опять шевельнулась. Керайнот почувствовал как повлажнели ладони, сжимавшие древко пики. Послышалось тяжелое сопение... Или только послышалось?

За спиной раздался тяжелый топот и треск травы. Керайнот отпрянул в сторону, и тут же мимо его головы с жужжанием пролетел мерцающий диск, врубившийся в заросли на другой стороне тропы. Керайнот различил мелькнувшую на фоне зелени коричневую куртку. Неподалеку захрустела трава, прозвучал подобный грохоту каменной лавины рев. Потеряв голову, Керайнот метнулся назад и замер, парализованный ужасом.

Прямо на него из зарослей травы вышел кархарурс. Длинная заостренная голова, напоминавшая рыбью, странно отливала зеленью. Передние лапы зверя были гораздо длиннее задних, отчего казалось, что едящий мясо поднялся на дыбы. Густая черная шерсть покрывала плечи и лапы твари. Увидев грамотного, кархарурс зарычал, шерсть поднялась дыбом. В открытой пасти мелькнули длинные конусообразные клыки, снова прогремел исполненный ярости рев. Только сейчас Керайнот увидел, что лоб дикой твари рассечен бумерангом, по голой коже стекает густая кровь.

Керайнот, зажмурившись, неловко выставил пику и зачем-то присел на корточки. Тяжело сопя, черный, приходящий ночью, прыгнул. Костяное лезвие глубоко вонзилось ему в плечо, толстое древко изогнулось дугой, потом с сухим треском лопнуло. Керайнот кувырком покатился по земле. Затем из травы, размахивая пикой, вылетел сокольничий, и Керайнот позволил себе роскошь потерять сознание.

Не нравилось Керайноту играть в таинственность, но приходилось. Практически все в жизни Рощи было окутано флером тайны, загадки. Недоговоренности, намеки, подтексты... Мистерия — именно это слово как нельзя лучше определяло все торжества. Сегодняшнее тоже.

Вечер. Солнце скрылось, только дрожащий зеленовато-серебристый лунный ветер освещает дорогу. От густого, прямо-таки липкого запаха кружилась голова и плыло перед глазами. Ярко-голубые свечки, толстые и прямые внизу, кверху расходились тремя причудливо изогнутыми языками, подобными пламени факела. От них исходило прозрачное свечение, и казалось, будто Дерево Жизни вспыхнуло от корней до вершины странным голубым огнем, источающим пряный, будоражащий аромат. Непонятный, возбуждающий желание...

Керайнот тяжело вздохнул, чувствуя, что начинает неприятно дергаться щека. Пока дела шли далеко не так, как представлялось ему после возвращения от небесных грамотеев. Какие грандиозные планы он строил! Какие великие прожекты! Все рассыпалось прахом, разлетелось, как туман при порыве жаркого ветра из песков. Грамотные с упорством трусов цеплялись за милые сердцу предрассудки. Жалкие слепцы! Они не хотели видеть светлой дороги, которую открывал Керайнот.