Маршрут был кружным: из Петербурга в Москву, а затем во Владимир, Нижний Новгород, Симбирск, Пензу и Тамбов, где царь намерен был съехаться с Александрой Федоровной, и далее уже вместе двигаться к Чугуеву. Всем губернаторам было приказано исправлять и чинить гати, мосты и дороги, заготовлять в необходимом количестве лошадей. Государь также повелеть соизволил, «чтобы нигде к принятию Его Величества со стороны дворянства, градских и земских полиций и других начальствующих лиц никаких встреч не приготовлялось».
Взяв с собой адъютанта, графа В. Ф. Адлерберга, А. X. Бенкендорфа, лейб-медика Н. Ф. Арендта, состоявшего в этой должности уже 7 лет, и еще 10 человек свитских, чиновников и слуг, Николай отправился в путь. Путешествие, начавшееся по графику, благополучно продолжалось до самой Пензы, куда кортеж прибыл 24 августа. Посетив кафедральный собор, отужинав и переночевав в доме губернатора, Николай принял городское пензенское общество, сделал смотр гарнизонному батальону, посетил тюрьму, дом инвалидов, гимназию и училище садоводства. Отобедав с губернатором и местным предводителем дворянства, он в 5 часов пополудни 25 августа отбыл в Тамбов, посадив в свою коляску Бенкендорфа. И на этот раз Николай мчался как на пожар, останавливаясь только для того, чтобы перепрячь лошадей на станциях. Экипаж проскакал к полуночи более 100 верст, и мчавшаяся впереди всех коляска Николая во время спуска с не очень крутой горы вдруг пошла вбок и перевернулась. Император в это время дремал и, когда оказался на земле, от удара потерял сознание. К тому же у него оказалась сломанной левая ключица. Бенкендорф отделался довольно легким ушибом, ямщик разбился довольно сильно, а сидевший на козлах рядом с ним камердинер едва дышал. Стоявший на запятках форейтор совсем не пострадал, и когда Николай пришел в себя, то велел скакать в ближайший город Чембар за помощью. Только форейтор ускакал, как вдруг возле Бенкендорфа и Николая появился проходивший мимо отставной унтер-офицер Байгузов, отпущенный под «чистую» и пробивавшийся к своей деревне, до которой ему оставался всего один переход. Пораженный необычной встречей с царем в ночной глуши, а еще более тем, что царь лежит у его ног, Байгузов опустился на колени, снял с пояса манерку и дал Николаю напиться. А потом сел рядом, положил голову царя себе на колени, и они стали ждать помощи.
Бенкендорф в это время пытался привести в чувство впавшего в беспамятство камердинера, а ямщик лежал на земле и стонал, делая вид, что умирает. Арендта, свитских и слуг не было – они ездили не столь стремительно, как Николай, и обычно отставали на одну-две станции. Вскоре прибыли из Чембара уездный предводитель дворянства Я. А. Подладчиков, исправник, городничий и уездный доктор Цвернер.
Николай боялся, что врач, узнав его, с перепугу сделает что-нибудь не то, и приказал Бенкендорфу закрыть ему лицо платком.
Однако не тут-то было. Цвернер узнал государя и совершенно спокойно спросил: «Что с вами, Ваше Величество?» А потом так же спокойно сделал перевязку, которую подъехавший вскоре лейб-медик Арендт признал безукоризненной. Николая усадили в коляску предводителя дворянства, но из-за толчков царь тут же сошел на дорогу и 6 оставшихся до Чембара верст шел пешком.
В городе ему отвели помещение в доме уездного училища, заранее приготовленном для царского ночлега, предусмотренного маршрутным листом. К пензенскому губернатору Панчулидзеву было послано распоряжение о присылке в Чембар мебели, полного комплекта кухонных приборов, ста бутылок лучших вин, овощей, фруктов, живой рыбы, лучшей говядины и прочей снеди.
Николай был в прекрасном расположении духа, писал, читал, никого, кроме врачей, Бенкендорфа и не принимал. Но потом настроение его испортилось, ибо вина оказались плохими, судаки и лещи сонными, а не живыми, говядина – с душком. Пришлось за припасами гонять курьерские транспорты в Москву. Вслед за тем пошли к царю просители. Просьбы их чаще всего были противозаконны и нелепы. Потом Николай узнал, что местные грамотеи – коллежский секретарь Васильев, губернский секретарь Черноухов, коллежский регистратор Исаев и мещанин Пономарев – надоумили неграмотных земляков подавать на высочайшее имя прошения, беря с них за то немалую мзду. Оказалось также, что все эти господа нигде не служили, били баклуши и пьянствовали, за что государь повелел всех их отдать в солдаты, а просьбы оставить без внимания.
Поправившийся государь 5 сентября в 2 часа дня впервые вышел из дому и отправился на прогулку. Он осмотрел строящуюся на базарной площади Покровскую церковь, местную тюрьму и вернулся обратно. В ознаменование этого радостного события собравшиеся в Чембар со всего уезда дворяне и чиновники на следующий день отслужили благодарственный молебен и собрали 355 рублей для своих земляков-погорельцев из села Поляны. Николаю доложили и о молебне в его здравие, и о произведенном пожертвовании, и он дал погорельцам еще 500 рублей. Затем пригласил к себе местного протоиерея отца Василия Карского с причетником, чтобы отслужить благодарственный молебен по случаю своего выздоровления.
Облачившись, протоиерей начал службу, но когда должен был подключиться тенор-причетник, отец Василий вдруг услышал незнакомый бас. Протоиерей до того растерялся и оторопел, что забыл порядок службы и умолк. И тогда Николай, большой знаток не только военной службы, но и церковной, повел сам, а отец Василий и причетник, перед тем от волнения совсем лишившийся голоса, подтянули вслед за царем, и служба благополучно дошла до конца.
На другое утро, перед отъездом из Чембара, император принял предводителя дворянства, городничего, врача Цвернера, отца Василия, причетника, городского голову и исправника. Когда все они собрались в классе, который был превращен в рекреацию перед спальней государя, предводитель дворянства Яков Подладчиков наипочтительнейше попросил у государя позволения представить ему собравшихся для прощания дворян – первых людей города и уезда. Потом рассказывали, что, милостиво выслушав предводителя, Николай в ответ улыбнулся открыто и сердечно, и благородное чембарское дворянство столь же радостно заулыбалось, полагая великой милостью и честью для себя благорасположение государя.
И тогда предводитель, гордый и радостный, сказал: «Ваше императорское Величество! По случаю благополучного избавления Вашего императорского Величества от болезни, позвольте мне поздравить Ваше императорское Величество с исцелением от постигшего Вас недуга». И низко наклонил голову. В глубоком поклоне застыли и все присутствующие.
Затем предводитель добавил: «Позвольте, Ваше императорское величество, представить Вам верноподданных дворян Чембарского уезда». И только хотел представить первого из них, как Николай, все так же ласково улыбаясь, сказал: «Благодарю вас, но этого делать не следует, я и так прекрасно знаю всех этих господ». Радостное недоумение отразилось на лицах чембарцев: «Как! Государь знает каждого из нас! Вот что значит верная служба Отечеству!» Желая рассеять недоумение некоторых, а заодно подтвердить и только что сказанное, Николай произнес: «Перед отъездом к вам, господа, меня со всеми вами познакомил господин Гоголь». Никто, разумеется, не спросил: «А кто таков этот господин Гоголь?», но смекнули, что, по-видимому, это какой-нибудь новый статс-секретарь или же генерал-адъютант его величества.
И все же, прощаясь, государь поблагодарил их за гостеприимство и покой и пожаловал лекарю Цвернеру подарок ценой в 2000 рублей деньгами, а прочим – от 500 до 1000 рублей. Передав также на местную больницу и училище по 5000 рублей и на постройку храма 1000 рублей, государь сел в коляску и поехал дальше; а следом за ним потянулся длинный хвост колясок и дрожек тех, кто имел хоть малейшую причастность к этой истории.
В здании училища, где выздоравливал государь-император, была устроена домовая церковь «для отправления в оной во все торжественные и праздничные дни службы и молебствия о вожделенном здравии всемилостивейшего государя и всего августейшего дома». А училище перешло в каменный двухэтажный дом, пожертвованный в связи с этим купцом 1-й гильдии Хлюпиным.