Артем молчал, и все эти разговоры его не касались, и неинтересно ему было, чья жена норку захотела, а чья — сериалы с утра до ночи глядит. Он и не слушал мужиков. Он смотрел на форменные ботинки и сосредоточенно прикидывал, стоит ли в этом году заказывать еще одну пару или эти до осени еще доживут?

Доживут, наверное, решил он, изо всех сил придумывая, чем бы еще загрузить голову. Пока придумывал, вылезло ненужное, бессмысленное.

Может, будь у него кто-то, кому нужно покупать шубу и полушутя-полусерьезно читать нотации о тлетворном влиянии сериалов, ни о каком роботе и мыслей бы не осталось?! Может, тогда бы он снова научился чувствовать хоть что-то, кроме раздражения на чиновников или умиления при взгляде на Нику?!

Хотя… Зачем ему?

Тебе что, плохо живется? Ты — свободный, сильный, все про себя знающий мужик. И что? Не хватает геморроя? Приключений захотелось на свою задницу? Новых острых ощущений в виде скандалов на кухне, утирания сопливых носов, походов по магазинам в поисках сумочки, чтоб непременно подходила к тем розовым туфелькам.

Насчет носов он загнул. К носам как раз-таки он бы привык и даже, пожалуй, порадовался бы. Хотя понятия не имел, как с ними обращаться, и даже девицы не пугали его так сильно, как дети. Но последние казались все же… мм… привлекательней.

Сделаться, что ли, отцом-одиночкой? Еремеич вон ничего, справился же.

Машину в очередной раз занесло, и Артем поглядел из-за плеча дяди Жоры в окно. Впереди, неподалеку от моста, перекинутого над ущельем, поднимался дым.

— Приехали, что ль? — заерзал рядом Басманов. Лысый молча нацепил каску. Ника посмотрела на него косо, повела ушами и уперлась внимательным взглядом в Артема, ожидая приказа. Тот прищурился и таращился вперед.

— Большая деревня-то? — любопытствовал Лешка. — Что-то домов не видать совсем.

— Это станция Жуковка, — быстро определил Артем. — Там не завал, вашу мать, там полная…

Он матюгнулся и тоже напялил каску.

— Берег осел, видать, пути засыпало на хрен. Видите, поезд стоит?

— Да видим, не один ты с глазами!

— Ну, все, песня с припевом, елки-палки! Поезд не просто так стоит, там вагоны с рельсов посбрасывало! Техника пришла, не видите?

— Не видно.

— Да вон, бульдозер вроде есть один.

— Жора, в хвост тебя и в гриву! Заснул, что ли?!

— Не орите! Думаю я! Мы ж туда к обеду явимся! Это какие круги выписывать, коли по мосту!

— Езжай понизу!

— Там дороги нет!

Газель еле плелась, Артем, подобравшись к водительскому сиденью, рявкнул:

— Сворачивай вниз, быстро! Ну, выполняй!

— Встанем же, мужики, — плаксиво завел дядя Жора.

— Там меньше километра осталось, ногами дойдем, не сахарные. Газуй ты, старый хрыч!

Дядя Жора проглотил хрыча, выжал газ в пол и, отчаянно виляя между глыбами и ямами, поехал вперед. За поворотом к деревне обнаружилась мелкая галька, по которой ехать одно удовольствие, и уже через минуту газель остановилась в нескольких метрах от обвала.

Дыма было немного, это только издалека казалось, что настоящий пожар.

С одной стороны покореженные груды железа ласково трогало море — будто извинялось за недавнюю ярость, с которой набрасывалось на берег, пожирая насыпь. Скала напротив все еще роняла камни, не в силах остановить тяжелое горное дыхание.

— Быстро, Ника! — скомандовал Артем, машинально проверяя, все ли на месте и уже на ходу натягивая перчатки.

— Марья Семеновна, Марья Семеновна, вам что, плохо?

— Ну-ка, отодвиньтесь, — попросила Ладка, войдя в купе и сразу заметив неестественную бледность старушки попутчицы. — Что случилось? — не поворачиваясь, спросила она у соседки.

— А ничего. Сидела, смеялась, а потом — бряк! Одной рукой нащупывая пульс, другой Ладка полезла в свою сумку.

Так, анальгин, аспирин, тонометр. Хорошо, что тонометр есть. Как это она догадалась взять? Надо же!

— Да все нормально, — бормотнула Марья Семеновна, с трудом разлепив морщинистые веки. — Ты не переживай так, доченька.

Ну, конечно, нормально. Испарина на висках, под глазами синева мгновенно обозначилась, щеки бледные, скулы заострились.

Щас она дуба даст, пока ты тут радуешься, что приборчики да лекарства прихватила.

Действуй давай! Ну же!

— Станция скоро? — спросила она, заворачивая бабулькин рукав, чтобы померить давление.

— Да, кажется, — испуганно ответил сосед.

Слишком неожиданным было превращение в немощную старушенцию румяной, улыбчивой, проворной Марьи Семеновны, которая вчера отплясывала на перроне, сегодня с утра снова уселась за карты, и хлопала в ладоши от восторга, когда опять выиграла, а проигравшая кукарекала в коридоре дурным голосом.

— Попросите у проводника аптечку, — велела Ладка супругам. — И кипятка принесите. — А потом улыбнулась Марье Семеновне: — Сейчас мы с вами чайку горячего выпьем. И все будет хорошо.

— Конечно, милая. Конечно, хорошо. У меня так не впервой, все-таки семьдесят лет — не кот начхал!

— Семьдесят?! — Ладка удивленно похлопала ресницами. — Ну и ну, я бы вам больше пятидесяти пяти не дала.

Сейчас Марья Семеновна выглядела на все сто, но знать об этом ей совершенно не полагалось.

Ладка покосилась на тонометр, хотела спросить что-то, но передумала. Девяносто на шестьдесят — плохо.

Чертова дура! Скучно тебе было, да? Повеселиться решила, да? Ну вот, повеселилась! Где глаза-то твои раньше были? Никого покрепче для своих развлечений кретинских не могла найти?

Так, хватит! Муки совести оставим на потом.

— Через пять минут будет Жуковка, — доложили за спиной и, понизив голос, добавили: — Аптечки у проводника нет.

На столе появилась кружка с кипятком, и Ладка принялась заваривать чай, щедро добавив сахару.

Это ерунда, конечно. Сейчас бы капельницу с глюкозой.

— Я сейчас, Марья Семеновна, — Ладка выскочила в коридор и из-за двери поманила соседей: — Помогите мне вещи ее собрать. На любой станции должен быть какой-нибудь медпункт.

Подоспел проводник — тот самый, чья фуражка болталась без надобности у нее в рюкзаке.

— Что случилось-то? То концерты вон какие закатывали, то болеть вздумали. У вас, что ли, давление?

Он с сомнением оглядел Ладку. Та кивнула в сторону купе.

— У бабули. Нельзя ей дальше ехать. В этой вашей Жуковке больница-то есть нормальная?

— А я почем знаю? — чертыхнувшись, спросил мужик. — Пойду бригадиру сообщу, пусть скорую вызывает к перрону! И что за напасть такая с утра пораньше, и уж приехали почти, до Адлера пара часов осталось! Вот непруха!..А ты внучка ее? — прищурился мужик. Она помотала головой. — Ладно, пойду по связи передам. Может, среди пассажиров врач есть…

— Я — врач, — пробормотала Ладка, — вернее, медсестра.

— Медсестра? А чего молчишь?

— Слушайте, вы скорую-то вызвать успеете? Больная сама не дойдет, а на себе ее я не доволоку, понимаете?

Он кивнул. Это точно, куда ей волочь, сама меньше воробушка. Медсестра! Сама же старушенцию на подвиги подбивала. Доплясалась!

Все это отчетливо проступило на его небритой физиономии.

— Ну, идите уже! — Ладка подтолкнула проводника, а сама вернулась в купе — поить Марью Семеновну чаем.

Придерживая старушечью спину, Лада взглядом показала соседке на чемодан на верхней полке. Женщина закивала торопливо и пихнула супруга в бок, а сама начала собирать в пакет бабкины пирожки, складной стаканчик, наивный гребешок для волос.

— Что это вы? — слабо удивилась Марья Семеновна. — Зачем это?

— А станция скоро, — спокойно пояснила Ладка. — Мы с вами туда и отправимся. А вечерком уж тронемся в Адлер. Вы же туда едете?

— Туда, — Марья Семеновна улыбнулась и как-то сразу обмякла в Ладкиных руках. — Внучка у меня там, все звала, приезжай, бабуля, отдохнешь на солнышке. В прошлом-то годе смерч этот проклятый был, я и побоялась, а сейчас вот…