Так и было. Даже Калия отлично помнила ржаво-красные скафандры, в которых ее команда вступила в гонку. Цвет Миколя всегда резко контрастировал с голубыми скафандрами команды Биржи и тускло-золотыми – мицлапланцев.

– Очевидно, это подтверждает, что по меньшей мере одна из наших теорий была не просто теорией, – несколько самодовольно произнес капитан.

Калия пожала плечами.

– Подумаешь! Мы идем туда или нет?

– Насколько я понял, дело в том, что этот символ может оказаться единственным, что удерживает князей, – терпеливо пояснил Джозеф. – Мы можем освободить их, просто пройдя через него.

– Вряд ли их так просто освободить, – успокоил его Маккрей. – Но, как мне кажется, они почему-то не могут пройти сквозь эту печать. Ее одной должно быть достаточно, чтобы отпугнуть не пойманных или освободившихся демонов, если они тут появятся. Вопрос в том, хотим ли мы быть теми, кто сломает ее.

– Мы можем обшаривать все здания в округе, пока не свалимся, если боимся взглянуть на главное, – фыркнула Калия.

Джимми вздохнул.

– Ты права.

Он шагнул вперед и толкнул печать. Она оказалось твердой, как камень. Он отошел, дав попробовать другим – с тем же результатом.

– Похоже, – сказал Джимми Маккрей, – Кинтара не единственные, кого она держит на расстоянии.

Ган Ро Чин немного подумал.

– Все ли мы согласны, что хотим войти? Да? Тогда, если вон та девушка на этот раз доверится старому, мелющему чушь капитану убогого грузовика, подойдет и приложит руку к красной части символа… да-да, вот так. А ты, Маккрей – к голубой. Теперь я к золотой, и!..

Разноцветные части печати отделились друг от друга и расплылись во тьме.

– Их древние враги были неглупы, а князья лгали, – удовлетворенно заметил капитан. – Никто из нас не может их освободить в одиночку. Требуется единогласное решение всех официальных хранителей.

Джимми Маккрей шагнул в темноту. Она расступилась перед ним, открывая проход, и за ним быстро последовали остальные. Узкий, темный, вызывающий клаустрофобию проход казался бесконечным; затем он неожиданно окончился огромным залом. Как только они вошли, в зале зажегся свет. Они вздрогнули. Где-то вдали загудели вентиляторы.

Зрелище было поразительное. Пол, выложенный пятиугольными плитками уже знакомого им материала, простирался примерно на тридцать метров вперед и столько же в обе стороны. В центре, возвышаясь над полом на добрых пять метров, располагался громадный обсидианово-черный постамент. На его верху, прямо под острием пирамиды, была установлена мраморная статуя, до ужаса похожая на живую. Мраморная мантия вплоть до кистей рук и стоп окутывала искусно высеченное тело, похожее на терранское, сидящее в позе лотоса. Голова статуи напоминала козлиную – с мощными рогами, рылом и бородой, – однако на ее лице застыло неумолимое выражение, а в глазах светился разум.

По обоим бокам гигантского идола стояли жаровни из материала, похожего на медь. С обоих сторон в глыбе были вырезаны ступени, ведущие к статуе, а прямо перед ней стоял очень низкий, плоский стол из такого же мрамора. Вид был ужасающим и захватывающим одновременно.

– Кто это? – спросила Модра, открыв рот.

– Верховный идол, – ответил Джимми Маккрей. В горле у него пересохло. – Изображение сатаны, чья истинная красота скрыта под головой козла, одного из его символов.

– Сатаны? – переспросила озадаченная Криша.

– Сатана – это падший ангел. Основатель и владыка Ада. Император демонов. А значит, четверо заточенных здесь князей – это Люцифер, Левиафан, Сатанакия и Астарот. Интересно, где остальные шестьдесят шесть?

– Шестьдесят шесть?

Он кивнул.

– Под началом Сатаны Мекратрига, чье изображение вы видите, восстало семьдесят князей. Эти четверо были настолько опасными, настолько вероломными и настолько могущественными, что даже их хозяин не доверял им. Они и их легионы, по пятьдесят миллионов в каждом, будут освобождены лишь в час последней битвы, чтобы умертвить третью часть людей.

– Вселенная велика, – сухо заметил Ган Ро Чин. – Полагаю, даже семидесяти трудновато будет справиться.

Модра коснулась плеча напарника.

– Джимми, погляди на стены, быстро! – прошептала она сквозь сжатые зубы.

Он оглянулся на левую стену. Теперь там стоял огромный демон, одетый в царственную пурпурную мантию, самый большой из всех, которых они видели. У него были длинные, острые рога, глаза горели алым огнем. Джимми повернулся направо – там стоял еще один, такого же размера, но чем-то отличавшийся от первого, хотя Джимми было бы непросто сказать, чем именно. Обернувшись назад, туда, откуда они только что вышли, он увидел у двери еще одного. И наконец за спиной гигантского идола, у четвертой стены пирамиды, возник и последний.

Изображения были настолько реальны, что они на мгновение замерли, пока не осознали, что демоны не двигаются. Только тогда Джимми понял.

– Они внутри стен, – наконец вымолвил он, неожиданно слабым и писклявым голосом. – Их запечатали в стене!

– Добро пожаловать! – загрохотал в их сознании невероятно могучий голос.

– Добро пожаловать! – сказал другой голос, и еще один, и еще.

– Кто-то что-то сказал? – переспросила озадаченная Молли.

– Вам не по себе, – сочувственно сказал первый голос.

– Здесь вам нечего бояться, – заявил второй демон.

– Вы уже испытали силу, что внутри вас, но еще не знаете всего, на что вы способны, – сказал третий.

– Мы покажем вам, на что вы способны, – сказал четвертый.

– Вы замерзли, – заметил первый. – Посмотрите на жаровни и пожелайте тепла. Вам надо лишь сконцентрироваться.

Они замешкались, затем Калия посмотрела на жаровню слева от идола и глубоко сосредоточилась, рисуя в воображении жаркий огонь.

Все почувствовали, как откуда-то снизу хлынула энергия, и вдруг в чаше жаровни загорелся огонь. Обрадовавшись, она попробовала и другую, уже увереннее – результат был тот же. Вторая жаровня тоже запылала.

Модра нахмурилась.

– И что, это они сделали, или она?

– Она, конечно, – заверил Джимми Маккрей. – Я стоял рядом с ней и ощутил канал.

– Теперь вам будет тепло, – сказал первый демон; действительно, они уже ощущали небольшое увеличение температуры, хотя пламя в жаровне поднималось вверх.

– Вы хотите пить, – заметил второй. – Используйте плитки. Воссоздайте в своем сознании символ. Когда увидите его, вызывайте желаемое из памяти или из воображения.

Джозеф нахмурился.

– Используйте плитки? Воссоздайте… А, понял – пентаграмма! – произнес он вслух.

Он отошел в сторону от остальных, сосредоточился на одной из плиток пола и представил себе пятиконечную звезду. Это оказалось несложно, но когда звезда на самом деле начала проявляться внутри плитки, он отшатнулся. Он был настолько поражен, что она чуть было снова не исчезла. Вернув ее на место, он представил себе то, о чем мечтал уже много, много дней. Область внутри пентаграммы задрожала, затем потемнела, и в ней начало медленно формироваться нечто – нечто видимое всем остальным. Оно сгустилось и стало золотым кувшином. Какое-то время Джозеф боялся прервать сосредоточение, чтобы кувшин не исчез, как исчезала звезда, но потом сообразил, что не может смотреть на него вечно, и расслабился. Звезда растаяла, но кувшин остался.

Изумленный, он не без подозрения наклонился и протянул руку, чтобы осторожно коснуться кувшина, как будто это был горящий уголь или готовое укусить дикое животное.

Кувшин оказался тяжелым, как и должен был, и очень холодным. Он взял его и чуть не уронил. Кувшин был наполнен какой-то жидкостью. Он понюхал ее, улыбнулся, затем взял кувшин обеими руками и начал жадно пить. Все смотрели на него широко открытыми глазами.

Наконец, он оторвался, опустил кувшин и рыгнул. Эхо отразилось от всех стен пирамиды, но он даже не извинился.

– Вино! – объяснил он. – И отличное – я пил такое в винограднике распорядителя моего Лорда! Даже лучше!